Везде
The reproduction of social structure of the russian forces in military professional education
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The reproduction of social structure of the russian forces in military professional education
Annotation
PII
S013216250014043-0-1
DOI
10.31857/S013216250011053-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Ekaterina Karlova 
Affiliation: Military Educational and Scientific Centre of the Air Force N.E. Zhukovsky and Y.A. Gagarin Air Force Academy
Address: Russian Federation, Voronezh
Edition
Issue 2
Pages
81-91
Abstract

The social structure of the armed forces is being transformed in the direction of deepening the division of military labor, civil-military convergence, gender integration and professionalization of non-commissioned officers. These changes are reflected in the military professional education system as a social institution for the reproduction of the Army’s social structure. The article attempts to highlight the display of new trends of the transformation of the social structure of the armed forces by the military establishment. There are presented the results of content analysis of interviews with officials of the Ministry of defense of the Russian Federation on the problems of military professional education in Russia from 2009 to 2020. The authors reveal the intraprofessional differentiation of military professionals in terms of the labor content into unique military commanders and those who have a great similarity with civil engineers and other professionals. In the view of the military establishment, military education is still intended to reproduce the traditional social structure of the armed forces, developing in cadets commanding, moral and psychological qualities that are not available to civilian specialists. Civil universities are perceived by experts as a reserve source of training military personnel in times of crisis. The social request to integrate women into the military profession does not find a response in the military department, experts often support gender segregation in the army. Attempts to strengthen the professional status of sergeants, warrant officers and midshipmen by providing them with secondary vocational education rather contribute to the marginalization of this category of military personnel.

