Канада была членом Организации Североатлантического Договора (НАТО) с момента ее основания в 1949 г., но за прошедшие годы ее отношение к НАТО и к своей роли в обеспечении европейской безопасности претерпело значительные изменения. Первоначально Канада была безусловным сторонником этой организации. Канадские исследователи выделяют три главные причины заинтересованности страны в создании НАТО: 1) стремление не допустить новой войны в Европе, 2) ограничение односторонних действий США на мировой арене многосторонними рамками, 3) создание широкой коалиции западных стран в качестве противовеса американскому доминированию в Северной Америке [1].

Однако уже к 1960-м гг. в Оттаве накапливается определенное недовольство в отношении НАТО. Канаду не устраивало сосредоточение организации исключительно на военных вопросах, она видела роль НАТО гораздо шире. Именно по инициативе Канады в текст Североатлантического договора была внесена статья 2, гласившая, что «договаривающиеся стороны будут стремиться к устранению противоречий в своей международной экономической политике и способствовать развитию экономического сотрудничества между любыми из них и между собой в целом» [2]. Кроме того, Канада была обеспокоена возрастанием роли ядерного оружия в стратегии НАТО.

В результате, после прихода к власти в Канаде в 1968 г. Пьера Трюдо обязательства страны перед альянсом были серьезно пересмотрены. Численность канадских войск в Европе была сокращена вдвое. С канадских ВВС была снята задача по нанесению ядерного удара в Центральной Европе в случае начала военных действий между НАТО и Организацией Варшавского Договора (ОВД) [3]. Наконец, в 1970 г. правительство продало авианосец «Бонавентюр», что означало отказ от участия в противолодочной борьбе альянса.

Победа на выборах консерваторов во главе с Брайаном Малруни первоначально привела к усилению роли НАТО в военной политике Канады. Это было прямым результатом стремления Малруни улучшить канадо-американские отношения. Тогдашний американский президент Рональд Рейган объявил главной задачей США борьбу с «империей зла» – Советским Союзом. Соответственно, резко возрастала роль Североатлантического альянса, обеспечивающего сдерживание Советского Союза, и европейского ТВД. В марте 1985 г. было объявлено об увеличении канадского военного контингента в Западной Европе на 1 200 человек [4].

Квинтэссенцией нового подхода стала «Белая книга по обороне» 1987 г. В «Белой книге» Оттава рассматривала себя прежде всего как составной элемент коалиции западных стран, противостоящих Советскому Союзу. Как пояснялось в предисловии, «выживание и процветание Канады зависит от усилий Канады внутри страны, но и от процветания и безопасности Запада в целом» [5].

В этом плане ключевое значение приобретала задача обеспечения безопасности европейских союзников. «Западная Европа, – отмечалось в документе, – представляет собой одну из крупнейших концентраций человеческих и материальных ресурсов сообщества западных стран… Если бы Западная Европа была завоевана или уничтожена, остальной Запад ожидало бы мрачное будущее» [6].

Примечательно, что, несмотря на уже начавшееся потепление в американо-советских отношениях, Канада рассматривала СССР исключительно как потенциального противника. Как отмечалось в документе, «долгосрочной целью нового советского руководства по-прежнему является роспуск НАТО, нейтрализация некоммунистической Европы и ослабление Запада в целом» [7].

Антисоветская инерция продолжилась и после публикации «Белой книги». Выступая 13 января 1989 г. в Университете Калгари, министр иностранных дел Канады Джо Кларк скептически отнесся к перестройке, отметив, что «российская история ни до революции, ни после нее не дает оснований считать, что Советский Союз в конечном счете эволюционирует в свободное общество в западном понимании этого слова».

Канадские военные эксперты были скорее встревожены, чем обрадованы резким изменением политики СССР после прихода Горбачева к власти. Так, основатель и многолетний редактор авторитетного журнала «Canadian Defence Quarterly» Джон Геллнер отмечал, что предложения Горбачева по контролю за вооружениями и заявления о мерах одностороннего разоружения СССР привели к серьезным имиджевым потерям для НАТО. Он пояснял, что в долгосрочной перспективе это угрожало ослабить альянс в военном отношении, а в краткосрочной приводило к внутренним разногласиям, особенно между Соединенными Штатами и некоторыми европейскими союзниками [8].

