- Код статьи
- S102694520013227-0-1
- DOI
- 10.31857/S102694520013227-0
- Тип публикации
- Статья
- Статус публикации
- Опубликовано
- Авторы
- Том/ Выпуск
- Том / Номер 1
- Страницы
- 43-53
- Аннотация
Статья посвящена эволюции языка юриспруденции в различных аспектах и контекстах исторического существования права. Общий подход основан на разграничении понятий «образование юриспруденции» и «открытие юриспруденции». Образование юриспруденции протекает в социокультурной логике развития правовых систем, составляя институциональный аспект их становления, формирования и функционирования в структуре образов, вероучений и формально-логических конструкций и определений. В этой части своего содержания проблематика образования науки права входит в предмет историко-генетической юриспруденции или в ее учебной редакции – истории юридической науки. В данном аспекте своего существования юридическая наука рассматривается в качестве института общей правовой реальности, наряду с ее нормативным, процедурным и юридико-техническим измерением. Открытие юриспруденции связано с процессами ее рефлексии на предмет самое себя, исследования различных исторических форм ее когнитивного выражения. Это вопрос, прежде всего, внутренней концептуальной эволюции юридической науки, когда ее содержательные и формальные характеристики являются предметом теоретико-методологической разработки в границах исторической семантики, лексики и нормативной грамматики культурной эпохи. В этой части своего содержания юридическая наука составляет предмет правовой эпистемологии и археологии юридического знания. Эволюция права и эволюция науки права представляют собой общий процесс институционального и концептуального развития правовой системы в целом, в ее нормах и представлениях, принципах и институтах, образах и понятиях. Сравнительно-историческое исследование отдельных эпох, аспектов и фаз эволюции предмета, языка и структуры юриспруденции, ее базовых категорий и определений открывает перспективу в изучении и права, и науки права.
- Ключевые слова
- эволюция юриспруденции, образование юриспруденции, открытие юриспруденции, смена культурно-исторических парадигм, трансформации права и науки права, правовая эпистемология, культурно-историческая юриспруденция, язык юриспруденции, дисциплинарная структура юридической науки
- Дата публикации
- 05.02.2021
- Всего подписок
- 24
- Всего просмотров
- 1869
Биография юридического концепта: господствующее обозначающее
Образование и открытие юриспруденции заключено в ее генеалогии. Генеалогический подход позволяет установить, какие характеристики права как социокультурной категории, системы представлений и институтов, языков описания утрачены или приобретены в процессе движения его исторических форм (модусов и модальностей) в контексте той или иной эпохи своего существования и развития. И самое главное - выявить состав и структуру инвариантных и вариативных, структурных и функциональных, онтологически данных и исторически заданных признаков, определяющих истоки и траектории движения различных правовых систем, динамику их преобразований и возможных пересечений в историческом времени и пространстве. Генеалогический подход открывает возможность обнаружить парадигмальные сдвиги в развитии правовых систем в их синтагматике и прагматике, исторические изменения в содержании и функциях права. Каждой кризисной эпохе в эволюции корреспондируют свои культурно-исторические условия трансформации права в составе и структуре правовых институтов, в составе и иерархии лежащих в их основании ценностей, в системе представлений о праве, правовых категорий и понятий.
В этом аспекте своего понимания генеалогический подход охватывает все составные элементы знаково-семиотического прочтения юридического текста – универсальной категории права и науки права: предмет концептуализации (обозначаемое), юридический дискурс (обозначающее), понятие (обозначенное) и процесс концептуализации (обозначивание). Культурно-историческая практика становления и развития правовых систем в нем находит универсальный аналитический язык реконструкции фазовых парадигматических и эволюционных изменений собственных нормативной, институциональной и концептуальной составляющих в их взаимных связях и отношениях. Типология форм культурно-исторической эволюции юриспруденции симметрична контовской цивилизационной парадигме изменений в системах социальных коммуникаций и обеспечивающих их правовых систем. Важно лишь иметь в виду, что развитие правовых систем происходит в исторически различных культурных пространствах, время в которых протекает неравномерно, с различной скоростью и инерционностью на различных уровнях и в отдельных элементах институциональной и концептуальной подсистем. Историческое время, выраженное в различных фазовых состояниях процесса асинхронных изменений элементов правовой системы, рождает ее внутренние противоречия, рассогласованности и взаимонесоответствия. Накапливаемые отклонения и дисфункции разрешаются в конечном счете структурными сдвигами в содержании и формах выражения наличного правопорядка, то есть сменой концептуальных парадигм в собственной истории их пространственно-временных отношений и переходов.