Keywords
social structure of the Armed Forces, military professional education, military profession, civil-military relations, content analysis
Received
26.02.2021
Date of publication
25.03.2021
Number of purchasers
6
Views
46
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Проблема изменения социальной структуры современной армии. С середины XX в. содержание военной профессии и внутренняя социальная структура вооруженных сил претерпевали трансформации, связанные с интенсивным научно-техническим развитием военного дела, расширением спектра сил и средств ведения вооруженной борьбы и демократизацией общества. Классическое содержание военной профессии, сформулированное С. Хантингтоном как организация, оснащение и обучение военной силы, планирование её деятельности, руководство её действиями в бою и вне его [Huntington, 1957: 7–18], с учетом научно-технического развития военного дела дополняется М. Яновицем инженерными компетенциями. Эталонным образом военного продолжает оставаться командир, патриот, непосредственный организатор и участник военных миссий, однако в социальной структуре армии увеличивается количество инженеров в погонах и гражданских специалистов [Janowitz, 1959: 30–33]. В начале 1990-х гг. на Западе фиксируется окончательный переход на контрактную систему комплектования, сокращение воинского контингента и «огражданивание» отдельных категорий военнослужащих, чьи навыки легко доступны на гражданском рынке труда [Heinecken, 2008].
2 Глубокое разделение воинского труда и сближение с гражданскими структурами при сохранении специфических военных компетенций отмечается и отечественными военными социологами [Бондаренко, 2002; Смелик, 2000]. В этих условиях повышается роль гражданских вузов и научно-педагогических кадров в подготовке специалистов для Вооруженных сил Российской Федерации (ВС РФ) [Чукин, 2018; Лурье, 2014]. В настоящее время взаимодействие армии с ведущими гражданскими образовательными организациями осуществляется в форме подготовки ими военных кадров по наукоёмким инженерным специальностям и обмена педагогическим опытом.
3 С ростом технической оснащенности армий, делающей воинский труд всё менее связанным с физическими возможностями человека, расширяется представленность женщин в вооруженных силах различных стран [Гербач, 2018; Woodruff, Kelty, 2017; Smith, Rosenstein, 2016]. Интеграция женщин в военную профессию, наряду с представленностью в армии различных слоев общества по признакам социально-экономического класса, политической принадлежности, географического региона, сексуальной ориентации, расы, возраста, языка и т.д., выступает важным индикатором демократизации общества, что способствует укреплению взаимопонимания армии и общества [Heinecken, 2006].
4 К тенденциям изменения социальной структуры вооруженных сил относится также профессионализация унтер-офицерского состава [Caforio, 2006], чья деятельность в высокотехнологичной армии требует продолжительной специальной подготовки. В ходе реформы министра обороны А.Э. Сердюкова в 2008–2012 гг. в ВС РФ была предпринята попытка создать новую категорию «профессиональных сержантов», которые должны были заменить офицеров, мичманов и прапорщиков на должностях младших командиров и техников [Леонцев, 2011; Капустин, 2017].
5 Одной из задач военной реформы 2008–2012 гг. было также приведение военного профессионального образования (далее ВПО) в соответствие с новой структурой и задачами ВС РФ. Однако в настоящее время почти нет комплексных исследований ВПО как социального института воспроизводства социальной структуры ВС РФ в новых социально-политических и экономических реалиях. Как изменился кадровый заказ военного ведомства на подготовку специалистов с учётом сближения содержания труда военных и гражданских специалистов, гендерной интеграции и профессионализации сержантов и прапорщиков? В какой форме эти тенденции проявляют себя, и насколько они принимаются или отвергаются военным истеблишментом? В данной статье предпринимается попытка ответа на эти вопросы – определения направлений модернизации ВПО как социального института воспроизводства социальной структуры ВС РФ сквозь призму представлений специалистов Министерства обороны РФ.
6 Данные и метод исследования. Эмпирическую базу исследования составили результаты контент-анализа интервью с должностными лицами Министерства обороны РФ в авторской передаче А. Ермолина «Военный совет» на радиостанции «Эхо Москвы» как альтернатива опросу экспертов в условиях ограниченной доступности высокостатусных респондентов. Эта передача стартовала в 2009 г. в период активизации информационной политики МО РФ, призванной обеспечить общественную поддержку военных реформ. Гостями передачи были главы департаментов, служб и управлений Министерства обороны (далее – МО) РФ, главнокомандующие видами ВС РФ, командующие войсками, начальники военных образовательных организаций, командиры крупных воинских соединений и объединений. К рамочным ограничениям этих данных относится специфика высказываний официальных лиц, работающих в системе с жесткой субординацией: выражение экспертами официальной позиции МО РФ, концентрация на положительном опыте и достижениях военного образования. В то же время ведущие радиопередачи артикулировали проблемные вопросы гражданско-военных отношений и добивались от гостей их обсуждения.