Отношение Канады к альянсу резко изменилась в 1990 г. Решающую роль сыграло объединение Германии в ноябре 1989 г., что сразу поменяло расклад сил в Европе в пользу западных стран. В этих обстоятельствах проблемы европейской безопасности потеряли свою остроту и на первое место по значимости вышла проблема огромного бюджетного дефицита. Уже в феврале 1990 г. Кларк заявил о начале пересмотра канадской стратегии в Европе. Центральное место в этом процессе занял вопрос о канадских вооруженных силах в Западной Европе.

Канада с самого начала выражала желание сократить свой военный контингент. В преддверии саммита НАТО в Лондоне в начале июля 1990 г. Кларк заявил, что «нет смысла сохранять военную стратегию, исходящую из внезапного нападения по всему фронту, если его больше не существует и отсутствует сам фактор внезапности … и нет смысла сохранять в Европе в мирное время крупнейшие по численности войска в истории» [9].

В сентябре 1990 г. Канада впервые объявила о планах сокращения военного присутствия в Европе. Министр обороны Уильям Макнайт пояснил, что «это будет небольшое сокращение», вызванное улучшением ситуации в сфере безопасности в Европе и политикой правительства по снижению государственных расходов» [10]. Он, однако, добавил, что сокращение численности войск не приведет к закрытию канадских военных баз в Ларе или Баден-Зёлингене. В общей сложности канадский контингент должен был сократиться на 1 400 человек – с 8 до 6,6 тысяч военнослужащих

Вопрос о канадских вооруженных силах в Европе обострился после того, как в начале 1991 г. была распущена ОВД и формально исчезла главная причина присутствия канадских войск в этом регионе. С другой стороны, НАТО на своем саммите приняла новую стратегическую концепцию, которая делала ставку в обеспечении коллективной безопасности не на содержание постоянных военных баз, а на создание гибких и высокомобильных войск.

Судьба канадского контингента решалась в рамках общего пересмотра канадской военной политики. Борьба в правительстве развернулась между атлантистами, настаивавшими на сохранении контингента и сильных связях с Европой, и изоляционистами, выступавшими за вывод войск и сосредоточении военной политики на обороне Канады. В бюрократическом плане это выглядело как противостояние Министерства иностранных дел и Министерства обороны. МИД хотел оставить войска в Европе, чтобы сохранить голос Канады в структурах НАТО. Министерство обороны, которому приходилось платить за этот «голос», заявляло, что оно не может продолжать эту политику с учетом сокращающегося военного бюджета [11].

В конечном счете возобладали финансовые соображения. На специальной пресс-конференции 17 сентября 1991 г. министр обороны Марсел Массе объявил, что обе канадские военные базы в Германии будут закрыты к 1995 г. Это, по расчетам правительства, позволяло сэкономить 11 млрд. долл. в течение следующих пятнадцати лет» [12].

Правда, еще в сентябре 1991 г. Канада планировала оставить в Европе 1 100 военнослужащих, рассматривая как вариант передислокацию этого контингента на другую военную базу, взятую в аренду у США или Великобритании. Однако в феврале 1992 г. и этот контингент показался канадскому руководству чрезмерным, и было принято решение полностью вывести канадские войска из Европы.

Вывод канадских войск был крайне негативно встречен канадскими союзниками по НАТО. Представитель министерства обороны Голландии Беттина Таммес так объясняла реакцию союзников: «Население Голландии опасается, что вывод канадских войск приведет к быстрому падению поддержки со стороны Северной Америки в обеспечении европейской безопасности и отзыву более многочисленных американских войск из Европы» [13].

Канада приложила большие усилия, чтобы убедить своих европейских союзников, что вывод войск из Европы не означает отказа от участия в обеспечении европейской безопасности и снижения интереса к НАТО. Этому вопросу было уделено подчеркнуто большое внимание в опубликованном в апреле 1992 г. Обзоре военной политики. Как пояснялось в этом документе, «приверженность Канады НАТО и коллективной обороне Европы и Северной Америки остается неизменной. Отмена более раннего решения оставить 1 100 военнослужащих в Европе никоим образом не меняет эту приверженность. Скорее оно продиктовано меняющейся международной обстановкой и сложной финансовой ситуацией внутри страны» [14].