В позитивной науке права, значение категорий пространства и времени в осмыслении правовых явлений носит фрагментарный и сугубо формальный характер. Это элементы среды обитания права, юридические факты места и событий, с которыми формально связаны определенные правовые следствия. Все иное в понимании концептуального статуса данных категорий в юриспруденции не входит в ее предмет, т.е. не разрабатывается. Видимо, правовая наука потому и является позитивной, потому что не разрабатывает данные категории за рамками предписанных значений, поскольку в ином случае возникло бы много вопросов, на которые следовало бы дать ответы, по крайней мере в теории права. Можно, разумеется, сказать, что в своей социальной онтологии эти категории составляют пространственно-временной континуум протекания практической и познавательной юридической деятельности, т.е. ничего не сказать. Главный вопрос предполагает развернутый ответ: обладают ли категории «пространство» и «время» таким познавательным и логическим значением, которое имеет, в свою очередь, фундаментальное значение в понимании и определении природы и сущности, содержания и форм права и соответственно находит предметное и понятийное отображение в структуре науки права и юридического знания о праве?
Положительный ответ заключает в себе необходимость разработки, как данной темы, так и аналитического инструментария, посредством которого можно развернуть ее в полном объеме своего содержания. И тем самым обеспечить корректное определение значения пространственно-временных категорий и связанных с ними аналитических конструкций в исторических контекстах их сосуществования и взаимовлияния на процессы развития права и языка науки права. Совмещение пространственно-временных характеристик юридического текста в широком значении термина (правовой институт и концепт) и его семиотическое прочтение в понятиях обозначающее, обозначаемое и обозначенное, открывает аналитику матричного описания и объяснения явления права, соответственно, через изменения означающих, означаемых и означенных в определениях явления права и пространственно-временных контекстах его исторического существования и развития. Эпистемологическая матрица является вместилищем возможных значений юридического текста, существующего в ее концептуальных границах. Посредством конкурирующих интерпретаций и переинтерпретаций на языке господствующего в данном пространстве и времени юридического концепта и осуществляется производство конкретного знания о спрятанных в тексте содержаниях. Именно в этом смысле и явление права, и наука права контекстуальны и конвенциональны в своих конструкциях и представлениях. Следует лишь иметь в виду, что и языки предписаний, и языки определений в своих содержаниях и формах выражения живут своим собственным пространством и временем, одновременно предметным, воображаемым и формальным. Они образуют правовую реальность и, только меняясь сами, изменяют и ее.
Источник и начало исторического времени и пространства будущих институциональных и концептуальных переходов и перемен есть живая социоприродная правовая реальность, нагруженная мифологическими представлениями и осмыслениями явления права в мифопоэтических образах и ритуальных техниках производства и воспроизводства практик социального общения. Миф – первоначальная форма концептуального отображения и санкционирования социальной реальности, непосредственного перевода конкретного воображаемого в фактическое. Завершенный формат мифопоэтического мышления нашел себя в порождающем фактическую реальность эйдосе (творящем дискурсе) платоновской теософии. Архаическую стадию культурно-исторической эволюции юридических картин мира (рефлекторного мышления) сменила религиозно-символическая фаза и модус ее проявления. Вторичная моделирующая правопорядок система мышления о праве, – основанная на вере божественное предопределение практик организации власти и управления. Завершающая цикл культурно-исторических трансформаций юридических картин мира – рационально-логическая или фаза понятийного (рефлексивного) мышления о праве, формальная система логически выводимых суждений должного социального порядка. Ее предметное воплощение нашло себя в эмпирико-аналитической модели описания государственно-правовых порядков Аристотеля. Эволюционные и парадигмальные трансформации юридических картин мира получили свое отображение в собственных когнитивных формах нормативного восприятия и аналитического структурирования действительности, организованной в системе ее социальных иерархий и социальных сетей, начиная от первоначальных сообществ и завершая современными обществами на языке Ф. Тённиса1.
Архаические сообщества – сообщества медленного циклического времени, населенного духами предков пространства и традиционного права. Архаическое право переживается в ритуалах и осмысляется в мифах. Это право сообщества предписанных (аскриптивных) нормативных статусов и ролей. Первая знаниевая форма определена жесткой системой мифологических представлений о должном порядке и его источниках. Это – проявление органического правосознания первоначальных сообществ и архетипических проекций должного в сущем. Оно включало в себя сакральное знание для посвященных и выражало сложную структуру отношений между бытийным Хаосом и упорядоченным Космосом, эмпирической повседневностью и социоприродной метафизикой. Это первородный язык социального общения, отраженный в ритуальных практиках и институтах передачи новым поколениям – жреческих сообществах2; – мир рассеянного, образного и эмпирического знания партикулярных этнических сообществ, живущих магическими представлениями и формами социального общения; – юридическое знание живой устной традиции, переживаемой и передаваемой культурными механизмами исторической памяти и основанное на многослойных нарративах творения мира, практических действиях и конечного воздаяния героям культурного пантеона; – проявления феномена органической нормативной реальности творящей воображаемую нормативную реальность.
