Везде
Publications about N.V. Gogol in Russian scientific periodicals 2010–2014: review of the main topics and issues
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Publications about N.V. Gogol in Russian scientific periodicals 2010–2014: review of the main topics and issues
Annotation
PII
S241377150009349-6-1
DOI
10.31857/S241377150009349-6
Publication type
Review
Status
Published
Authors
Oxana Gavrilchenko 
Occupation: Senior researcher
Affiliation: A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences
Address: 25a Povarskaya st., Moscow, 121069
Edition
Volume 79 Issue 6
Pages
83-104
Abstract

The annotated bibliographic review of publications about Nikolay V. Gogol in Russian scientific periodicals covers five years — 2010–2014. Quantitative analysis of more than 500 works was carried out, with their problems considered and systematized. The frequency of researchers turning to certain issues of Gogol studies has been established. This indicator determines the selection of areas of scientific research presented in the review. Thus, along with the traditional attention to different aspects of Gogol’s artistic world, sсholars are interested in the problem of literary interactions and continuity: a significant part of the publications is devoted to the reception of the writer’s work in Russian and European literature, the identification of traditions he learned, the search for typological connections between the works by Gogol and other authors. In addition, the review focuses on translation issues of the creative heritage of the classic, musical, stage and cinematic interpretations of Gogol’s works.