Главным доказательством свой приверженности НАТО Канада считала то, что в полном объеме сохраняются ее обязательства перед альянсом, а именно:

– создание пехотного батальона для сил НАТО в Северной Норвегии;

– участие в операциях НАТО в Атлантике, включая поддержание там на постоянной основе судна с экипажем в составе постоянного военно-морского соединения альянса;

– отправка в распоряжение НАТО в случае кризиса или войны в Европе соединения бригадного типа, двух эскадрилий истребителей CF-18, расположенных в Канаде;

– участие в системе раннего воздушного предупреждения НАТО (около 150 чел.);

– работа канадских военных в штаб-квартирах НАТО в Европе (около 200 чел.);

– финансирование верификационных механизмов контроля за вооружениями в Европе;

– оплата взносов в общий бюджет НАТО;

– предоставление своей территории для членов альянса для проведения учений [15].

Более важное значение, однако, имела смена приоритетов в Европе с военной составляющей (защиты союзников по НАТО от возможного нападения Советского Союза) на политическую (расширение количества демократических государств в регионе). Как отмечалось в документе, «главный интерес Канады в сфере безопасности в Европе заключается в предотвращении использования силы или угрозы ее использования в европейской политике. На более общем уровне интерес Канады заключается в укреплении демократии там, где она хорошо работает, и ее развитие в других местах. Европейская безопасность лучше всего будет обеспечена среди демократических государств и в рамках разумного баланса военной силы» [16].

Исходя из этого, для обеспечения европейской безопасности было избрано три направления.

Во-первых, сохранение НАТО, но изменение его с целью лучшего соответствия новой международной обстановке. Альянс, по мнению Канады, далеко не исчерпал всех своих возможностей. В частности, отмечалось, что НАТО обеспечивает вовлеченность Соединенных Штатов как стабилизирующего фактора в европейских делах.

Во-вторых, проведение переговоров и выработка общеевропейского соглашения о вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) с установлением максимально допустимого количества войск и военной техники.

В-третьих, усиление потенциала СБСЕ. По мнению Канады, более широкое членство в СБСЕ по сравнению с НАТО и его более широкая повестка позволяли увеличить роль этой организации в разрешении конфликтов и миротворчестве.

Сразу после окончания холодной войны канадское руководство считало, что СБСЕ будет играть более значимую роль, чем НАТО, в будущей системе европейской безопасности. «Мы вступаем в новую фазу в процессе эволюции нашей безопасности, в которой СБСЕ играет решающую роль» [17], – отмечала министр иностранных дел Канады Барбара Макдугалл, выступая на заседании СБСЕ в Хельсинки в марте 1992 г.

Усиление СБСЕ в обеспечении европейской безопасности должно было идти по двум направлениям: через укрепление структуры самой организации и через выстраивание более тесных связей с другими европейскими региональными организациями.

Применительно к первому пути у Канады было несколько предложений.

Во-первых, она настаивала на более активной роли Совета СБСЕ. Как отмечала Макдугалл, «когда мы принимаем решения на Совете, мы должны быть способны их выполнить» [18].

Во-вторых, Канада выступала за отмену принципа единогласного принятия решений в тех случаях, когда нарушителем было государство – член СБСЕ.

В-третьих, Канада проявляла сильную заинтересованность в расширении инструментария организации, особенно в том, что касалось любых аспектов миротворчества.

Выстраивание отношений с другими региональными организациями также должно было быть подчинено задачам миротворчества. Смысл предложений Канады заключался в превращении всех европейских институтов, включая НАТО, в единое целое с точки зрения миротворчества. Канада считала, что этого можно было добиться за счет перекрестного членства европейских государств, США и Канады в НАТО и СБСЕ. Как поясняла Макдугалл, «при разрешении кризиса Совет министров СБСЕ может санкционировать военное вмешательство, требующее военно-транспортных средств и других ресурсов. Те страны СБСЕ, которые являются членами НАТО, могут использовать уникальные возможности НАТО для этой цели, хотя их действия были бы действиями членов СБСЕ» [19].

Канада в значительной степени добилась своих целей. Уже в Парижской Хартии СБСЕ, принятой в ноябре 1990 г., было обещано, что заседания СБСЕ на уровне глав государств будут проводиться каждые два года, а министры иностранных дел государств-членов СБСЕ будут проводить заседания Совета не реже одного раза в год. Было отменено правило консенсуса в случаях грубого нарушения членом СБСЕ прав человека и основных свобод [20]. В документе, принятом на заседании СБСЕ в Хельсинки в июле 1992 г., отдельная глава (третья) была посвящена участию организации в миротворческой деятельности. В ней отмечалось, что «деятельность по поддержанию мира представляет собой важный оперативный элемент общих возможностей СБСЕ по предотвращению конфликтов и регулированию кризисов, призванный дополнять политический процесс разрешения споров. Мероприятия СБСЕ по поддержанию мира могут предприниматься в случае возникновения конфликтов внутри государств-участников или между ними с целью содействия поддержанию мира и стабильности в поддержку усилий, направленных на достижение решения политическими средствами» [21]. Допускалось даже подключение региональных организаций к миротворческим усилиям СБСЕ.