7 Всего для анализа были отобраны 261 интервью с 187 должностными лицами МО РФ, опубликованные в 2009–2020 гг., включая 65 интервью, целиком посвященных проблемам ВПО, и 196 интервью, в которых частично затрагивается данная тема. Единицей анализа являлись фрагменты интервью, содержащие законченную мысль, релевантную тематике исследования – цитаты размером от 20 до 200 слов (N=1800). Категории анализа кодировались как присутствующие или отсутствующие в единице анализа. Затем бинарные переменные, присутствующие в не менее 5% единиц анализа (18 из 72 категорий), были сгруппированы с применением иерархического кластерного анализа с использованием кластерного метода Варда и меры квадратного евклидова расстояния. В описании и интерпретации полученных результатов сочетались количественный и качественный подходы с включением в анализ редко встречаемых переменных, важных с содержательной точки зрения.
8 Визуальный анализ дендрограммы иерархической кластеризации позволил сгруппировать 18 наиболее часто встречающихся категорий контент-анализа в 5 кластеров, которые соответствуют темам, раскрывающим самые актуальные проблемы ВПО (табл. 1). Для проверки результатов иерархической кластеризации был проведен анализ с использованием метода k-средних, в результате которого переменные оказались в тех же кластерах, что и при иерархическом анализе.
9 Таблица 1 Кластеры и категории, закодированные в текстах интервью
10 Результаты исследования. В кластер «Военный профессионализм» выделены материалы, в которых экспертами обсуждаются профессионально важные качества военнослужащего, которые формируются в процессе обучения в военном вузе, а также перспективы профессионализации сержантов, мичманов и прапорщиков путем получения ими среднего профессионального образования (далее СПО) в военном вузе.
11 Несмотря на то что по количеству упоминаний инженерные компетенции превосходят командирские, в рассуждениях экспертов последние всё же имеют приоритетное значение. Искусство руководства подчиненным личным составом и комплекс таких морально-психологических качеств, как патриотизм, дисциплинированность, готовность к тяготам и лишениям военной службы, нематериальная мотивация, – составляют суть военной профессии в целом, объединяющей разные военно-учетные специальности: «В большей степени специфика инженерная, но все первичные должности, на которые распределяются наши выпускники, командные. Для того чтобы эксплуатировать сложную высокотехнологическую технику, необходимо инженерное образование. И мы своих курсантов готовим в первую очередь как инженеров, но при этом не забывая о том, что командир все-таки важнее, чем инженер» (первый зам. Нач. Военной академии войсковой противовоздушной обороны МО РФ, 2017 г.).
12 Значительно реже в интервью встречаются позиции экспертов, разделяющие типы военной карьеры на командный, инженерный, научный и другие профили, подобно М. Яновицу, выделявшему идеальные типы офицеров-менеджеров, героев и инженеров [Janowitz, 1971] и Г. Леви, разграничивающему три социальных слоя в израильской армии – герои боевых подразделений, синие и белые воротнички [Levy, 2008]. Так, командир соединения противоракетной обороны ВКС РФ подчеркивает инженерный профиль своей деятельности: «Да, мы все, конечно, военнослужащие, носим военную форму, заканчивали военные институты или училища. Мы умеем командовать, мы умеем ходить строевым шагом, петь строевые песни, но если сравнивать нас с другими военнослужащими, или другими войсками, мы больше инженеры. <…> У нас даже офицеры иногда шутят, что мы в руках чаще держим отвертку или какой-то прибор, чем автомат или пистолет».
13 По мнению экспертов, подготовка по инженерной специальности обязательна, но не достаточна для реализации полноценной войсковой карьеры. Без командно-методических навыков возможности карьерных траекторий ограничиваются исполнительскими должностями: «Если человек не живет по принципу «делай как я», то карьера офицера для него не сложится. Карьера научного сотрудника – может быть, карьера штабного офицера – может быть, но карьера офицера, который командует подразделением, она точно не сложится. Я знаю по своему опыту, потому что я прошел службу от командира взвода до командира бригады. И всегда жил по принципу «делай как я»: бежать впереди, стрелять впереди, по-другому не получится» (нач. Военной академии радиационной, химической и биологической защиты им. Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко, 2015 г.).