Keywords
N.V. Gogol, scientific periodicals, poetics, problems, reception, translation, review
Received
21.04.2020
Date of publication
25.12.2020
Number of purchasers
15
Views
2408
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 В центре предлагаемого обзора — статьи о Н.В. Гоголе, появившиеся в 2010–2014 гг. на страницах российских научных периодических изданий. Мы намеренно обратились к послеюбилейному периоду, понимая, что любой юбилейный год вызывает всплеск интереса к личности и творчеству писателя, и ставя целью определить, насколько устойчив в отечественном литературоведении этот интерес и каковы направления исследовательского поиска.
2 Выборка составила более 540 работ, размещенных в научных электронных библиотеках eLIBRARY.RU и «КиберЛенинка». Мы исходили из того, что в настоящее время eLIBRARY.RU — крупнейший в нашей стране информационно-аналитический портал, интегрированный с Российским индексом научного цитирования и содержащий сведения об основном массиве публикаций в отечественных научных журналах. Иными словами, мы полагали, что этот электронный ресурс позволит нам довольно точно представить картину того, какое отражение проблемы современного гоголеведения получили в научной периодике. «КиберЛенинка» использовалась как один из источников полных текстов аннотируемых работ.
3 Думается, именно журнальные статьи являются своеобразным индикатором состояния науки. В них отражаются как традиционные, так и новые аспекты исследований в той или иной области научного знания, притом последние — очевидно, раньше, чем в других печатных формах (монографиях, коллективных трудах). Этим объясняется сознательное ограничение нашей выборки периодическими изданиями. В то же время мы понимаем, что обширный объем материалов, связанных с изучением гоголевского наследия, введен и в иных видах научных публикаций.
4 На основе количественного анализа выборки был выявлен круг тем и проблем, затрагиваемых в работах 2010–2014 гг., установлено, какие произведения писателя чаще всего привлекают внимание ученых. В обзоре рассмотрены статьи, посвященные вопросам поэтики и проблематики сочинений Гоголя, связи его творчества с русской и зарубежной литературой предшествующих и последующих эпох, проблемам перевода и интерпретации художественного наследия классика в разных видах искусства. Определяя, с какими направлениями и аспектами гоголеведческих исследований познакомить читателя, мы пользовались количественным критерием — учитывали частотность публикаций на ту или иную тему. В обзоре представлены работы как известных, так и молодых ученых. При сохранении некоей субъективности в отборе статей мы намеренно избегаем оценочных суждений в их аннотировании, предоставляя читателю возможность делать собственные выводы.
5 Поэтика и проблематика творчества Н.В. Гоголя
6 Как и можно было ожидать, наибольшее количество публикаций посвящено разным аспектам анализа произведений Гоголя. Проблематика, жанровая специфика, средства и приемы создания комического и своеобразие гоголевского смеха, типы героев, принципы символизации изображаемого, стратегии повествования, формы выражения авторского сознания, отношения между автором и читателем, мотивы, художественное пространство и время, характер фантастического, способы создания образов, деталь в художественном мире Гоголя, особенности языка и стиля писателя, авторская концепция личности — таков далеко не полный перечень вопросов, к которым обращаются исследователи гоголевского творчества. Осознавая невозможность рассмотрения всех перечисленных аспектов, остановимся лишь на некоторых из них.
7 В работе о гоголевской концепции смеха Ю.В. Манн раскрывает эволюцию комизма у писателя, связывая ее не только с усилением «проницающей силы» комического — от смеха «даром, напрасно...» к изображению того, что «действительно достойно осмеяния» (цит. по: [1, с. 636]), но и с понятиями силы и бессилия. В основе творческого акта, отмечает ученый, нередко лежит «стимул преодоления негативной эмоции» [1, с. 639]. В гоголевском творчестве это страх — «экзистенциальный» [1, с. 640], имеющий неконкретный характер, и смех оказывается одним из способов сопротивления ему. Однако «смех действует не всегда», а преодоление страха иными путями проблематично [1, с. 641]. Эволюция комизма неизбежно сопровождается у Гоголя ростом «мучительных сомнений в силе своего художественного слова» [1, с. 641].
8 С. Елушич гоголевское понимание комического рассматривает в соотношении с представлением о смехе в русской богословской традиции. Для писателя смех включен в «христианский моральный кодекс» [2, с. 61], «функцией комического текста в некотором роде является христиански понятый катарсис», однако намерения автора не совпадают с «семантической интенцией текста» [2, с. 64]. Читатель воспринимает гоголевский смех в антропологическом, а не в теологическом смысле. Противоречия между христианскими убеждениями, согласно которым «не должно смеяться — только плакать» о тех, кто проводит жизнь «в творении грехов», и мастерством комедиографа (благодаря которому интенция текста не зависит от внешних, не связанных с художественной практикой законов) становятся источником внутреннего конфликта у Гоголя [2, с. 64].
9 Особенности функционирования «смехового слова» в пространстве комедий писателя изучает С.А. Дубровская. Опираясь на концептуальные положения М.М. Бахтина о природе гоголевского смеха, исследователь показывает, что пьесы «Ревизор» и «Женитьба» пронизывает карнавальная стихия [3]. Так актуализируется связь драматургии Гоголя с народной смеховой культурой.
10 Одно из направлений, разрабатываемых в публикациях 2010–2014 гг.,— анализ мотивной структуры отдельных произведений классика и динамики мотивов в его творчестве.
11 Так, М.В. Трухина прослеживает развитие мотивов гармонии и разлада в циклах «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород» и в «петербургских» повестях. Сравнивая пейзажные зарисовки, автор работы констатирует постепенную утрату гармонии гоголевским миром и усиление в нем разлада между мечтой и действительностью [4]. Если в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» роскошные пейзажи поражают своей гармоничностью, то в «Миргороде» прекрасная природа остается «достоянием прошлого» [4, с. 145]. В повестях, относимых к петербургскому циклу, гармония целиком переносится в мир мечты. Причем соприкосновение этого мира с действительным порождает хаос, а зачастую оказывается и гибельным для героев.
12 Гоголевский мотив движения как воплощение христианского пути к истине и постижению смысла жизни человека и общества, как «процесс поиска и утверждения “национальной идеи”» рассматривает В.Г. Одиноков [5, с. 162]. Апофеоз этой идеи образно запечатлен в поэме «Мертвые души», но зарождается она уже в раннем творчестве Гоголя, в некоторой степени — под влиянием пушкинского стихотворения «Телега жизни», полагает ученый [5, с. 162]. Своеобразными «верстовыми столбами» этого движения оказываются повести петербургского цикла [5, с. 163].
13 Т.П. Баталова, обращаясь к мотиву шинели, понимаемой как «обобщённый образ партикулярного платья» [6, с. 125], видит в нем «скрепу», объединяющую гоголевские «петербургские» повести в неавторский цикл.
14 Традиционен интерес исследователей к петербургскому тексту в творчестве Гоголя. Ю.В. Манн говорит о сложной природе образа Петербурга, об отражении в нем личных впечатлений и опыта писателя [7]. Описывая чувства молодого Гоголя, впервые оказавшегося в столице, и объясняя причины постигшего его вскоре разочарования, ученый показывает, как эти переживания художественно воплотились в гоголевских произведениях. Концепт «Петербург» как одну из значимых констант петербургского текста изучает Н.Г. Сичинава [8]. Используя метод семантико-когнитивного анализа, автор обращается к объективирующим этот концепт языковым единицам — номинациям реалий петербургской жизни, среди которых топонимы, наименования государственных учреждений, видов жилищ, предметов интерьера, названия средств передвижения, пищи, описание внешности и одежды петербуржцев, климатических условий и пр. Т.Н. Рябиничева, анализируя предикативные конструкции с лексемой «улица» и выявляя характерные черты, присущие улицам города, рассматривает особенности художественного пространства Петербурга [9]. Причудливые изменения хронотопа в «Невском проспекте», превращающие мир повести в «заколдованную реальность», описывает Т.А. Волоконская [10, с. 48]. Метаморфозы пространства и времени создаются в основном стилистически, то есть неотделимы от сознания субъекта, «которому то или иное в окружающем его мире покажется необыкновенным или даже противоестественным» [10, с. 49]. Таким образом, на Невском проспекте как бы сосуществуют «разные Невские, каждый из которых, можно сказать, прописан в сознании того или иного персонажа повести, подверженного демоническому влиянию Хаоса» [10, с. 49].
15 Пространственно-временные характеристики гоголевского художественного мира обращают на себя внимание исследователей и вне связи с петербургским текстом. Функции пространственных образов в поэме «Ганц Кюхельгартен» и в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», а также идиллический хронотоп первого гоголевского цикла изучает К.К. Джафарова, показывая, в частности, как эволюция гоголевских топонимов отражает изменение авторского мировоззрения [11]. Через оппозицию реального и ирреального пространства своеобразие индивидуально-авторской картины мира в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» определяют Е.В. Черкашина и И.И. Чумак-Жунь [12]. По мнению авторов публикации, в раннем творчества Гоголя эта оппозиция оказывается вписанной в другую — «наше — ваше» (пространство), где под первым понимается пространство хутора близ Диканьки, а под вторым — Петербурга. Таким образом, отмечают исследователи, можно «предположить “украинизацию” иррационального пространства», наделение его чертами, характерными для украинской национальной картины мира [12, с. 20]. Представлены в работе и составляющие модели иррационального пространства в цикле: собственно инфернальное пространство, граница между реальным и ирреальным мирами, «замкнутое» (дом) и открытое пространства.
16 Образ автора, отношения автора с читателями и формы его присутствия в тексте, субъектная организация повествования тоже оказываются в спектре исследовательского внимания в 2010–2014 гг. Читатель как адресат автора и персонаж его мышления рассматривается В.Ш. Кривоносом в статье о поэме «Мертвые души» [13]. По словам ученого, читатель, являясь речевым порождением автора, становится для него «воображаемым другим» [13, с. 114], актуализирующим «возможное отношение к пишущемуся произведению» [13, с. 112]. При этом его голос, подобно авторскому, имеет множество модификаций в поэме — в соответствии с метаповествовательными ситуациями, в которых он участвует [13, с. 116]. Т.М. Ковалева выделяет в творчестве Гоголя две разнонаправленные, но дополняющие друг друга коммуникативные стратегии, в той или иной степени связанные с «рефлексией границ художественного текста» [14, с. 83]. Магистральной оказывается стратегия автокомментирования, то есть «дописывания “неидеального” текста до состояния, при котором текст будет определять реальную действительность» [14, с. 84]. Ей противостоит «дискредитирующая стратегия автора» (или «ирония текста»), которая должна «возвращать читателя к подлинной реальности, напоминая ему, что предмет его переживаний — вымысел» [14, с. 83]. Авторский выбор колеблется между стремлением преодолеть художественность и желанием «остаться в рамках художественного дискурса» [14, с. 83], между попытками сблизить горизонты ожидания автора и читателя и осознанием невозможности создания текста, избавленного «от хаотической и разрушающей активности читателя» [14, с. 84]. В качестве альтернативного варианта в художественной системе Гоголя, по мнению Т.М. Ковалевой, выступает «императивное творение реальности, которое выразилось в стратегии эксплицитного конструирования своего идеального читателя в поздних текстах» [14, с. 84]. Многообразие форм выражения авторского сознания в гоголевской драматургии (на материале комедий «Ревизор», «Женитьба», «Игроки») исследуется в работах У.А. Копенкиной (см., например: [15]).
17 Чаще всего объектом научного интереса гоголеведов в 2010–2014 гг. становятся «Мертвые души» (в абсолютном большинстве случаев — более 60 публикаций), «Шинель», «Ревизор», «Выбранные места из переписки с друзьями», «Портрет», цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «петербургские» повести как художественное целое1.
1. Мы указываем здесь только те произведения, которые рассматриваются более чем в 10 работах, и располагаем названия в порядке убывания количества посвященных им статей.
18 Обращаясь к поэме «Мертвые души», исследователи рассматривают ее в контексте русской, европейской и украинской литературы, анализируют образную систему, языковые особенности и символический подтекст произведения, ставят вопрос о его жанровой специфике, выясняют место «Повести о капитане Копейкине» в его структуре, определяют роль поэмы в духовной эволюции писателя, изучают отзывы критики и даже оценивают «бизнес-операцию» Чичикова с экономической точки зрения.
19 Н.Л. Виноградская устанавливает реалию, упомянутую в одной из ранних рукописных редакций (1836–1839 гг.) «Мертвых душ»,— «Музей древностей» П.П. Свиньина — и размышляет о том, какое художественное воплощение она получила в поэме, несмотря на исключение из текста отсылки к ней [16].