Следующая фаза культурно-исторической и концептуальной эволюции права представлена сложной сетью религиозных определений должного поведения – правовой теологией. Это нормативная система правопорядка обществ вертикального вероучительного правосознания, источника права, основанного на вере в предзаданность всего сущего и несущего божественным волеизъявлением. Религиозное общество – это стратифицированное общество разделенного, вечного и преходящего времени, пространства и права. Его ментальное основание составляет разграничение Земного и Небесного порядков. Отсюда различение божественного и профанного, права боговдохновенного, дарованного и предписанного, права Ветхого Завета, Нового Завета и Коранического права. Это – право и юридическое знание, основанное на принципе изначального дуализма мира духовного и материального; мира дифференцированного учительного знания совершенного небесного порядка как альтернативы несовершенному земному порядку. Его концептуальная форма – символическое знание, отражающее извечный конфликт видимого и невидимого, мира живых и мертвых, грешников и мучеников веры, мира относительного сущего и абсолютного должного. Исторические репрезентации развернуты в индуистской и иудаистской традиции трансляции знания, определяемого в модальностях чистого или нечистого, правильного или неправильного поведения и представлены институтами производства истинных знаний и ритуальных предписаний этико-нормативных школ брахманов и учителей Закона3. Это – феномен воображаемой нормативной реальности, творящей фактическую нормативную реальность4.
4. Развернутая концепция роли религиозных представлений в развитии политико-правовых институтов раскрыта в небольшом фрагменте исследования французского историка античности Фюстель де Куланжа (см.: Фюстель де Куланж. Введение. Необходимость изучения древнейших верований народов для понимания их учреждений // Гражданская община античного мира. М., (1906) 2019).
На третьей фазе культурной эволюции социальных отношений, порядок которых выстраивается в логике рациональных конструкций правовой реальности, на юридической авансцене царит система сложноорганизованных формальных институтов и определений права. Это – правопорядок обществ линейного времени, иерархического пространства и сегментированного права. Его концептуальное измерение включает юридическое знание, выраженное в системе понятий, в основании которых лежат дедуктивно и индуктивно выводимые суждения о должном поведении. Это право, основанное на формальных определениях и выводимых из них понятий господства и подчинения. Мир концентрированного юридического знания, различающего его категориальное ядро и аналитическую периферию. Его концептуальная форма – знание, абстрактное, логически выстроенное, рациональное. Классическая форма – правовая догматика и аксиоматика позитивного. Его живая высокая форма – правовая герменевтика или юриспруденция скрытого глубинного текста внутри внешнего формального текста, обеспечивающая существование непрерывной культурно-исторической традиции образно-метафорической и понятийной концептуализации права и науки права. Феномен секулярной нормативной реальности – выражения процесса маргинализации священного и божественного в системах социального общения5.
Новая эпоха социальных конфигураций – это эпоха манифестации новых форм социального общения: имитации свободы в заданных траекториях сетевого поведения; время сообществ с неопределенными нормативными границами социальных практик и конкурирующих представлений о должном порядке взаимоотношений с его апостолами и пророками. Это – жизнь социальных сетей, мобильного времени, гетерархического6 пространства и трансграничного7 права. Его ментальное основание заключено в идее деконструкции всего сущего и несущего, ризомах и симулякрах наличных форм социального общения, ухода от моноиерархий и его права, закрытого для изменений за рамками установленных границ официально-санкционированного правопорядка. Формирование «броуновской» среды обитания и права, размытого в своих концептуальных и нормативных положениях, бросает вызов тому, что еще вчера казалось безусловным и определенным: целеполаганию и рациональному выбору. Феномен текучей нормативности социальных отношений на языке Зигмунта Баумана8 и социальных трансакций, в самих себе заключающих свое собственное право. Его концептуальное отображение – критическая, прежде всего в отношении своего наличного языка и междисциплинарной структуры, юриспруденция.
7. См.: Варламова Н.В. Гетерархичность современных правовых систем и постсоветская теория права // Проблемы постсоветской теории и философии права: сб. ст. М., 2016. С. 30–71.