14 Как видно из табл. 2, чаще всего профессиональные качества выпускника упоминаются экспертами Воздушно-десантных войск, представители которых непосредственно связаны с деятельностью в экстремальной боевой обстановке и в наибольшей степени соответствуют традиционному героическому идеалу военной профессии. Эксперты отдельно выделенной категории тыловых специальностей, большинство которых составляют военные медики и физкультурники, значительно реже обсуждают качества выпускников, за исключением физической подготовки. Интересно, что из 7-ми интервью, заявленной темой которых являлось военно-медицинское образование, лишь одно содержало достаточно фрагментов, релевантных категориальному аппарату исследования. Узкопрофессиональная медицинская тематика в них преобладала над общевоенным содержанием, что косвенно подтверждает гипотезу о существовании дифференциации военных профессионалов по содержанию труда.
15 Таблица 2 Доля единиц анализа, в которых упоминаются качества выпускника, формируемые в военном вузе,% от количества единиц анализа по видам ВС/родам войск
16 Выпускники военных вузов в сержантском звании должны были, по замыслу военной реформы 2008–2012 гг., отвечать требованиям военной профессии: уметь организовывать боевые действия войск и управлять ими в повседневной деятельности, быть верными военной присяге, разделять патриотические ценности военной корпорации. Становление института профессиональных сержантов было самой популярной темой в интервью экспертов в 2009–2011 гг., но затем количество таких упоминаний резко снижается. Судя по высказываниям экспертов, деструктивное влияние на профессионализацию нового сержантского корпуса оказали ограниченность карьерных перспектив, отсутствие внятного социального статуса, престижа, высокий уровень текучести кадров и другие проблемы: «[Процесс подготовки профессиональных сержантов] непросто идёт. Наверное, потому что у нас в Вооружённых силах вообще с этой категорией, сержантов и прапорщиков, всё время происходят какие-то изменения, и эта категория не может никак устояться. Мы объявляли набор – 3500 сержантов должно было обучаться в наших военно-учебных заведениях. Из них, к сожалению, мы набрали чуть более 500» (зам. нач.Главного управления кадров МО РФ, 2010 г.).
17 С 2014 г. было принято решение вернуть воинские звания «мичман» и «прапорщик» (существовавшие в СССР с 1972 г. и практически ликвидированные в ходе реформы 2008–2012 гг.), а в 2015 г. на факультетах СПО военных вузов организована подготовка прапорщиков и мичманов. Эксперты оценивают конкурс на специальности СПО в 2–3 человека на место (для высшего образования – 3–6 человек на место). В интервью эксперты признаются, что на факультеты СПО поступают абитуриенты, которым не набрали достаточно баллов ЕГЭ для поступления на программы высшего образования: «Он понимает, может быть, что не дотягивает до училища, но служить он хочет, поэтому идет осмысленно в прапорщики. Мы даем возможность, даже если он отучился там определенное время, поступать в училище» (нач. инженерных войск ВС РФ, 2018 г.). Обучение прапорщиков и мичманов в военных вузах обострило их стремление к служебному росту, что не способствовало кристаллизации данной категории как устойчивой социально-профессиональной группы: «А что касается прапорщиков, конечно, им обидно. Поэтому они всеми силами стремятся стать офицерами <…> У них есть право получить преимущество стать офицерами. У нас таких примеров очень много, когда проучившись здесь у нас 2 года и 10 месяцев, через пару лет они получают высшее образование, и <…> становятся лейтенантами» (зам. командующего ВДВ по воздушно-десантной подготовке, 2018 г.).
18 В сообщениях, отнесенных к кластеру «Кадровый потенциал военного образования», экспертами обсуждается содержание профессионализма профессорско-преподавательского состава (далее ППС), участие гражданских вузов и академического сообщества в подготовке кадров для ВС РФ. Уровень квалификации ППС ВПО складывается из уровня научной квалификации и войскового опыта, частота упоминаний которых в анализируемых интервью примерно равна. Исключение составляют интервью представителей ВДВ, в которых практический опыт упоминается в 5 раз чаще научного. Зачастую эти два параметра профессионализма ППС противопоставляются: «Преподаватели, которые выполняли специальные задачи и награждены государственными наградами, смотрят уже по-другому на это, они не теорию тебе преподают, а непосредственно то, что применяли» (нач. Ярославского высшего военного училища противовоздушной обороны, 2018 г.).
19 Существует также обратная ситуация недостатка академических компетенций у войсковых офицеров при назначении их на соответствующую должность в военном вузе, отмечаемая отечественными и зарубежными учеными [Белошицкий, 2019; Johnson-Freese, 2013]. Один из экспертов «Военного совета» указывает на необходимость дополнительной педагогической подготовки войсковых офицеров: «Преподавательский состав – это, как правило, офицеры, имеющие достаточно богатый практический опыт службы на флоте. После прихода в академию они проходят профессиональную переподготовку, потому что офицер меняет свою деятельность. Одно дело быть командиром, другое дело – преподавать» (зам. Нач. Военного учебно-научного центра ВМФ «Военно-морская академия», 2015 г.).