20 Отношению писателя к эпохе 1812 г., восприятию личности Наполеона в России, в том числе мифологизации его образа, а также связи гоголевской поэмы с событиями Отечественной войны посвящена статья В.М. Гуминского [17]. Особое внимание уделяется соотношению образов Манилова и Александра I.
21 Анализируя «Шинель», ученые обращаются к образу Башмачкина (и шире — чиновника-переписчика), к жанровому своеобразию повести, ее литературному контексту, связям с зарубежной и современной русской литературой, сценическим и кинематографическим интерпретациям.
22 Сербский исследователь Б. Вранеш трактует «Шинель» как травести «Золушки» Ш. Перро, соотнося сказочную схему с элементами сюжета произведения [18]. Автор работы показывает, в чем состоит структурное сходство гоголевской повести и «Золушки», находит в «Шинели» «скрытые повествовательные аллюзии» [18, с. 113] и традиционные для сказки типы героев (в частности, портной Петрович соотносится с типом сказочного помощника). В то же время его внимание привлекают и «отклонения» от сказочного сюжета. «Похоже, рассказчик,— замечает Б. Вранеш,— “срывает маску” сказочного мира, тонко обнажая за ней первоначально искаженный реальный мир и быт» [18, с. 121].
23 Интерес к гоголевской драматургии сосредоточивается вокруг комедии «Ревизор». Причем и в этом случае круг вопросов вполне традиционен: герои, способы создания характеров, мотивы, связь с произведениями русской и зарубежной литературы, сценические воплощения пьесы.
24 Гораздо реже в поле зрения исследователей оказываются другие драматические сочинения Гоголя: единичные статьи посвящены комедиям «Женитьба» и «Игроки», незавершенным пьесам «Владимир 3-й степени» и «Альфред». Так, Н.В. Нечипоренко выявляет связь гоголевской драматургии с предромантической традицией, прослеживая влияние поэтики жанра лирической трагедии на пьесу «Альфред» [19] и развитие предромантических мотивов сюрприза и подделки в «Игроках» и «Владимире 3-й степени». Е.Г. Падерина, анализируя соотношение карточной и плутовской интриги в многослойном действии комедии «Игроки», приходит к выводу о том, что специфическая роль первой заключается в «мистифицировании зрителя»: представая в качестве основного событийного ряда, карточная игра «отвлекает внимание зрителя... от формирующих действительную развязку действий персонажей, то есть от других уровней интриги» [20, с. 96]. Традиционное и потому нетипичное для Гоголя название, с одной стороны, точно передает содержательную структуру пьесы, а с другой — концентрирует ее «смысловое целое» — образ «игры-жизни» [20, с. 98].
25 В изучении «Выбранных мест из переписки с друзьями» в 2010–2014 гг. наметилось несколько направлений: рассмотрение поздней прозы писателя в контексте русской консервативной журналистики 1841–1846 гг. (работы Е.В. Сартакова; см., например, [21]); анализ разных аспектов проблематики книги (в том числе поиск связи гоголевской антропологии с философской традицией; см. статьи О.Е. Незовибатько, в частности, [22]); исследование жанровой природы и композиционного своеобразия произведения; восприятие «Выбранных мест...» критикой и др. И.Л. Волгин размышляет об авторских стратегиях в книге Гоголя, дневнике Л.Н. Толстого и «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского [23]. Отмечая, что все три классика пытаются установить «новое соотношение между искусством и действительностью» — «воссоединить течение обыденной жизни с ее идеальным смыслом, сделать этот смысл мировой поведенческой нормой» [23, с. 108], ученый ставит вопрос: в чем секрет успеха «Дневника писателя» и неуспеха «Выбранных мест...»? Ответ, по его мнению, имеет отношение к области поэтики: «категоричность и завершенность» гоголевского слова, «уверенность в обладании абсолютной истиной» вызывают недоверие читателей [23, с. 113].
26 К непосредственно связанной с «Выбранными местами...» Гоголя исследователи в 2010–2014 гг. обращаются значительно реже. Среди работ об этом автобиографическом тексте назовем статьи Ю.В. Балакшиной, в которых рассматриваются этическая антиномия «смирение — благородство» как одна из ключевых для самосознания писателя и концепция «просвещения», воплотившаяся в его произведении (см, в частности, [24]).
27 Н.В. Гоголь и русская литература
28 Почти пятая часть публикаций (более 100 статей) посвящена рецепции творчества Гоголя в русской литературе XIX–XXI вв., выявлению художественных традиций, воспринятых классиком, и обнаружению типологического сходства между его сочинениями и текстами других авторов.
29 Особенно часто в центре внимания исследователей оказываются творческие связи Гоголя и Достоевского (16 статей в нашей выборке). Интерес к этой проблеме закономерен, его истоки в русской критике 40-х гг. XIX в., впервые соединившей имена начинающего литератора и его знаменитого предшественника. С той поры вопрос о гоголевской традиции в художественном наследии Достоевского и одновременно о полемике с ней поднимался в литературоведении неоднократно. В работах 2010–2014 гг. среди произведений Достоевского, созданных в творческом диалоге с Гоголем, традиционно упоминаются «Бедные люди» (и в ряде случаев — «Двойник»), соотносимые с повестью «Шинель». Анализируя сюжет дебютного романа писателя и особенности творческого переосмысления в нем сочинений Пушкина и Гоголя, авторы приходят к выводу о торжестве «гоголевского измерения» [25, с. 85], о продолжении традиций гоголевских «петербургских» повестей (см., например, [26]). По мнению А.А. Казакова, «о принципиальном разрыве Достоевского с Гоголем мы говорить не можем, ученичество у великого предшественника продолжается дальше и, может быть, даже усиливается» [25, с. 86]. Но это ученичество видится автору не в общности тем, мотивов или образов — «гоголевское измерение» рассматривается в контексте отношений Я и Другого, а роман «Бедные люди» воспринимается как отправная точка в истории формирования диалогического мира Достоевского.
30 Гоголевский дискурс обнаруживается и в других сочинениях писателя. Так, Н.А. Нестюричёва, отталкиваясь от традиции соотнесения образов Гоголя и Фомы Опискина (в частности, в работе Ю.Н. Тынянова «Гоголь и Достоевский. К теории пародии»), расширяет пародийный потенциал произведения, находя намёки на фигуру Гоголя и на содержание его книги «Выбранные места из переписки с друзьями» и в других персонажах, а также в речевой манере рассказчика [27]. В статье о реминисцентном поле повести «Село Степанчиково и его обитатели» автор приводит примеры отсылок к гоголевскому «Ревизору» [28]. Отголоски этой комедии ощутимы, как полагает О.К. Ваганова, и в романе Достоевского «Бесы» [29].
31 В ряде публикаций устанавливаются соответствия между «Записками из Мертвого дома», с одной стороны, и гоголевскими «Записками сумасшедшего», «Мертвыми душами» — с другой.
32 Обращаясь к проблеме комического, исследователи анализируют языковые средства его создания у двух писателей, выясняют, кто является носителем комического в их произведениях — автор, рассказчик или герои, описывают эволюцию взглядов Достоевского, в начале пути оказавшегося под мощным воздействием гоголевского смеха, порой высказывая довольно спорные суждения. Так, в работе о природе смеха в русской литературе «широте» героев Достоевского и его способности заглянуть «в бездны человеческого духа» [30, с. 8] противопоставлена карикатурность персонажей Гоголя, не сумевшего преодолеть односторонность сатирического изображения [30, с. 9].
33 Поиск «схождений» в творчестве Гоголя и других русских писателей XIX в. гораздо реже привлекает внимание исследователей. Больше всего работ (по шесть статей) посвящено литературным связям Гоголя и Пушкина, Гоголя и Чехова, Гоголя и Набокова.
34 Ю.В. Манн рассматривает один из эпизодов творческой биографии писателя — трактовку им пушкинского стихотворения «С Гомером долго ты беседовал один...» как «оды императору Николаю» [31]. По словам ученого, «переадресовка» Гоголем произведения могла быть вызвана тем, что он не знал двух последних строф и воспринимал известный ему текст как завершенное целое. Черновая редакция письма «О лиризме наших поэтов» содержит «обширное рассуждение» о стихотворении (затем исключенное Гоголем), где «тема любви и всепрощения со стороны монарха достигает наивысшей степени» [31], а сам образ императора едва ли не сакрализуется.
35 Об особенностях употребления слов «прелесть» и «просвещение» Пушкиным и Гоголем пишет В.А. Воропаев [32]. Исследователь показывает, что писатели расходятся в понимании «прелести»: Пушкин, как и Лермонтов, использует это слово в светском значении, забывая о его отрицательных коннотациях в церковнославянском языке, в то время как гоголевское словоупотребление соответствует христианской традиции. «Просвещение» же толкуется обоими классиками сходным образом.
36 В связи с гоголевскими «Мертвыми душами» и «Портретом» упоминаются «Пиковая дама» и стихотворение «Демон» (первоначальное название — «Мой демон») Пушкина. В работе В.Ш. Кривоноса говорится о пародировании в «Мертвых душах» пушкинского стиля: «...в пародийном освещении предстают у Гоголя не только отдельные описания, но сюжет и образы пушкинской повести, а Чичиков оказывается пародийным дублером пушкинского героя, подчеркнуто лишенным романтического ореола...» [33, с. 52]. Такой подход позволяет автору прояснить и некоторые аспекты проблематики поэмы Гоголя. Н.М. Фортунатов, обращаясь к повести «Портрет», не только напоминает читателям о прямой связи образа Чарткова со стихотворением «Демон», утвержденной самим писателем [34, с. 58], но и обнаруживает во второй редакции гоголевского произведения повторение сюжетного мотива и структуры отдельного фрагмента «Пиковой дамы» [34, с. 59].
37 Языковое воплощение образа итальянки в творчестве Пушкина и Гоголя стало темой статьи Е.В. Вранчан. Автор приходит к выводу об условности созданных образов и их включенности в традиционный итальянский сюжет карнавала. Но если в пушкинском портрете венецианки присутствует «некая имитация жизненной конкретности», связанная с историей увлечения поэта Амалией Ризнич, то гоголевский отличает «полное расподобление с реальностью»: в его Аннунциате нет черт реальной римской женщины [35, с. 44].
38 В публикациях о Гоголе и Чехове исследователи обращаются и к прозе, и к драматургии писателей, затрагивая разные вопросы — от степени гоголевского «присутствия» в художественном сознании «младшего классика» до семантико-стилистического анализа пейзажа в их произведениях.
39 В.И. Чудинова кратко передает историю изучения проблемы влияния Гоголя на Чехова и предлагает собственные наблюдения, убедительно доказывающие, что «гоголевское в чеховском мире» существует не в виде случайных совпадений, а прослеживается на всем протяжении творчества [36, с. 43].
40 В статье А.С. Донченко анализируются антропонимы в пьесах «Ревизор» и «Женитьба» Гоголя и в «малой драматургии» («О вреде табака», «Медведь», «Предложение» и др.) Чехова. По мнению автора, используемые драматургами имена собственные не нейтральны: их выбор и структура обусловливают характер и поведение героев, усиливают комический эффект либо подчеркивают социальный статус персонажей [37, с. 24].
41 В.Г. Одиноков устанавливает, как соотносятся гоголевский образ «птицы-тройки» и чеховский — «птицы чайки», связанные с вектором духовного движения России. Исследователь анализирует их поэтическую структуру, определяет этапы формирования и развития символического образа «тройки», впервые появившегося у Гоголя на страницах повести «Записки сумасшедшего» [38].
42 С.Ю. Николаева, отталкиваясь от сложившейся традиции интерпретации повести «Степь» и ее связи с «Мертвыми душами», выделяет доминанту в системе многочисленных соответствий гоголевского и чеховского текстов. По ее убеждению, точкой отсчета, которую использовал Чехов, выстраивая свой полемический отклик на размышления Гоголя, является художественная антропология поэмы — концепция главного героя, особенности его типизации и способы характеристики, структура биографического сюжета [39, с. 71]. Автор публикации проводит параллель между образами Чичикова и Егорушки, сопоставляя историю поездки обоих персонажей из дома в большой город ради ученья в гимназии, и поясняет смысл чеховской полемики с Гоголем.
43 Влияние гоголевского романтического пейзажа в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» на стилистику чеховских описаний природы (в повести «В овраге» и рассказе «Студент») анализирует А.И. Парфенов [40]. Автора интересуют прежде всего «субъективные» пейзажи писателей.
44 Проблема восприятия творчества и личности Гоголя В.В. Набоковым рассматривается преимущественно на материале созданного им жизнеописания классика («Николай Гоголь»). Внимание исследователей привлекают жанрово-композиционные особенности, образность набоковского сочинения, его интертекстуальные связи с произведениями Л. Кэрролла, Л. Стерна, Ф. Рабле, отсылки к «Запискам сумасшедшего» (см., например, обстоятельную работу К.А. Волкова: [41]). Рецепции книги Набокова в отечественной и зарубежной критике посвящена статья А.В. Стехова, материалом для которой послужили рецензии представителей русской эмиграции, американских и отечественных критиков [42].