8. См.: Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008.
Смена исторических эпох – это не только смена политико-правовых укладов. Это смена гештальта или глубинных ментальных оснований организации социальных порядков. Звук, жест, слово и цифра и есть не что иное, как социокультурные формы бытования юридического концепта действительности отдельных исторических эпохах существования человеческих сообществ. Его развернутые характеристики представлены системами звучащей юриспруденция, юриспруденции жеста и юриспруденции слова9. На исторической авансцене человек слова сосуществует с человеком цифры. Система живых вербальных коммуникаций и персонифицированных форм социального общения постепенно замещается цифровыми платформами10. Сетевые коммуникации обладают минимальной степенью выбора вариантов персонального поведения внутри сети, поскольку сетевое право не знает субъективного права. Сеть формирует и форматирует собственную соционормативную реальность. Общество цифровых платформ и технологий – общество виртуальных социальных коммуникаций. Это – гибко структурированные конгломераты унифицированных единиц в своих физических и интеллектуальных проявлениях. Это закрытое общество, о котором грезил еще Платон, – общество тотального наблюдения за всеми отправлениями социальной жизни. Новая реальность активно формирует свой словарь, его лексику и грамматику, свою аксиологию и риторику абсолютной несвободы11.
10. См.: Срничек Ник. Капитализм платформ. М., 2018.
11. См.: Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. / пер. с англ. под общ. ред. В.Н. Садовского. М., 1992; Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., 1995.
Сетевое общество, идущее на смену гражданскому обществу, обществу автономных сообществ на языке Никласа Лумана, не живет определениями своего права как права публичной и частной свободы в практиках социального общения. Эволюция права (институтов) и эволюция представлений о праве (концептов) включены и являются составными элементами общей эволюции правовых систем своего времени и места. Переходы доправовых форм нормативной регуляции к государственно-правовым, а донаучных форм юридического мышления – к понятийным формам связаны и определяются фундаментальными сдвигами и трансформациями лежащих в их основании юридических картин мира или фундаментальными для различных исторических эпох формами и представлениями о должном порядке социальных отношений.
Осевое время (в терминах К. Ясперса) и Смена гештальта (в терминах О. Шпенглера) продолжают заключать в себе при всей их метафоричности базовые концепты понимания и определения изменений языков социального общения и языков их описания и объяснения в их исторических практиках и формах манифестации. Институциональная и концептуальная эволюции правовых систем в реальной логике взаимных отношений и пересечений образуют общий предмет юриспруденции – теории и истории производства и разрушения правовых систем в историческом времени и пространстве. Аналитический дискурс новой юридической науки сосредоточен вокруг различений и определений права иерархических и сетевых сообществ, различений и определений концептуальных оснований эпохи модерна и постмодерна. Переход от работы с формальным Текстом к работе с социокультурным Контекстом в рамочных определениях Метатекста открывает еще неосмысленные и ненаписанные страницы будущей грамматики нового правопорядка.
Сетевая парадигма права и трансформация правовых систем, связанная с переходом от классической грамматики правопорядка к неклассическим формам эпохи постмодерна – новая проблемная область современной юридической теории и практики. Ее рабочая аналитика лежит в рамочных конструкциях семиотики права, раскрывающей взаимные отношения означающего и означаемого, выявляемые в различных исторических практиках юридической организации социальных отношений. На смену линейной грамматике правопорядка, в которой определенному означающему (правилу) соответствует определенное означаемое (поведение), приходит нелинейная грамматика подвижных юридических форм, в которой конкретное означающее полагает возможным сосуществование множества значений означаемого. Выбор приемлемой для сторон отношения юридической формы (значения) и составляет собственно предмет правового регулирования, субъектами которого являются сами стороны конкретного отношения. Плюралистическая структура субъект-субъектных отношений снимает фундаментальную проблему и тему классической юриспруденции – соотношения объективного и субъективного права, права и законодательства, поскольку данным категориям уже нет места в свободной концептуальной модели и живой нормативной практике организации правопорядка. Феномен господствующего означающего уходит с юридической сцены, уступая место конкурентным подвижным формам организации правопорядка, в составе юридического инструментария которого ключевое значение приобретает интерпретативная техника понимания и определения наличного права. Смещение от установленного права к праву интерпретаций означает переход от права, основанного на юридическом факте к праву, основанному на представлении о факте. Базовые формулы-паттерны должного правопорядка заменяются текущими и размытыми ситуативными определениями. Цифровое права, по существу, и является именно тем юридическим форматом правопорядка эпохи постмодерна, которое в режиме реального времени формирования и осуществления трансакций способно зафиксировать возникшее и работающее в нем текущее правоотношение. Способно ли цифровое право заполнить разрыв формально должного и подвижного сущего без разрушения наличного правопорядка – вопрос недалекого будущего. Эйфория скоро пройдет, юридические руины надолго останутся, останутся и воспоминания о праве социкультурного Текста без политического подтекста. Право может рассматриваться в качестве текста только в метафизическом смысле, поскольку действительное право выводится или, точнее, пишется самой социальной реальностью в определениях концептуальных представлений о должном в сущем. Только в воображении юристов позитивистской ориентации оно сочиняется в кабинетах законодателей.