В результате этих изменений в декабре 1994 г. было принято решение переименовать СБСЕ в ОБСЕ (Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе). Однако именно к середине 1990-х гг. Канада серьезно разочаровалась в ОБСЕ и в значительной степени утратила интерес к этой организации. К этому привел ряд факторов.

Во-первых, в конце 1993 г. в Канаде сменилась правящая партия: к власти в стране пришли либералы во главе с Жаном Кретьеном. Они сразу же инициировали пересмотр внешней и оборонной политики страны. В рамках этого пересмотра концепция совместной безопасности, которую так активно продвигали консерваторы и составной частью которой и было усиление роли СБСЕ, утратила свое влияние.

Во-вторых, большую роль сыграл конфликт в бывшей Югославии. Канада с самого начала участвовала в миротворческой операции в этой стране. Однако ни СБСЕ, ни ООН, под эгидой которой проводилась эта операция, не оказали существенного влияния на разрешение конфликта. Решающий перелом в ситуации произошел только тогда, когда к ситуации подключились США и НАТО. Это красноречивее всяких слов показало Оттаве, что именно Североатлантический альянс обладает реальными возможностями по урегулированию кризисных ситуаций.

Наконец, в-третьих, сыграло большую роль изменение НАТО и его расширение на восток. Расширение альянса устраняло одно из слабых мест НАТО по сравнению с ОБСЕ – его недостаточную репрезентативность. Прием в НАТО новых членов и изменение его мандата позволяли альянсу быть не менее представительным, чем ОБСЕ, но, в отличие от последней, опираться не только моральный авторитет, но и на реальную военную силу.

Важно отметить, что задолго до того, как произошел прием в НАТО новых членов (1999 г.), альянсом были созданы промежуточные структуры, обеспечившие постепенную интеграцию постсоветских государств в альянс. Уже в декабре 1991 г. для консультаций и диалога этих стран с НАТО был создан Совет североатлантического сотрудничества (ССАС) [22]. В 1994 г. он был усилен программой «Партнерство ради мира» (ПРМ), которая была полностью посвящена военным аспектам сотрудничества этих государств и НАТО.

Формально вопрос расширения НАТО на Центральную и Восточную Европу поставил еще Малруни. Выступая 29 сентября 1991 г. в Стэнфордском университете, он заявил, что «членство в НАТО могло быть в конечном счете распространено на бывших противников, если они захотят этого, когда они полностью и безвозвратно примут трансатлантические демократические ценности, которые мы разделяем» [23]. Правда, в тот момент это было в большей степени гипотетическое предположение. Психологически к нему не были готовы ни НАТО, ни канадский МИД.

Однако после распада Советского Союза и роспуска Организации Варшавского Договора (ОВД) вопрос о расширении НАТО перешел в практическое русло. Первоначально (1992–1993 гг.) Канада достаточно сдержанно относилась к этой идее. С одной стороны, она еще не утратила надежды расширить роль СБСЕ в обеспечении европейской безопасности. С другой – она считала, что на данном этапе более эффективны и более оправданны промежуточные инструменты, созданные НАТО после холодной войны. Как отмечал канадский министр иностранных дел Андре Уэллет на заседании Североатлантического совета 2 декабря 1993 г., «Канада полностью поддерживает продолжение целенаправленного сотрудничества с нашими партнерами по ССАС. С нашей точки зрения, это сотрудничество должно основываться на сильных сторонах НАТО. Таким образом, мы призываем, чтобы ССАС сосредоточился на таких аспектах сотрудничества, как миротворчество, отношения между вооруженными силами и гражданским обществом (civilian-military relations), военное планирование, контроль за вооружениями и нераспространение» [24].