45 Гоголевская традиция в прозе и драматургии М.А. Булгакова — традиционная тема в отечественном литературоведении. Затрагивается она и в статьях 2010–2014 гг. Т.Ю. Малкова рассматривает влияние гоголевских образов на демонологическую линию романа «Мастер и Маргарита» [43]. Е.В. Трухачёв, опираясь на суждение о развязке «Ревизора» в «Жизни господина де Мольера», размышляет о финалах пьес самого Булгакова [44], нередко прибегавшего к такой же «оглушительной» концовке. По словам исследователя, это нисколько не вредит композиции, «являясь театральным приемом снятия психологического напряжения» [44, с. 75]. Ценны и интересны наблюдения над изменением гоголевских финалов в киносценарии «Необычайное происшествие, или Ревизор» (подготовлен в соавторстве с режиссером М.С. Каростиным) и в пьесе «Мертвые души», написанной Булгаковым для постановки на сцене Художественного театра. «Этими развязками не просто были помилованы авантюристы и коррупционеры, их существование как бы продлили во времени, вплоть до современности, заставляя думать о неистребимости, непотопляемости этих типов в русской жизни»,— замечает автор статьи [44, с. 77].
46 Отдельные работы посвящены связи гоголевского творчества с художественным или литературно-критическим наследием других писателей и поэтов: В.Т. Нарежного, В.А. Жуковского, А.С. Грибоедова, М.Ю. Лермонтова, И.А. Гончарова, Н.А. Некрасова, Л.Н. Толстого, А.В. Сухово-Кобылина, А.Ф. Писемского, В. Крестовского (Н.Д. Хвощинской), Н.С. Лескова, Г.И. Успенского, К.Д. Бальмонта, А.А. Блока, Д. Хармса, С.А. Есенина, М.И. Цветаевой, И.С. Шмелева, Л.Н. Андреева, М.А. Алданова, М.М. Зощенко, О.Д. Форш, В.Т. Шаламова, И.А. Бродского и др. Остановимся на некоторых из этих публикаций.
47 В.Ш. Кривонос, рассматривая интерпретацию в поэме «Мертвые души» тематики и коллизий комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» и находя в произведениях многочисленные мотивные переклички и сюжетные аналогии, показывает, что Чичиков проецируется писателем не только на Молчалина, но и на Чацкого — оказывается «инверсированным подобием высокого героя “Горя от ума”» [45, с. 61]. Эта параллель, по мнению ученого, так же важна для понимания трактовки Гоголем грибоедовской темы ума, как и сопоставление Чичикова с Молчалиным.
48 Близость психологических исканий Лермонтова и Гоголя, воплотившихся в текстах разной природы — художественном («литературной исповеди в рамках романа») и эпистолярном («документальной» исповеди, «запечатлевшей сам процесс познания души»), раскрывается в статье И.А. Зайцевой [46, с. 36]. Сопоставление романа «Герой нашего времени» с гоголевскими письмами 1840-х гг. позволяет автору увидеть множество «пересечений», касающихся душевного мира и способов его постижения, хотя имя Лермонтова писателем и не упоминается.
49 В работе венгерской исследовательницы А. Молнар сравнительно-сопоставительный анализ повести Гоголя «Портрет» и романа Гончарова «Обрыв» дополняется соотнесением их с общим для этих произведений литературным претекстом — романом Э.Т.А. Гофмана «Эликсиры дьявола» («Эликсиры сатаны») [47]. При этом автора интересует «смысловое “ядро” названных произведений», образованное соединением христианского тезиса о грехопадении с основными вопросами природы творчества [47, с. 21].
50 Мало разработанный аспект проблемы гоголевского влияния на историко-литературный процесс — определение и описание области взаимодействия художественных систем Гоголя и Есенина — стал предметом научного интереса М.И. Знобищевой. Функции образа дома в произведениях художников, сходство в постижении ими русского пространства, идея мессианского предназначения писателя и осмысление ее Гоголем и Есениным, понимание ими природы словесного искусства — эти и другие вопросы рассматриваются в публикациях автора (см., в частности, [48]).
51 Одна из особенностей современного литературного процесса — актуализация образов, мотивов и сюжетов классики. Обращение представителей новейшей отечественной литературы к личности и художественному наследию Гоголя также привлекает внимание исследователей. Чаще всего в поле зрения ученых оказывается творческий диалог современных драматургов с писателем: интерпретация его образов в пьесах Н. Садур (см., например, [49]), рецепция прозы Гоголя в драматургии Н. Коляды (см., в частности, [50]), стратегия дописывания классического текста, как, например, в пьесе О. Богаева «Башмачкин», где «новый сюжет как бы виртуально включен в затекстовое пространство» гоголевской повести [51, с. 158].
52 Образ Гоголя и его литературные сюжеты появляются и на страницах прозаических произведений, становясь источником размышлений современных авторов о роли писателя в истории, о сущности творчества, о связях искусства и жизни и пр. Гоголь как герой и нарратор входит в художественный мир повести М. Харитонова «День в феврале», а его тексты и сюжеты создают интертекстуальный пласт романа В. Шарова «Возвращение в Египет. Выбранные места из переписки Николая Васильевича Гоголя (Второго)», одним из событий которого становится дописывание поэмы «Мертвые души» потомком Гоголя (см. об этом: [52]). В статье С.С. Пахомовой анализируются не только черты «интеллектуальной поэтики» прозы А. Королева на материале его повести «Голова Гоголя» [53, с. 110], но и особенности восприятия им творческого опыта классика — в соответствии с представлением автора произведения об исторически сложившейся роли русской литературы как «нравственного ориентира» и об ответственности художника, «творящего литературу» [53, с. 110].
53 Н.В. Гоголь и зарубежная литература
54 Значительно меньшая часть публикаций (около 30 работ) посвящена связям гоголевского наследия с западной и восточной литературой и культурой и рецепции творчества русского классика за рубежом, но интерес к этой проблематике сохраняется на протяжении всех пяти лет (2010–2014). В статьях рассматриваются традиции европейской литературы, воспринятые Гоголем, его влияние на произведения зарубежных писателей, типологические соответствия, основанные на сходстве мировоззренческих позиций или эстетических установок, а также жизнь гоголевских образов и сюжетов в текстах современных авторов.
55 Гоголь и Данте — довольно разработанная в гоголеведении проблема, начало осмыслению которой было положено С.П. Шевыревым, однако ее исследовательский потенциал еще не исчерпан. Один из новых аспектов ее изучения — соотнесение замысла «Мертвых душ» с «Новой жизнью» Данте, предпринятое С.А. Шульцем. Обращая внимание на жанровую сложность книги Данте, позволяющую говорить о ней как о метаромане или метапрозе, и на представления Ф. Шлегеля о романе как «синтетическом жанре», автор публикации предполагает, что Гоголь мог воспринимать «Новую жизнь» сквозь призму шлегелевского определения, «примеряя на себя в “Мертвых душах” — среди других жанровых номинаций и теорий — также жанровые потенции теории Шлегеля и книги Данте» [54, с. 163]. Кроме того, ученый обнаруживает соответствия в гоголевском и дантовском комплексах идей (в частности, между категориями духа и души).
56 О стернианской традиции в творчестве Гоголя пишет П.В. Николаева. По ее мнению, хотя имя Стерна и не встречается в гоголевских письмах и критических статьях, писатель был знаком с произведениями английского сентименталиста. Это, в частности, косвенно подтверждается активным освоением поэтики Стерна «в современной Гоголю литературе» [55, с. 8]. Кроме того, можно говорить об определенной близости мироощущения двух классиков. Стернианское начало особенно ощутимо в повестях «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», «Нос» и в поэме «Мертвые души». Первую из них и анализирует автор в одной из своих работ.
57 Связи драматургии Гоголя с шекспировской — опосредованной, через трагедию «Борис Годунов» Пушкина, и непосредственной — посвящена статья В.Г. Одинокова [56]. Влияние английского драматурга, замечает исследователь, очевидно не только в «Ревизоре» как «пародии трагедии», но и «в тех произведениях Гоголя, которые формируют его драматургическую систему в целом» [56, с. 148]. При этом «основная масса» драматических сочинений писателя рассматривается как «своеобразный комментарий к “Ревизору”» [56, с. 148]. Объединяет их тема жизни-игры, в разработке которой Гоголь, по мысли ученого, следовал за Шекспиром, обогащая ее темой духовного становления личности [56, с. 154].
58 Влияние эстетики французского реализма на Гоголя интересует Е.Е. Завьялову, обращающуюся к образам грязи, сора, пыли и пр. в романе Ж. Жанена «Мертвый осел и гильотированная женщина», в повести О. де Бальзака «Гобсек» и в гоголевских произведениях [57]. В статье обосновывается мысль о том, что свойственное русскому писателю «пристальное внимание к подробностям жизни» является не только особенностью его таланта, но и следствием сознательной ориентации на «дагерротипные» стандарты [57, с. 108]. Причем несомненно сходство в описаниях, портретах, психологических характеристиках героев в творчестве трех авторов, связанное как с общностью эстетических представлений, так и с подсознательным и — в ряде случаев — намеренным заимствованием Гоголем отдельных деталей [57, с. 111].
59 Приемы гротеска и его характер у Гоголя и Э. По исследует И.Д. Лайлиева. Хотя близость писателей подмечена давно, едва ли здесь можно говорить о влиянии — соприкосновение отдельных граней их творчества связано с некоторым сходством миросозерцания и общностью романтических установок, полагает автор [58].
60 Типологические связи между произведениями Гоголя и Гофмана (сюжетный мотив «оживающего портрета»), Гоголя («Жизнь») и Новалиса («Гимны к ночи»), сравнительно-типологический анализ поэмы «Мертвые души» и романа Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит», тема маленького человека у Гоголя («Шинель») и Г. Саэди («Корова»), параллели в творческих подходах русского классика и Й. Этвеша, образ носа в повести Гоголя и прозе европейских писателей — круг проблем, к которым обращаются авторы публикаций 2010–2014 гг. в поиске «схождений» между литературными явлениями.
61 Влияние гоголевского наследия на развитие западной культуры XX в. изучает Ю.И. Сохряков. Ученый показывает, как происходило освоение художественного и нравственного опыта классика за рубежом, анализируя посвященные ему критические статьи и монографии, сценические и кинематографические трактовки его произведений, выявляя гоголевские традиции в зарубежной литературе XX в. [59].
62 Тему рецепции творчества Гоголя в современной западной прозе продолжает Е.М. Бутенина. Рассматривая сатирико-фантастические переложения повестей «Нос», «Шинель» и «Портрет», созданные тремя американскими авторами — Ф. Ротом, Т.К. Бойлом и Г. Штейнгартом, исследователь приходит к выводу, что эти «вариации» сочинений писателя, появившиеся независимо друг от друга, «словно мистическим образом продолжают... гоголевский сюжет и создают некий единый текст об усилении деформации человеческой личности в современном мире» [60, с. 75].
63 Д.В. Кобленкова, обращаясь к произведению шведской литературы XX в. — роману Ч. Юханссона «Лицо Гоголя», стремится раскрыть «своеобразие авторского восприятия личности Гоголя в том ракурсе, который вполне соответствует шведским литературным приоритетам» [61, с. 317]. Действительно, роман предстает вписанным как в национальный, так и в европейский литературный контекст. А Гоголь оказывается для писателя «очень подходящей фигурой» — «универсальным символом страдающего экзистенциального героя», в котором Юханссон видит «“родственные” шведскому сознанию черты» [61, с. 319].
64 В некоторых публикациях приводится история восприятия и оценки творчества Гоголя в целом и отдельных его произведений за рубежом.
65 В работе В.А. Хорева рассматривается трактовка повести «Тарас Бульба» польскими критиками и литературоведами — с середины XIX в. до нашего времени [62]. Показано, что на протяжении этого периода преобладало отношение к повести как к полонофобской, нередко влиявшее и на общую оценку художественного наследия писателя. В то же время уже в 1920–1930-е гг. большинство критиков и историков литературы в Польше отдавали должное таланту Гоголя, считали созданное им «шедеврами мировой литературы», однако и они видели в «Тарасе Бульбе» «проявление “ненависти к полякам”» [62, с. 39].
66 З. Садеги-Сахлабад кратко излагает историю знакомства иранцев с сочинениями русского классика, которые начали переводить на персидский язык уже в первые десятилетия XX в. (в 1910 г. была переведена и поставлена на сцене комедия «Ревизор»). Кроме того, в ее статье намечена проблема отражения гоголевской традиции в прозе иранских авторов [63].
67 Критическая рецепция «Мертвых душ» в Германии в 1840–1890-х гг. представлена Ю.В. Никаноровой, анализирующей статьи и заметки о поэме в немецких журналах и альманахах XIX в. Исследователь приходит к выводу, что произведение чаще всего интерпретировалось как «сатирическо-комическая картина эпохи» — в соответствии с общей концепцией его первого перевода, выполненного в 1846 г. Ф. Лёбенштейном. В то же время к концу века немецкая критика начинает ощущать односторонность в прочтении «Мертвых душ» и осознает необходимость рассмотреть поэму «как многослойное и полисмысловое явление не только в творчестве Гоголя, но и в истории русской словесной культуры» [64, с. 146].