20 Взаимодействие военной и гражданской высших школ ограничивается смежными научно-педагогическими областями при сохранении монополии военной корпорации на экспертное знание по узкой военной тематике. Эта позиция проявляется в требовании замещения должностей ППС военно-специальных дисциплин офицерами с войсковым опытом и неприятием выпускников гражданских вузов на офицерских должностях.
21 Военные кафедры и учебные военные центры при гражданских вузах используются как резервный источник кадров в кризисные периоды приостановки набора в военные вузы и массового увольнения офицеров: «Когда было тяжело с комплектованием, когда не хватало офицерского состава, когда его численность была 350 [тысяч], мы разработали закон и узаконили порядок приема на военную службу по контракту гражданских студентов, которые обучаются в учебных военных центрах» (нач. гл. управ. кадров Министерства обороны РФ, 2013 г.).
22 Эксперты из войск, испытывающие проблемы с комплектованием некоторых должностей, демонстрируют открытость выпускникам гражданских вузов: «У нас сложились теплые и дружеские отношения с руководством Росавиации, с руководством института гражданской авиации в Ульяновске. <…> Мы уже набрали порядка 80-ти человек с этих училищ, это Ульяновское училище и Санкт-Петербургская академия. У нас есть такие парни, которые закончив вот эти вот вузы, пришли к нам, и успешно осваивают, летают, довольны, нравится» (командующий Военно-транспортной авиацией, 2018 г.). Представители военных вузов более ревностно относятся к автономии офицерской корпорации, отдавая предпочтение кадрам, подготовленным в ведомственных вузах, где помимо инженерных компетенций курсантам прививаются морально-психологические и командирские качества: «Конечно, никакой учебно-военный центр полноценного офицера подготовить не сможет. Без армейской среды невозможно подготовить офицера в гражданском вузе. Можно подготовить инженера, можно подготовить специалиста, бакалавра, магистра, но только не офицера, командира, начальника» (нач. отд. воен. образ. Ракетных войск стратегического назначения, 2015 г.).
23 Социальный запрос на интеграцию женщин в военную профессию – один из самых актуальных в системе военного образования, о чем свидетельствует его артикуляция по просьбам радиослушателей в каждом интервью «Военного совета» с руководителями военных вузов. Большинство специальностей ВПО обладают гендерной эксклюзивностью: девушки составляют всего 2,4% общего контингента курсантов и учатся преимущественно по военно-гуманитарному, инженерно-техническому и медицинскому профилям.
24 Как видно из табл. 3, наибольшая концентрация женщин наблюдается в вузах тыловой направленности, меньше всего курсантов женского пола в Сухопутных войсках. Частота упоминания женщин в контексте военного образования примерно совпадает с представленностью женщин в том или ином виде ВС / роде войск. Повышенный спрос на женское военное образование порождает высокий конкурс в военные вузы, доходящий до 40 человек на место.
25 Таблица 3 Показатели упоминания женщин в интервью экспертов разных видов ВС/родов войск, %
26 В интервью большинства экспертов прослеживается идея о внутрипрофессиональной дифференциации по гендерному признаку, наличии определенной ниши в рамках военной профессии, которую женщины могут занимать в соответствии с психофизиологическими качествами и социальной ролью жены и матери: «Допустим, должности операторского профиля, может быть, будут более приемлемы для женщин, потому что у них более чёткая двигательная координация, точная координация внимания, сосредоточенность внимания. Некоторые физиологически заложенные особенности по определенным военно-учетным специальностям могут, в общем-то, дать определенный приоритет» (нач. Военного института физической культуры, 2013 г.).
27 Если сферы военной науки, образования и здравоохранения достаточно перспективны для женщин с точки зрения служебного роста, то в войсковой иерархии существуют формальные ограничения: «Командир роты, командир батальона, командир полка, командир бригады, начальник штаба бригады – таких должностей [для женщин] нет. Во-первых, они не предусмотрены комплектованием военнослужащими-женщинами. Есть перечень воинских должностей, в котором оговорено, где могут проходить службу женщины-военнослужащие» (нач. гл. управ. кадров Министерства обороны РФ, 2013 г.).
28 Положительных оценок удостаиваются уровень успеваемости, физической подготовки и целеустремленность курсантов-девушек. Вместе с тем, женщины почти не упоминаются в контексте профессионально важных для офицера морально-психологических качеств, им зачастую приписывается прагматичная служебная мотивация: «Все-таки те социальные льготы и те социальные гарантии, которые государство предлагает для военнослужащих сегодня, это, скажем так, наиболее востребовано у девушек на сегодняшний день. Все-таки выслуга лет, право на получение жилья, постоянная забота со стороны государства – это не слова, это на самом деле так» (зам. нач.Военной академии воздушно-космической обороны им. Г.К. Жукова, 2020 г.).