Однако уже в начале 1994 г., перед открытием саммита НАТО, Жан Кретьен заявил о необходимости более быстрого приема в НАТО восточноевропейских государств [25]. В своих мемуарах он признается, что рассматривал расширение НАТО как проблему «моральных обязательств Запада перед странами, которые были порабощены коммунизмом» [26]. В тоже время он отмечал и практическую выгоду расширения, поскольку «если они (страны ЦВЕ. –Прим. авт.) будут вместе с нами в клубе НАТО, менее вероятно, что они когда-нибудь в будущем окажутся нашими противниками» [27]. Однако остальные руководители государств были более осторожны. В декларации, принятой по итогам саммита, было лишь сказано, что члены альянса «ожидают и будут приветствовать расширение состава НАТО с включением в него демократических государств к востоку» от них [28], но никаких конкретных сроков при этом не называлось.

В то время расширение еще не рассматривалось ни как главный инструмент по интеграции восточноевропейских стран в западные военно-политические структуры (более важным считалась работа ССАС и ПРМ), ни как главное средство обеспечения европейской безопасности. Как отмечал Уэллет перед совместным заседанием Совета НАТО и ССАС в июне 1994 г., «Канада решительно поддерживает открытие НАТО для Центральной и Восточной Европы, особенно инициативу “Партнерство ради мира” (ПРМ)… Мы должны продолжить работу по реальному расширению НАТО в ближайшем будущем» [29].

Более важное значение имел происходивший в 1994 г. пересмотр внешней и оборонной политики Канады. Опубликованная в ноябре 1994 г. «Белая книга по обороне» зафиксировала существенную корректировку канадских инструментов в обеспечении европейской безопасности: в отличие от начала 1990-х гг., когда главная ставка делалась на СБСЕ, теперь более важная роль отводилась НАТО. По мнению канадского руководства, альянс лучше смог приспособиться к новой международной обстановке, сложившейся после «холодной войны». Именно на НАТО, а не на СБСЕ Канада возлагала теперь основные надежды в организации миротворческих операций. Как отмечалось в документе, «Канада… считает, что накопленный опыт и возможности НАТО должны в большей степени использоваться в операциях ООН» [30]. В тоже самое время СБСЕ фактически утратила доверие. В документе отмечалось, что «СБСЕ не хватает эффективного механизма по принятию решений. Несмотря на последние изменения ее административного механизма, она остается в большей степени процессом, чем организацией» [31].

Превращение НАТО в главный, а фактически в единственный, фактор европейской безопасности должно было сопровождаться масштабной реформой организации. В этом плане идея расширения альянса получала новое звучание, поскольку теперь сам успех реформы НАТО зависел от приема новых членов. В тоже самое время Канада рассматривала расширение на данном этапе как длительный эволюционный процесс, конечным пунктом которого и будет прием новых членов. Как отмечалось в «Белой книге», «Канада полностью поддерживает расширение, но продолжает считать, что этот вопрос должен решаться более осторожно. Мы будем участвовать в многосторонних и двусторонних программах, которые должны интегрировать всех наших партнеров по Совету Североатлантического сотрудничества в эффективную систему безопасности для Северного полушария» [32].

Увязка расширения альянса с реформой организации была подтверждена и в «Белой книге по внешней политике». В документе отмечалось, что «угроза, для отражения которой было создано НАТО, исчезла и возникли новые угрозы наподобие того, что происходит в бывшей Югославии. Для устранения этих угроз Канада будет добиваться изменения предназначения и членства НАТО» [33].

Наряду с требованием реформы другой особенностью позиции Канады в отношении расширения НАТО было подчеркнуто большое внимание к российскому фактору. С одной стороны, сказывался опыт «холодной войны», когда любой конфликт между США и СССР грозил физическим уничтожением Канады. С другой стороны, это внимание к России не означало никаких уступок в ее отношении. Выступая на заседании Совета НАТО в мае 1995 г., министр иностранных дел Канады Уэллет отмечал, что Канада согласна с отсутствием у России какого бы то ни было права вето на прием в НАТО новых членов [34]. Даже привлекательное, на первый взгляд, для России предложение создать специальную институциональную основу для диалога с альянсом, в конечном счете, играло против России. Как пояснял по этому поводу Уэллет, «мы можем проводить консультации, не позволяя России навязывать нам решения. Такие консультации позволят нам обойти неизбежные расхождения во взглядах с минимально возможными негативными последствиями» [35].

Осознав, что расширение стало свершившимся фактом, Оттава сконцентрировала свое внимание на практических аспектах этого процесса. В декабре 1996 г. на Североатлантическом совете новый канадский министр иностранных дел Ллойд Эксуорси заявил, что прием в альянс новых членов должен происходить на основе ясных и обоснованных критериев. Все страны-кандидаты должны были иметь устойчивое демократическое правительство и полный контроль над вооруженными силами, должны урегулировать территориальные споры с соседями и, наконец, провести глубокие экономические реформы [36].