68 Основные этапы восприятия гоголевского наследия в Венгрии в течение столетия — со второй половины XIX в. до середины XX столетия (до 1945 г.) — описаны в работе А. Дуккон. Автор приводит статистические данные о венгерских изданиях произведений писателя почти за сто лет, пользуясь которыми устанавливает периоды наибольшего интереса к творчеству Гоголя в Венгрии и самые популярные сочинения классика. Особое внимание венгерская исследовательница обращает на третье издание «Записок сумасшедшего» в переводе Шандора Барты, вышедшее в 1922 г. в Вене в эмигрантском издательстве Юлиуса Фишера (Fischer Verlag) с иллюстрациями Ласло Бориша. По мнению А. Дуккон, молодой венгерский художник «сумел понять гоголевский мир так глубоко, как очень немногие из переводчиков и критиков того времени» [65, с. 276]. В статье также затрагиваются вопросы интерпретации гоголевских текстов в критике и на сцене.
69 Н.В. Гоголь и украинская литература
70 Отдельный предмет исследовательского внимания — связи Гоголя с украинской литературой и культурой. Авторы публикаций обращаются к произведениям И.П. Котляревского, Г.Ф. Квитки-Основьяненко, Т.С. Осьмачки, рассматривают литературные контакты Гоголя и Т.Г. Шевченко, влияние творчества писателя на литературную и режиссерскую деятельность А.П. Довженко.
71 В работах о прозе Гоголя и Квитки-Основьяненко дан сопоставительный анализ поэмы «Мертвые души» и романа «Пан Халявский» [66], «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» и «Украинских дипломатов» [67], «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Малороссийских повестей» Квитки. Исследователи делают вывод о близости творческих подходов двух авторов.
72 Литературные связи Шевченко и Гоголя исследует Г.Н. Хлыпенко. Обращаясь к письмам украинского поэта периода ссылки (1847–1857), его «Дневнику» (1857–1858) и «русским повестям», автор показывает, что образ Гоголя, его произведения, герои постоянно присутствуют в творческом сознании Шевченко, хотя он и не был лично знаком со своим выдающимся современником [68].
73 К этой проблематике примыкает вопрос о принадлежности Гоголя к украинской литературе и культуре. По мнению В. Звиняцковского, текст украинского писателя XIX столетия, написанный по-русски, равноправно участвует в русском и украинском литературных процессах. Исследователь объясняет это более поздним формированием украинского литературного языка, не соответствовавшего «потребностям и способностям самовыражения украинской элиты» [69]. С этой точки зрения и любой гоголевский текст одновременно является достоянием двух национальных литератур.
74 Ю.Я. Барабаш, вынося в название статьи вопрос: «Почему Гоголь писал по-русски?» и оспаривая высказывание Шевченко о том, что писатель «своего языка не знает», по сути, тоже размышляет о его месте в литературе и культуре двух народов. И хотя в работе названы факторы, очевидно повлиявшие на выбор языка, гораздо более важным оказывается другое — «качественно новый языковой феномен, возникший в результате обогащения русской языковой стихии украинским компонентом» [70, с. 46]. Это в огромной степени и определило особое, «уникальное место классика в русской литературе» [70, с. 46]. Рассматривая современные попытки «“перепрописки” Гоголя из русской литературы в украинскую» [70, с. 50] и противоположные им устремления увидеть в писателе «чисто русского человека», ученый напоминает: если на уровне культуры национальный характер может быть выражен средствами иного языка (через образ мыслей, взгляд на мир и пр.), то в литературе эти понятия «воплощаются только и исключительно в национальном Слове» [70, с. 53]. Поэтому творчество Гоголя «можно охарактеризовать как русскоязычную ветвь украинской культуры, но при этом факт русской литературы» [70, с. 53].
75 Проблема перевода сочинений Н.В. Гоголя
76 Устойчив в 2010–2014 гг. интерес и к проблеме перевода произведений писателя (21 статья). При этом чаще всего исследователи обращаются к анализу англоязычных и немецкоязычных версий поэмы «Мертвые души» и повести «Шинель». Единичны публикации, посвященные переводу других сочинений классика — комедий «Ревизор» и «Женитьба» (в последнем случае — на бурятский язык), цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки», а также работы, с той или иной степенью полноты знакомящие читателей с историей переводов художественного наследия Гоголя на какой-либо язык (в нашей выборке — английский и таджикский).
77 В большинстве статей рассматриваются трудности, с которыми сталкиваются переводчики гоголевских текстов. Среди них — передача средствами другого языка культурно-исторических реалий, безэквивалентной и стилистически маркированной лексики, фразеологических единиц, говорящих имен и других значимых антропонимов.
78 В фокусе внимания Ю.В. Никаноровой — проблема воспроизведения историко-культурного фона «Мертвых душ» в немецкоязычных версиях поэмы. Исследователь отмечает, что воссоздать национально-специфический колорит произведения, передать живость, яркость, сочность гоголевского языка, самобытный юмор писателя — чрезвычайно сложная задача для переводчика. Сложная еще и потому, что для гоголевских текстов важна «тождественность того, что сказано, и как это сказано» [71, с. 53]. Анализ немецкоязычных вариантов «Мертвых душ» показывает, что их создатели не придерживаются какой-то одной переводческой стратегии — приближения текста к иноязычной культуре или «отчуждения» от нее, а потому их переводы носят эклектичный характер, заключает автор. В результате «вместо “гоголевской России” возникает некое культурное пространство, имеющее или псевдорусский, или псевдонемецкий характер» [71, с. 54]. В ряде случаев происходит нейтрализация национального колорита. Среди наиболее близких к оригиналу немецких версий «Мертвых душ» Ю.В. Никанорова называет перевод В. Казака. В других своих публикациях автор рассматривает и более частные вопросы — эквивалентности перевода на немецкий язык названия и жанра произведения.
79 Особенностям передачи говорящих имен в гоголевской поэме средствами английского языка посвящена статья Н.Ю. Шугаевой и Н.В. Кормилиной. Констатируя недостатки традиционных приемов, используемых при переводе имен собственных (транслитерация, транскрипция, калькирование), исследователи предлагают свои способы воспроизведения говорящих имен в зависимости от их типа [72].
80 «...Быть или не быть верным языковой личности конкретного автора — с ее стилистическими особенностями» — так определяет выбор, стоящий перед переводчиками, О.В. Нестеренко [73, с. 11]. В своих работах он, анализируя англоязычные версии «Мертвых душ», размышляет об оптимальном соотношении переводческих стратегий, позволяющем максимально приблизить текст перевода к оригинальному.
81 Шесть англоязычных вариантов повести «Шинель» сравнивает Е.М. Учаева, затрагивая проблему эквивалентности переводов гоголевских произведений [74]. Сопоставив выбранные переводчиками способы передачи на другом языке сложного гоголевского стиля, исследователь делает вывод о наибольшем соответствии индивидуально-авторской манере писателя англоязычных версий повести, подготовленных П. Мейер и Р. Пивером — Л. Волохонской.
82 Насколько точно представления о «маленьком человеке», воплотившиеся в гоголевской «Шинели», отразились в ее немецких переводах, выясняет С.В. Семочко. Анализ немецкоязычных версий повести приводит автора к выводу о том, что характеристики и номинации главного героя часто «качественно не совпадают» в оригинале и немецких вариантах произведения [75, с. 219]. По мнению исследователя, это может быть связано с отсутствием в иноязычной культуре «набора ассоциаций, стоящих за... русским культурно-специфическим прецедентным феноменом» [75, с. 219].
83 К английским и немецким переводам цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» обращается А.С. Шолохова, рассматривающая проблему передачи гоголевских просторечных выражений средствами другого языка. Как отмечает автор работы, просторечия обычно переводятся путем подбора функционального аналога, просторечного эквивалента (при отсутствии соответствий в языках) или — чаще всего — общеупотребительного эквивалента. При этом, как правило, неизбежна потеря коннотативных значений переводимых единиц [76].
84 Творческое наследие Н.В. Гоголя в разных видах искусства
85 Привлекают внимание исследователей и музыкальные, сценические, кинематографические, изобразительные трактовки гоголевских произведений (21 статья).
86 Музыковеды анализируют оперы «Майская ночь» и «Ночь перед Рождеством» Н.А. Римского-Корсакова, «Женитьба» М.П. Мусоргского, «Нос» и «Игроки» Д.Д. Шостаковича, «Вий» В.С. Губаренко, балет «Ночь перед Рождеством» современного украинского композитора Е.Ф. Станковича.
87 Из кинематографических версий гоголевских произведений рассматриваются в основном экранизации повести «Шинель» — Г.М. Козинцева и Л.З. Трауберга, А.В. Баталова, А. Латтуады (см., например, [77]). Одна из работ посвящена фильму В. Бортко «Тарас Бульба».
88 География сценических интерпретаций комедий и повестей Гоголя широка — от Якутии и Южной Кореи до немецкого Марбурга. Анализ спектакля «Игроки», премьера которого состоялась в начале 1990-х гг. на сцене Русского драматического театра в Якутии, предлагает В.К. Крылова [78]. Постановки пьес «Ревизор», «Женитьба» и повести «Вий» на сцене пермского театра «У Моста» рассматриваются в статьях Я.И. Пахомовой (см., например: [79]). Необычная режиссерская работа И. Ткаченко — «пластический» спектакль «Шинель» в пермском Театре-Театре — представлена в рецензии Н.А. Нестюричёвой [80]. А.Р. Салахова затрагивает проблему «соответствий» и «несоответствий» сценических, литературных и внелитературных реалий при рецепции и реконструкции доминант чужой культуры, обратившись к постановке комедии «Ревизор» (режиссер — М. Фальц) в Театре Марбурга [81]. Корейскую и российскую версии спектакля В. Фокина «Женитьба» сравнивает Син Дэ Сик [82].
89 Н.В. Гоголь в критике
90 Количество статей, посвященных оценке гоголевского литературного наследия критикой, среди журнальных публикаций 2010–2014 гг. невелико. Чаще всего в центре внимания исследователей оказываются отзывы современников Гоголя о поэме «Мертвые души» (в большинстве случае — суждения С.П. Шевырева). Кроме того, авторы работ анализируют восприятие «Выбранных мест из переписки с друзьями» общественными деятелями последующих десятилетий, понимание творческой индивидуальности классика критической мыслью конца XIX — первой трети XX в., в частности Д.С. Мережковским, А.М. Ремизовым, Л. Шестовым.
91 Структурируя различные толкования созданного писателем, то есть выделяя «инвариантные оппозиции оценок, по которым шло размежевание в восприятии Гоголя при его жизни и в посмертной критике» [83], Е.Е. Дмитриева показывает, что существование разных «канонов» интерпретации его творчества обусловлено не только внешними, институциональными условиями (идеология, мода, общественные интересы), но и самим характером гоголевского письма. Иными словами, «то, что мы порой прочитываем как палимпсест толкований Гоголя, есть на самом деле имманентно присущий ему стилевой и идейный палимпсест» [83].
92 Завершая рассмотрение работ о Гоголе, опубликованных в 2010–2014 гг. в отечественных научных периодических изданиях, назовем многочисленные исследовательские «сюжеты», нашедшие отражение в выборке, но оставшиеся за рамками нашего обзора: Гоголь — критик и публицист; его взгляды и отношения с современниками; образ писателя в мемуарах; духовная проблематика его творчества; паломничество на Святую землю; Гоголь и Италия; гендерный подход к его произведениям; личность и судьба Гоголя; некоторые детали его биографии; история его юбилеев. Отдельную группу составляют статьи, посвященные лексическим и синтаксическим особенностям гоголевских текстов, его лексикографическим опытам.
93 Не претендуя на абсолютность формулируемых обобщений, наметим все же некоторые тенденции, отразившиеся в научной периодике в рассматриваемый период.
94 Количество работ, выходивших ежегодно в течение 2010–2014 гг., примерно одинаково. Исключение составляет лишь 2010 г., когда еще ощутимы отголоски гоголевского юбилея: число статей, появившихся в это время, несколько превышает показатели следующих лет.
95 Чаще всего исследователи сосредоточивают внимание на раскрытии разных сторон художественного мира писателя и анализе его отдельных произведений (более трети публикаций), но проблематика этих работ настолько разнообразна, что с трудом поддается систематизации. Ряд статей являет собой пример успешного соединения методов разных наук, в первую очередь — лингвистики и литературоведения.
96 Очевидно внимание ученых к проблеме литературной преемственности и творческих контактов в историко-литературном процессе. Значительная часть публикаций посвящена рецепции творчества Гоголя в русской и европейской литературе, выявлению традиций, усвоенных писателем, поиску типологических связей между его произведениями и сочинениями других авторов. Вероятно, перспективным направлением научного поиска является художественная рецепция наследия Гоголя в русской и зарубежной литературе конца XX — начала XXI в., учитывая, что классика продолжает оставаться источником сюжетов и образов для современной культуры. Не теряет своей актуальности проблема восприятия и оценки творчества Гоголя за рубежом, в том числе вопрос о существующих переводах его текстов на другие языки и их качестве. Анализ работ 2010–2014 гг. показывает, что пока их авторы обращаются прежде всего к англо- и немецкоязычным версиям наиболее известных произведений писателя.
97 Предложенный обзор знакомит только с журнальными публикациями 2010–2014 гг. и с этой точки зрения представляет собой лишь один из сегментов в общей картине гоголеведческого знания.