29 Другие стратификационные признаки курсантов, помимо гендерной принадлежности, редко упоминаются в интервью военных экспертов. Отдельные высказывания все же позволяют сделать вывод, что основными поставщиками военных кадров являются средние стратификационные группы, в то время как выходцы из высокодоходных социальных групп и социально неблагополучных слоев населения в меньшей степени ориентированы на военную службу: «Это настоящий, на мой взгляд, социальный лифт для парня, который решил сделать военную карьеру, который надеется в основном на себя, у которого нет каких-то сверхобеспеченных родителей, строящих всю его судьбу, а который рассчитывает на свои силы. Так сказать, человек, который делает себя сам» (нач. отдела военного образования Ракетных войск стратегического назначения, 2019 г.). Военные эксперты особенно выделяют также кандидатов, имеющих опыт военной социализации: суворовцев, нахимовцев, кадетов, детей военнослужащих и молодых людей, прошедших военную службу по призыву или по контракту, несмотря на отсутствие у них формальных преференций для поступления.
30 Категории из кластеров «Практическая направленность обучения» и «Традиции» не имеют прямого отношения к воспроизводству социальной структуры ВС РФ, однако иллюстрируют самобытность ВПО и силу консервативных установок военного истеблишмента в целом. Практическая направленность обучения выражается в тесной связи образовательного процесса с жизнью войск и реализуется стажировками, стрельбами, полевыми выходами. Она обусловлена требованием к выпускнику немедленно приступить к исполнению служебных обязанностей в боевой обстановке. Косвенно практическая составляющая обучения также служит средством инициации курсанта в профессиональное сообщество, формирования корпоративной сплоченности в полевых условиях: «…проведение войсковых стажировок и практик. Для чего они предназначены? Во-первых, выпускник должен понимать, где и как он будет проходить службу, как формируется офицерский коллектив, как осуществляется взаимодействие, какой уровень взаимовыручки и поддержки, чем всегда отличались офицеры в советской армии, в российской армии. Этим всегда наша армия отличалась, и это наши святые традиции» (нач. филиала Военной академии РВСН им. Петра Великого, 2019 г.).
31 Ясность предназначения выпускников военных вузов часто противопоставляется экспертами неопределённому будущему гражданских специалистов. В условиях, когда в стране социальной нормой стало неиспользование выпускниками российских образовательных организаций в профессиональной деятельности полученных знаний и навыков [Malinovskiy, 2019], гарантированное распределение лейтенантов становится конкурентным преимуществом ВПО: «Они все 100% трудоустроены, такого не может быть, чтобы, например, человек остался без места службы» (зам. нач. Военной академии воздушно-космической обороны им. Г.К. Жукова, 2020 г.).
32 Заключение. Усложнение вооружения и военной техники, совершенствование военного искусства привели к углублению разделения воинского труда, дифференциации офицерского корпуса на класс офицеров, обладающих боевыми и командирскими компетенциями и класс офицеров-администраторов, инженеров, педагогов и других специалистов, чьи компетенции не уникальны для военной сферы и доступны для освоения гражданским специалистам. Однако в представлении отечественного военного истеблишмента военное образование призвано воспроизводить традиционную социальную структуру вооруженных сил, в которой разграничение командирских и инженерных компетенций военных специалистов носит условный характер. Выпускники гражданских вузов занимают менее устойчивые позиции в военной иерархии, поскольку уступают курсантам в развитии командирских и морально-психологических качеств.
33 Судя по результатам контент-анализа, репрезентативность различных социальных слоев и групп в ВС РФ, за исключением женщин, не является актуальной проблемой российских гражданско-военных отношений. Высокий спрос со стороны гражданского общества на женское ВПО пока не находит отклика в военном ведомстве: гендерная интеграция в военную профессию ограничивается небольшими наборами в военные вузы по узкому списку военно-учетных специальностей.
34 Укрепление профессионального статуса сержантов, прапорщиков и мичманов в России происходит путем получения профессионального военного образования. Вместе с тем, сокращение образовательной дистанции способствовало маргинализации прапорщиков, мичманов и обострило их стремление аттестоваться в офицерский состав.
35 В течение XX – начала XXI вв. военная профессия прошла путь от относительной социальной замкнутости к социальной репрезентативности, увеличению интенсивности социальной мобильности между армией и гражданским обществом. В то же время уникальность военной организации, заключающаяся в ведении боевых действий и подготовке к ним, обуславливает выдвижение на лидирующие позиции военной иерархии физически подготовленных и преданных воинскому догу мужчин-командиров, имеющих опыт продолжительной воинской социализации в системе военного профессионального образования. Консервативные позиции, которые демонстрируют военные эксперты, свидетельствуют об их стремлении сохранить в российской армии автономию от гражданского общества и монополию на военно-специальное знание.