В критериях, озвученных Канадой, обращало на себя внимание то, что они имели политический, а не военный характер. Тем самым Канада явно давала понять, какой аспект деятельности НАТО она считает в тот момент приоритетным. Более отчетливо эта позиция была озвучена уже после принятия решения о приеме Польши, Венгрии и Чехии в НАТО. На заседании Североатлантического совета в декабре 1998 г. Эксуорси подчеркивал, что «для Канады дальнейшее расширение альянса представляет собой выполнение политического обещания, данного странам Центральной и Восточной Европы, когда альянс был основан. Процесс расширения имеет и политическое значение и не может основываться лишь исключительно на способности потенциальных членов усилить военный потенциал альянса» [37].

Одновременно усложнилась позиция в отношении тех стран, которые не войдут в НАТО. Если раньше все внимание уделялось России, то теперь стал учитываться и украинский фактор. По словам Эксуорси, «Украина играет особую роль в Европе после “холодной войны”, и НАТО должно признать это через создание с ней особых партнерских отношений» [38]. В тоже время позиция в отношении России несколько смягчилась, и в ней пытались в какой-то степени учесть возражения России. Как отмечал Эксуорси, «мы должны добиться, чтобы альянс не выглядел как цепь военных форпостов, протянувшихся от Арктики до Средиземного моря и направленных в сторону России. Мы не можем гарантировать, что Россия смирится с расширением, но мы должны убедиться, что предприняли все возможные меры, чтобы развеять ее опасения» [39].

Особенность позиции Канады заключалась и в стремлении провести более масштабное расширение, чем включение этих трех восточноевропейских стран, которые были приняты во время первой волны расширения.

Наличие двух точек зрения в альянсе в отношении состава и количества приема новых членов отчетливо обозначилось уже на заседании НАТО в Брюсселе в феврале 1997 г. Одна группа членов альянса во главе с Соединенными Штатами предлагали ограничить прием лишь Польшей, Венгрией и Чехией. Другая группа стран во главе с Францией, куда входила и Канада, настаивала на приеме в НАТО еще Словении и Румынии. На заседании Совета НАТО Эксуорси высказался за глубокое расширение альянса, заявив, что «минимум пять стран отвечают критериям для приема в НАТО» [40]. В свою очередь, Кретьен, выступая двумя днями позже, заявил уже о поддержке приема в НАТО шести государств: к Румынии и Словении была добавлена Словакия [41]. Тогда же были высказаны предположения, что поддержка Канадой этих стран продиктована ее коммерческими интересами. В частности, советник румынской миссии при НАТО Виорел Арделеану прямо связал поддержку Канадой членства Румынии в НАТО с интересами канадского бизнеса. Он напомнил, что незадолго перед саммитом консорциум «Мобифон» во главе с квебекским предпринимателем Шарлем Сигуа выиграл конкурс на оказание телекоммуникационных услуг в Румынии стоимостью 500 млн. долл. Была названа и канадская авиастроительная компания «Бомбардье», получившая в 1996 г. контракт на поставку 24 самолетов для румынской авиакомпании. Наконец, по мнению Сигуа, Канада была заинтересована в продаже второго атомного реактора «Канду» [42]. В тот момент (февраль 1997 г.) канадское руководство отвергло такие предположения. Эксуорси заявил, что «поддержку Канады нельзя купить» [43]. Позднее, однако, Кретьен признал, что коммерческие соображения сыграли свою роль в позиции Канады. В своих мемуарах он указывает, что при решении вопроса о расширении НАТО он чувствовал особые обязательства в отношении трех стран – Румынии (из-за ее покупки канадского атомного реактора), Украины (из-за большого количества канадцев с украинскими корнями) и Словакии (из-за хороших личных отношений с тогдашним словацким премьер-министром) [44].