References

1. Mann Iu.V. Smekh: sila i bessilie // Gumanitarnoe prostranstvo. 2012. T. 1, Ü 3. S. 634Ð642.

2. Elushich S. Khristianstvo i smekh: spor vokrug gogolevskogo ponimaniia komicheskogo // Vestnik slavianskikh kul'tur. 2014. Ü 4. S. 53Ð69.

3. Dubrovskaia S.A. ÇSmekhovoe slovoÈ v dramaturgii N.V. Gogolia // Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2010. Ü 6. S. 150Ð157.

4. Trukhina M.V. Garmoniia prirody i prirodnyi khaos v khudozhestvennom mire N.V. Gogolia // Izvestiia vysshikh uchebnykh zavedenii. Povolzhskii region. Gumanitarnye nauki. 2014. Ü 1. S. 143Ð149.

5. Odinokov V.G. Motiv ÇdvizheniiaÈ v poetike N.V. Gogolia: obraznaia spetsifika i khudozhestvennaia funktsiia // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Istoriia, filologiia. 2014. T. 13, Ü 2. S. 162Ð169.

6. Batalova T.P. Simvolika ÇShineliÈ v ÇPeterburgskikh povestiakhÈ N.V. Gogolia // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova. 2011. T. 17, Ü 2. S. 123Ð128.

7. Mann Iu.V. Peterburg mne pokazalsia vovse ne takim, kak ia dumalÉ // Pedagogika iskusstva. 2010. Ü 1. S. 95Ð98.

8. Sichinava N.G. Osobennosti reprezentatsii kontsepta ÇPeterburgÈ v povesti N.V. Gogolia ÇNevskii prospektÈ // Lingua mobilis. 2014. Ü 3. S. 18Ð25.