References

1. Beloshitsky A.V., Karlova E. N. (2019) Training of scientific and pedagogical personnel in higher military schools: social factors of effectiveness. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: problemy vysshego obrazovaniya [Bulletin of the Voronezh State University. Series: problems of higher education]. No. 3: 23–27. (In Russ.)

2. Bondarenko V. F. (2002) Specialization and diversification within the military organization. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological studies]. No. 12: 73–76. (In Russ.)

3. Caforio G. (2006) Trends and Evolution in the Military Profession. In: Caforio G. (ed) Social sciences and the military: An Interdisciplinary Overview. New York: Routledge: 181–196.

4. Chukin S.G. (2018) Military education as a socio-cultural institute. Uchonye zapiski universiteta imeni P. F. Lesgafta [Scientific notes of University named after P. F. Lesgaft]. No. 9: 296–303. (In Russ.)

5. Gerbach Zh.V. (2018) Institutionalization of female military personnel in the modern Russian army. Problemy sociologii [Problems of sociology]. No. 1: 179–183. (In Russ.)

6. Heinecken L. (2008) Discontent Within the Ranks?: Officers' Attitudes Toward Military Employment and Representation – A Four-Country Comparative Study. Armed Forces and Society. Vol. 3: 477–500.

7. Heinecken L., Soeters J. (2018) Managing Diversity: From Exclusion to Inclusion and Valuing Difference. In: Caforio G., Niciari M. (eds) Handbook of the Sociology of the Military. Handbooks of Sociology and Social Research. Cham: Springer: 327–339.

8. Huntington S.P. (1957) The soldier and the state: the theory and politics of civil-military relations. Cambrige: The Balknap Press of Harvard University Press.

9. Janowitz M. (1959) Sociology and the military establishment. New York: Russell Sage Foundation.

10. Janowitz M. (1964) The Professional Soldier: A Social and Political Portrait. New York: Free Press.

11. Johnson-Freese J. (2013) Educating America’s Military. London: Routledge, 2013.

12. Kapustin V.V. (2017) Social design of training of sergeants in the system of military secondary special education. In: Peven’ L.V. (ed) Military-sociological research: contemporary approaches and concepts: monograph. Moscow: Military University: 139–149. (In Russ.)

13. Leontiev G.V. (2011) On the training of sergeants in secondary vocational education programs. Voennaya mysl’ [Military thought]. No. 10: 54–61. (In Russ.)

14. Levy G., Sasson-Levy O. (2008) Militarized Socialization, Military Service, and Class Reproduction: The Experiences of Israeli Soldiers. Sociological Perspectives. Vol. 51(2): 349–374.

15. Lurie L.I. (2014) Mutual enrichment of civil and military education in the process of innovation. Pedagogicheskoe obrazovanie i nauka [Pedagogical education and science]. No. 4: 66–70. (In Russ.)

16. Malinovskiy S., Shibanova E. (2019) Higher Education in Russia: Highly Available, Less Accessible. International Briefs for Higher Education Leaders. Issue 8. Washington: Center for Internationalization and Global Engagement (CIGE): 20–22.

17. Smelik R.G. (2000) Character and content of military labor. Builleten’ Omskogo universiteta [Bulletin of Omsk University]. No. 2: 107–111. (In Russ.)

18. Smith D.G., Rosenstein Judith E. (2017) Gender and the Military Profession: Early Career Influences, Attitudes, and Intentions. Armed Forces and Society. Vol. 43 (2): 260–279.

19. Woodruff Т., Kelty R. (2017) Gender and Deployment Effects on Pro-Organizational Behaviors of U.S. Soldiers. Armed Forces and Society. Vol. 43 (2): 280–299.

Comments

No posts found

Write a review
Translate