На саммите НАТО в Мадриде в июле 1997 г. возобладала, однако, позиция США: только Польша, Венгрия и Чехия получили официальное приглашение начать переговоры о вступлении в альянс. Публично Канада приняла провал своей инициативы достаточно легко. Эксуорси еще до начала саммита заявил, что Канада хотя и поддерживает прием в НАТО пяти государств, но «стремится к консенсусу в этом вопросе» [45]. Однако на самом деле уступка в этом вопросе далась канадскому руководству гораздо тяжелее. Красноречив в этом плане обрывок частного разговора на саммите между Жаном Кретьеном и его бельгийским коллегой Жаном-Люком Деханэ [46]. В этой неофициальной беседе канадский премьер-министр рассматривал расширение альянса как исключительно американский внутриполитический вопрос. Он считал, что в НАТО были приглашены те восточноевропейские страны, которые имели наиболее многочисленные общины в США и, соответственно, могли принести наибольшее число голосов на американских президентских выборах [47]. Кретьен также остался недоволен жестким диктатом США в этом вопросе.

Более важно, однако, что в отличие от Канады Франция не соглашалась принимать в НАТО только трех членов. Поскольку решения в альянсе принимаются единогласно, под угрозой оказался весь успех саммита. В своих мемуарах Кретьен оставил довольно любопытное описание, как был найден выход из ситуации. По его словам, американский президент Билл Клинтон лично обратился к нему и попросил провести переговоры с французским президентом Жаком Шираком. Кретьен предложил Шираку компромисс, по которому «НАТО соглашалось на прием первых трех новых членов в альянс прямо сейчас, остальных двух (из пяти. – Прим. авт.) во время второго раунда расширения и остальных в должное время» [48]. Кретьен также предложил, чтобы тексты итогового заявления на ангийском и французском языках несколько отличались друг от друга. Когда Ширак согласился, Кретьен поручил Эксуорси подготовить новые редакции итогового заявления. После одобрения Клинтоном и Шираком новые версии итоговых заявлений были обнародованы.

В отличие от приема Польши, Венгрии и Чехии, следующий раунд расширения альянса воспринимался в Канаде в большей степени как технический вопрос. На слушаниях в канадском Сенате в январе 2002 г. генеральный директор бюро по международной безопасности канадского МИД Джил Синклер отмечала, что прием новых членов регулируется ст. 10 Североатлантического договора и Планом действий для членства в НАТО (ПДЧН), одобренном на саммите НАТО в Вашингтоне в 1999 г. [49] Выступление Синклер показывало, что Канада рассматривала вопрос уже не как политический, а как бюрократический.

Эта тема не вызвала большого интереса и среди канадских законодателей. Комитет Сената по национальной безопасности и обороне в своем докладе (февраль 2002 г.) лишь высказал обеспокоенность, что резкое увеличение числа членов альянса может затруднить принятие решений [50].

Канада первой ратифицировала протоколы о присоединении к Североатлантическому договору семи новых членов, принятых во время второй волны расширения [51]. Также технически Канада рассматривала прием в НАТО Албании и Хорватии (официально стали членами альянса в апреле 2009 г. – Прим. авт.).

В отличие от 1990-х гг., когда Канада и США часто по-разному понимали процесс расширения НАТО (скорость, состав участников), в 2000-е гг. в этом вопросе страны действовали заодно. Важную роль сыграл приход к власти в Канаде консерватора Стивена Харпера, уделившего большое внимание улучшению канадо-американских отношений. Именно при Харпере Канада и США начали на регулярной основе согласовывать свои позиции в отношении расширения НАТО. Как правило, такие согласования происходили перед саммитами НАТО, на которых и принимались решения о приглашении или неприглашении тех или иных стран в альянс.

В частности, перед саммитом НАТО в Риге в ноябре 2006 г. состоялась встреча директора Управления по вопросам НАТО Министерства иностранных дел Канады Изабель Пупар с сотрудниками американского посольства в Канаде. По словам Пупар, «мнение правительства Канады о расширении НАТО, включая вопрос о приеме Хорватии, ориентируется на позицию США» [52]. Пупар сообщила американским дипломатам, что специалисты канадского МИД, занимающиеся НАТО, хотят провести консультации со своими американскими коллегами в Вашингтоне в начале-середине ноября 2006 г., чтобы обсудить все вопросы, входящие в повестку саммита НАТО в Риге.

Соответствующие согласования проводились и перед саммитом НАТО в Бухаресте в апреле 2008 г. Так, заместитель руководителя американской дипломатической миссии в Канаде Терри Бриз отмечал в своей телеграмме в Госдепартамент, что Колин Содз, помощник заместителя министра иностранных дел Канады по вопросам международной безопасности, на их переговорах 25 марта 2008 г. подтвердила убежденность Канады в приеме в НАТО Албании, Хорватии и Македонии, но меньшую уверенность в перспективах скорого вступления в НАТО Украины и Грузии. Содз поддержала, однако, присоединение Украины к ПДЧН [53].