9. Riabinicheva T.N. Khudozhestvennoe prostranstvo Peterburga v aspekte predikatsii (na materiale ÇPeterburgskikh povesteiÈ N.V. Gogolia) // Vestnik Tambovskogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye nauki. 2010. Ü 2. S. 173Ð178.

10. Volokonskaia T.A. Strannosti vremeni i prostranstva: na materiale povesti N.V. Gogolia ÇNevskii prospektÈ // Izvestiia Saratovskogo universiteta. Novaia seriia. Ser.: Filologiia. Zhurnalistika. 2011. T. 11, Ü 4. S. 46Ð49.

11. Dzhafarova K.K. Funktsii prostranstvennykh obrazov v rannem tvorchestve N.V. Gogolia // Literaturnoe obozrenie: istoriia i sovremennost'. 2012. Ü 2. S. 114Ð117.

12. Cherkashina E.V., Chumak-Zhun' I.I. Iazykovye mekhanizmy sozdaniia obraza irreal'nogo prostranstva v individual'no-avtorskoi kartine mira (na materiale rannikh proizvedenii N.V. Gogolia) // Vestnik RUDN. Ser.: Russkii i inostrannye iazyki i metodika ikh prepodavaniia. 2012. Ü 3. S. 19Ð26.

13. Krivonos V.Sh. Chitatel' i avtorskaia metarefleksiia v ÇMertvykh dushakhÈ Gogolia // Novyi filologicheskii vestnik. 2011. Ü 4. S. 111Ð120.

14. Kovaleva T.M. Kommunikativnye strategii v tvorchestve N.V. Gogolia // Sibirskii filologicheskii zhurnal. 2012. Ü 2. S. 81Ð84.

15. Kopenkina U.A. Prednamerennye formy avtorskogo prisutstviia v ÇZhenit'beÈ N.V. Gogolia // Izvestiia Saratovskogo universiteta. Novaia seriia. Ser.: Filologiia. Zhurnalistika. 2011. T. 11, Ü 2. S. 43Ð48.

16. Vinogradskaia N.L. ÇMuzei drevnosteiÈ (ob odnoi realii v chernovom avtografe ÇMertvykh dushÈ) // Novyi filologicheskii vestnik. 2013. Ü 3. S. 73Ð87.

17. Guminskii V.M. Gogol' i epokha 1812 goda // Literatura v shkole. 2012. Ü 4. S. 6Ð13.

18. Vranesh B. Modelirovanie siuzheta v gogolevskoi ÇShineliÈ: travesti skazki // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 9: Filologiia. 2013. Ü 6. S. 112Ð121.

19. Nechiporenko N.V. Traditsii predromanticheskoi dramaturgii v p'ese N.V. Gogolia ÇAl'fredÈ // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Ser.: Russkaia filologiia. 2012. Ü 4. S. 70Ð75.

20. Paderina E.G. O dramaturgicheskoi funktsii nesostoiavsheisia igry v karty v ÇIgrokakhÈ Gogolia // Vestnik RGGU. Ser.: Istoriia. Filologiia. Kul'turologiia. Vostokovedenie. 2010. Ü 2. S. 89Ð100.

21. Sartakov E.V. ÇVybrannye mesta iz perepiski s druz'iamiÈ N.V. Gogolia i russkaia konservativnaia zhurnalistika 1841Ð1846 gg.: teoriia gosudarstvennosti // Russkaia literatura i zhurnalistika v dvizhenii vremeni. 2013. Ü 1. S. 192Ð211.

22. Nezovibat'ko O.E. Gogol' i Paskal' (k voprosu o literaturno-filosofskikh sblizheniiakh) // Novyi filologicheskii vestnik. 2014. Ü 4. S. 90Ð100.

23. Volgin I.L. Metamorfozy Çpisatel'skogo zhurnalizmaÈ: Dostoevskii Ñ Gogol' Ñ Tolstoi // Russkaia literatura i zhurnalistika v dvizhenii vremeni. 2014. Ü 1. S. 103Ð115.

24. Balakshina Iu.V. Dialektika dvukh tipov prosveshcheniia v ÇAvtorskoi ispovediÈ N.V. Gogolia // Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Filologiia. Zhurnalistika. 2014. Ü 2. S. 19Ð21.

25. Kazakov A.A. ÇBednye liudiÈ F.M. Dostoevskogo: pervaia realizatsiia dialogicheskoi modeli mira // Sibirskii filologicheskii zhurnal. 2012. Ü 2. S. 85Ð94.

26. Batalova T.P. Roman F.M. Dostoevskogo ÇBednye liudiÈ: k poetike siuzheta // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova. 2012. T. 18, Ü 1. S. 271Ð276.

27. Nestiuricheva N.A. Nikolai Gogol' i Foma Opiskin: polemika i/ili parodiia // Filolog. 2012. Ü 19. S. 14Ð15.

28. Nestiuricheva N.A. Reministsentnoe izmerenie povesti F.M. Dostoevskogo ÇSelo Stepanchikovo i ego obitateliÈ // Vestnik Udmurtskogo universiteta. Ser. Istoriia i filologiia. 2013. Ü 4. S. 25Ð32.

29. Vaganova O.K. ÇChelovek iz bumazhkiÈ: gogolevskie otrazheniia v ÇBesakhÈ Dostoevskogo // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Ser.: Russkaia filologiia. 2011. Ü 5. S. 127Ð130.

30. Skleinis G.A. Paradoksy smekha v russkoi literature: izzhivanie negativnogo opyta (N.V. Gogol', F.M. Dostoevskii) // Severo-Vostochnyi nauchnyi zhurnal. 2012. Ü 3. S. 7Ð10.

31. Mann Iu.V. Gogol' i Çgomerovskii voprosÈ // Gumanitarnoe prostranstvo. 2013. T. 2, Ü 1. S. 116Ð124.

32. Voropaev V.A. Prelest' i prosveshchenie u A.S. Pushkina i N.V. Gogolia // Russkaia rech'. 2011. Ü 3. S. 80Ð83.

33. Krivonos V.Sh. ÇPikovaia damaÈ v ÇMertvykh dushakhÈ Gogolia // Izvestiia Rossiiskoi akademii nauk. Ser. literatury i iazyka. 2011. T. 70, Ü 1. S. 51Ð55.

34. Fortunatov N.M. ÇPortretÈ N.V. Gogolia i ÇPikovaia damaÈ A.S. Pushkina: fragment khudozhestvennoi struktury // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. 2014. Ü 2Ð2. S. 58Ð61.

35. Vranchan E.V. Vospriiatie obraza ital'ianki i ego iazykovoe voploshchenie v tvorchestve A.S. Pushkina i N.V. Gogolia // Al'manakh sovremennoi nauki i obrazovaniia. 2013. Ü 9. S. 42Ð44.

36. Chudinova V.I. N.V. Gogol' v tvorcheskom soznanii A.P. Chekhova // Filologicheskii zhurnal. 2010. Ü 1. S. 39Ð43.

37. Donchenko A.S. Osobennosti muzhskikh imenovanii v p'esakh N.V. Gogolia i A.P. Chekhova // Mir nauki, kul'tury, obrazovaniia. 2010. Ü 4Ð2. S. 22Ð25.

38. Odinokov V.G. Put' dukhovnogo razvitiia Rossii v poeticheskoi interpretatsii N.V. Gogolia i A.P. Chekhova (tipologicheskii aspekt) // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Istoriia, filologiia. 2014. T. 13, Ü 9. S. 123Ð128.

39. Nikolaeva S.Iu. Kontseptsiia geroia v povesti A.P. Chekhova ÇStep'È i gogolevskaia traditsiia // Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Filologiia. 2012. Ü 1. S. 68Ð80.

40. Parfenov A.I. Gogolevskie traditsii v chekhovskom peizazhe // Russkaia rech'. 2014. Ü 3. S. 16Ð25.

41. Volkov K.A. ÇNikolai Gogol'È V. Nabokova: poetika biograficheskogo zhanra // Izvestiia Rossiiskoi akademii nauk. Seriia literatury i iazyka. 2010. T. 69, Ü 5. S. 35Ð45.

42. Stekhov A.V. Retseptsiia knigi V.V. Nabokova ÇNikolai Gogol'È v zarubezhnoi i otechestvennoi kritike // Vestnik RGGU. Ser.: Istoriia. Filologiia. Kul'turologiia. Vostokovedenie. 2010. Ü 2. S. 323Ð346.

43. Malkova T.Iu. Bulgakov i Gogol': demonicheskie obrazy i motivy v romane ÇMaster i MargaritaÈ // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova. 2010. T. 16, Ü 2. S. 142Ð146.

44. Trukhachev E.V. Kontsovka ÇRevizoraÈ v aspekte literaturnykh vzgliadov Bulgakova // Izvestiia Saratovskogo universiteta. Novaia seriia. Ser.: Filologiia. Zhurnalistika. 2012. T. 12, Ü 1. S. 74Ð77.

45. Krivonos V.Sh. Gore umu: ÇGore ot umaÈ v ÇMertvykh dushakhÈ // Izvestiia Rossiiskoi akademii nauk. Ser. literatury i iazyka. 2012. T. 71, Ü 6. S. 59Ð65.

46. Zaitseva I.A. ÇNauka dushiÈ (ÇGeroi nashego vremeniÈ i pis'ma Gogolia 1840-kh godov) // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 9: Filologiia. 2014. Ü 4. S. 33Ð43.

47. Molnar A. Metafory ÇrostaÈ v povesti N.V. Gogolia ÇPortretÈ i v romane I.A. Goncharova ÇObryvÈ // Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. 8: Literaturovedenie. Zhurnalistika. 2011. Ü 10. S. 20Ð27.

48. Znobishcheva M.I. Esenin i Gogol': puti i dorogi russkogo prostranstva // Obshchestvennye nauki. 2012. Ü 5. S. 42Ð50.

49. Meshchanskii A.Iu. Khudozhestvennaia interpretatsiia gogolevskikh obrazov v tvorchestve N. Sadur // Vestnik Pomorskogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2010. Ü 1. S. 56Ð60.

50. Lazareva E.Iu. N.V. Gogol' v ekzistentsial'noi interpretatsii N. Koliady // Prepodavatel' XXI vek. 2013. Ü 1Ð2. S. 351Ð355.

51. Troshinskaia O.V. Strategiia dopisyvaniia povesti N.V. Gogolia ÇShinel'È v p'ese O. Bogaeva ÇBashmachkinÈ // Vestnik Samarskogo universiteta. Istoriia, pedagogika, filologiia. 2011. Ü 1Ð2. S. 157Ð162.

52. Ashcheulova I.V. Siuzhet o Gogole i gogolevskie siuzhety v sovremennoi russkoi literature // Siuzhetologiia i siuzhetografiia. 2014. Ü 1. S. 59Ð67.

53. Pakhomova S.S. Spory vokrug literaturnogo postmodernizma (povest' A. Koroleva ÇGolova GogoliaÈ) // Vestnik Cherepovetskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. T. 3, Ü 4. S. 109Ð111.

54. Shul'ts S.A. Gogol' i Dante (ÇMertvye dushiÈ i ÇNovaia zhizn'È) // Chelovek. 2014. Ü 5. S. 161Ð168.

55. Nikolaeva P.V. Sternianskaia traditsiia v povesti N.V. Gogolia ÇIvan Fedorovich Shpon'ka i ego tetushkaÈ // Vestnik Ivanovskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye nauki. 2010. Ü 1. S. 8Ð13.

56. Odinokov V.G. Tragediia i komediia Çpotriasennogo soznaniiaÈ: V. Shekspir v khudozhestvennoi pamiati N.V. Gogolia // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Istoriia, filologiia. 2012. T. 11, Ü 2. S. 146Ð155.

57. Zav'ialova I.A. ÇPeterburgskie povestiÈ N.V. Gogolia: grotesk v izobrazhenii Çstrannogo gorodaÈ // Izvestiia Samarskogo nauchnogo tsentra Rossiiskoi akademii nauk. Sotsial'nye, gumanitarnye, mediko-biologicheskie nauki. 2012. T. 14, Ü 2Ð3. S. 727Ð731.

58. Lailieva I.D. Grotesk u N. Gogolia i E. Po // Vestnik Kyrgyzsko-rossiiskogo slavianskogo universiteta. 2010. T. 10, Ü 3. S. 142Ð145.

59. Sokhriakov Iu.I. Gogol' i zapadnaia literatura XX veka // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. 2012. Ü 2. S. 101Ð110.

60. Butenina E.M. Metamorfozy gogolevskikh povestei v sovremennoi proze SShA // Siuzhetologiia i siuzhetografiia. 2014. Ü 1. S. 68Ð76.

61. Koblenkova D.V. Roman Ch. Iukhanssona ÇLitso GogoliaÈ. K probleme ÇbiografizmaÈ v shvedskoi postmodernistskoi literature // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. 2010. Ü 3Ð1. S. 317Ð323.

62. Khorev V.A. ÇTaras Bul'baÈ v Pol'she // Slavianovedenie. 2011. Ü 4. S. 37Ð42.

63. Sadegi-Sakhlabad Z. O vospriiatii tvorchestva N.V. Gogolia v Irane // Vestnik Tsentra mezhdunarodnogo obrazovaniia Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiia. Kul'turologiia. Pedagogika. Metodika. 2012. Ü 3. S. 90Ð92.

64. Nikanorova Iu.V. Poema N.V. Gogolia ÇMertvye dushiÈ v nemetskoi literaturnoi kritike 1840Ð1890-kh gg. // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2013. Ü 9Ð2. S. 144Ð147.

65. Dukkon A. Iz istorii vengerskogo vospriiatiia Gogolia (perevody i literaturnaia kritika) // Gumanitarnoe prostranstvo. 2013. T. 2, Ü 2. S. 269Ð281.

66. Maslii I.A. Masterstvo izobrazheniia povsednevnoi zhizni provintsial'nogo dvorianstva v tvorchestve G.F. Kvitki-Osnov'ianenko i N.V. Gogolia // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2012. Ü 1. S. 108Ð112.

67. Bologova K.O. ÇPovest' o tom, kak possorilsia Ivan Ivanovich s Ivanom NikiforovichemÈ N.V. Gogolia i ÇUkrainskie diplomatyÈ G.F. Kvitki-Osnov'ianenko: skhodstva i razlichiia // Uchenye zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2013. Ü 5. S. 115Ð121.

68. Khlypenko G.N. N.V. Gogol' v tvorcheskom soznanii T.G. Shevchenko // Vestnik Kyrgyzo-rossiiskogo slavianskogo universiteta. 2010. T. 10, Ü 3. S. 161Ð167.

69. Zviniatskovskii V. ÇDopolnitel'nyi kanonÈ Gogolia: strategii ukrainizatsii // Novoe literaturnoe obozrenie. 2010. Ü 4. S. 148Ð160.

70. Barabash Iu.Ia. ÇSvoego iazyka ne znaet...È, ili Pochemu Gogol' pisal po-russki? // Voprosy literatury. 2011. Ü 1. S. 36Ð58.

71. Nikanorova Iu.V. Kul'turno-istoricheskie realii i spetsifika slovarnogo zapasa v tekste poemy N.V. Gogolia ÇMertvye dushiÈ // Iazyk i kul'tura. 2011. Ü 2. S. 53Ð64.

72. Shugaeva N.Iu., Kormilina N.V. Strategii perevoda na angliiskii iazyk govoriashchikh imen N.V. Gogolia // Vestnik Chuvashskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. I.Ia. Iakovleva. 2014. Ü 4. S. 152Ð160.

73. Nesterenko O.V. Fenomen Çnasil'stvennogo perevodaÈ (na materiale angloiazychnykh perevodov poemy N.V. Gogolia ÇMertvye dushiÈ) // Tekst. Kniga. Knigoizdanie. 2012. Ü 2. S. 5Ð11.

74. Uchaeva E.M. Povest' N.V. Gogolia ÇShinel'È v angloiazychnom vospriiatii: problema ekvivalentnosti perevoda khudozhestvennogo proizvedeniia // Izvestiia Saratovskogo universiteta. Novaia seriia. Ser.: Filologiia. Zhurnalistika. 2011. T. 11, Ü 1. S. 54Ð63.

75. Semochko S.V. Osobennosti mezhkul'turnoi adaptatsii pretsedentnogo fenomena Çmalen'kii chelovekÈ iz povesti N.V. Gogolia ÇShinel'È sredstvami nemetskogo iazyka // Iazyk, kommunikatsiia i sotsial'naia sreda. 2012. Ü 10. S. 203Ð221.

76. Sholokhova A.S. Prostorechnye vyrazheniia ÇVecherov na khutore bliz Dikan'kiÈ v perevode gogolevskogo tsikla na angliiskii i nemetskii iazyki // Perevod kak sredstvo vzaimodeistviia kul'tur. 2014. Ü 1. S. 305Ð315.

77. Eliseeva E.A. Fantasmagorichnost' v izobrazitel'nom reshenii rossiiskikh i ital'ianskikh fil'mov Ñ ekranizatsii russkoi prozy // Vestnik Cheliabinskoi gosudarstvennoi akademii kul'tury i iskusstv. 2012. Ü 2. S. 142Ð147.

78. Krylova V.K. ÇIgrokiÈ N. Gogolia: ideino-nravstvennoe soderzhanie v svete rampy // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i iuridicheskie nauki, kul'turologiia i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. 2011. Ü 2Ð3. S. 97Ð100.

79. Pakhomova Ia.I. Semioticheskii analiz p'es N.V. Gogolia v postanovke permskogo teatra ÇU mostaÈ // Chelovek. Kul'tura. Obrazovanie. 2013. Ü 4. S. 31Ð40.

80. Nestiuricheva N.A. Kak sdelana ÇShinel'È v Teatre-Teatre // Filolog. 2013. Ü 24. S. 12Ð13.

81. Salakhova A.R. ÇRevizorÈ N.V. Gogolia: metamorfozy komicheskogo v stsenicheskom voploshchenii p'esy // Filologiia i kul'tura. 2012. Ü 4. S. 275Ð277.

82. Sin De Sik. Spektakl' Valeriia Fokina ÇZhenit'baÈ: koreiskaia i rossiiskaia versii // Iaroslavskii pedagogicheskii vestnik. 2012. T. 1, Ü 1. S. 294Ð301.

83. Dmitrieva E.E. N.V. Gogol': palimpsest stilei/palimpsest tolkovanii // Novoe literaturnoe obozrenie. 2010. Ü 4. S. 116Ð133.

Comments

No posts found

Write a review
Translate