В тоже время, выработка единой позиции Оттаве и Вашингтону не помогла. На саммите НАТО в Бухаресте официальное приглашение начать переговоры о вступлении было направлено только Албании и Хорватии. Кандидатура Македонии была отклонена из-за возражений Греции [54]. Не прошло на саммите и американо-канадское предложение начать процедуру приема в НАТО Украины и Грузии. Против этой идеи выступили Германия и Франция, считавшие, что это вызовет негативную реакцию России [55].

Для Канады ситуация резко усложнилась после победы на президентских выборах на Украине в январе 2010 г. Виктора Януковича. Уже в ходе предвыборной кампании он пообещал, что Украина не будет вступать ни в какие военные блоки. В апреле 2010 г. Янукович ликвидировал межведомственную комиссию по вопросам подготовки вступления Украины в НАТО. В июле 2010 г. Верховная Рада Украины приняла закон «Об основах внутренней и внешней политики», который официально закрепил внеблоковый статус страны. Как поясняется в законе, «соблюдение Украиной политики внеблоковости… означает неучастие Украины в военно-политических союзах, приоритетность участия в совершенствовании и развитии европейской системы коллективной безопасности, продолжение конструктивного партнерства с Организацией Североатлантического договора и другими военно-политическими блоками по всем вопросам, представляющим взаимный интерес» [56].

В результате НАТО пришлось менять свою позицию. Если в Бухарестской декларации НАТО в 2008 г. говорилось, что «Украина и Грузия станут членами НАТО» [57], то в Лиссабонской декларации (ноябрь 2010 г.) в этом качестве упоминалась уже только Грузия [58]. В отношении Украины было обещано уважать ее внеблоковой статус [59].

Интересно, что позиция Канады, по крайней мере официальная, прямо противоположная. На сайте канадского МИД отмечается, что «Канада поддерживает интеграцию Грузии в НАТО» [60] (не членство, а именно интеграцию. – Прим. авт.). В отношении Украины используется совершенно другая формулировка: «Канада поддерживает стремление Украины в конечном счете вступить в НАТО» [61].

Поддержка членства Украины в НАТО вопреки мнению самой Украины свидетельствует, что в данном вопросе официальная Оттава в первую очередь учитывает мнение украинской диаспоры в Канаде, выступающей за членство своей исторической родины в НАТО.

Обеспокоенность в отношении такой ситуации высказывают и канадские эксперты. В частности, Кристофер Уэстдал, бывший канадский посол на Украине и в России, считает, что проведение внешней политики в угоду диаспорам ослабило влияние Канады на решение вопросов европейской безопасности. В случае с Украиной и Грузией это привело к принятию неверного решения, поскольку эти государства, по его мнению, не будут приняты в альянс. Как он поясняет, «кампания за членство Грузии в НАТО – что привело бы к распространению гарантий безопасности на взрывоопасный кавказский регион – завершилась кровавым, позорным концом во время российско-грузинской войны в 2008 г., когда европейские правительства никак не отреагировали на призыв Дика Чейни (который обратился к ним лично из Тбилиси) помочь грузинам воевать с русскими, чтобы сохранить осетин порознь (против их воли) и абхазов под властью Грузии (вопреки их желанию). Членство Грузии в НАТО заставило бы нас предпринять такую попытку» [62]. Кампания за членство Украины в НАТО была закрыта украинским народом, который проголосовал на президентских выборах за Виктора Януковича, выступавшего против членства Украины в НАТО.

* * *

За прошедшие двадцать лет отношение Канады к расширению НАТО претерпело определенную эволюцию. В 1990-е гг. позицию Оттавы можно определить как стратегическое согласие и тактическое несогласие с позицией Вашингтона, то есть Канада поддержала само решение о приеме новых членов, но канадское понимание этого расширения имело ярко выраженную специфику (расширение увязывалось с реформой НАТО; повышенное внимание уделялось России и Украине; выражалось стремление к более резкому расширению; акцент делался не на военной, а на политической стороне нового альянса). В 2000-е гг., особенно после прихода к власти в 2006 г. Стивена Харпера, конструкция стала немного иной: модель «стратегическое согласие – тактическое несогласие» продолжает действовать, но теперь Канада и США находятся по одну сторону, а по другую – европейские тяжеловесы НАТО. Наиболее ярко новая позиция Канады проявилась при решении вопроса о приеме в НАТО Украины и Грузии.