К вопросу смены языка концептуальных парадигм
Уход с исторической сцены одних правовых систем и появление новых, их взаимные отношения и пересечения, притяжения и отталкивания связаны и определяются фундаментальными сдвигами в онтологических, ментальных и культурных основаниях социального общения. Что, разумеется, не исключает, а напротив, предполагает появление смешанных, сегментарных и многоуровневых правопорядков со своими юридическими языками, источниками и процедурами. Остается в аналитической повестке дня и вечная тема юридических исследований любой исторической эпохи, эпоха сетевых сообществ не исключение, – право и системы знаний о праве быть свободным в различных социокультурных формациях существования права. Таким образом, ответ на вопрос, что есть право, есть также ответ на вопрос, что есть правовая свобода и, наоборот. Одно живет в другом. Свобода как сознание права и право как осознание свободы лежат в основании социальных отношений как таковых. Свобода это социальное благо-ценность и в этом смысле она может быть предметом распределения и перераспределения, справедливого или несправедливого с точки зрения морали, равенства или неравенства с точки зрения права. Возможно, именно в этом смысле юридическое и моральное измерения действительности составляют фундаментальные категории человеческого существования, изначально лежащие в его онтологии. Реальность осмысляется в категориях правильного или неправильного, приемлемого или неприемлемого, должного или недолжного порядка, но квалифицируется на языке исторически сложившихся форм образно-метафорического, вероучительного и понятийного выражения. Действующее в практиках социального общения право может отклоняться от определений социальной, религиозной и моральной нормативности, но данное в собственном смысле своего понятия оно не может быть аморальным. Аморальным может быть и является в различных форматах государственно-правовой политики только законодательство.
Преобразования структур социального общения в контексте смены доминирующих юридических картин мира или правосознаний своей эпохи определяют нормативные рамки и динамику движения от права социальных иерархий к праву социальных сетей. Исторически выработанные нормативные модели представили разнообразные по своей сложности кодифицированные комплексы сочетаний горизонтальных и вертикальных связей в отдельных сферах социального общения. Выражая различные формы зависимости между участниками социальных отношений, они обеспечивали правопорядок в границах правосознания своей исторической эпохи. В культурно-исторической последовательности это языки социоприродных мифов, языки регигиозных догм и языки логических конструкций – традиционного права и позитивного права, сохраняющих свое нормативное значение в различных временных эпохах.
В сетевых нормативных моделях нет вертикальных и горизонтальных связей, а только траектории и их пересечения, в узлах которых, собственно, и протекают процессы юридической самоорганизации взаимных отношений. Подвижные системы нормативной регуляции, сопровождающие процессы социальных коммуникаций в режиме текущего времени, в отличие от статичных систем нормативной регуляции социального поведения трех нормативных исторических традиций, – один из возможных вариантов ответа на вызов требованиям нового времени.
Каждая эпоха развития права и науки права характеризуется собственными предметными и концептуальными границами становления и развития своих правовых систем, своими когнитивными стилями. Что объединяет три высокие традиции существования права и науки права и эпохи перемен? Целостное или разорванное единство образа жизни и образа мысли, норм и представлений о нормах? Традиционное право и его концепты (мифологемы) и его юридическая теология (богооткровенные истины), позитивное право и его понятийная аксиоматика (аналитика) – социокультурные формы существования и выражения социальных отношений в правосознании своего осевого времени никуда не уходят, а лишь меняют свою внутреннюю эпистемическую и деонтическую модальность. Генеалогия грамматик традиционного, религиозного и секулярного правопорядков, становление и развитие юриспруденции, преобразования ее исторической проблематики и языка, знаковых форм выражения юридического знания и дисциплинарной структуры являются общим предметом сравнительно-исторической юриспруденции, совмещающей в себе философию и теорию права, правовую лингвистику, антропологию и психологию.
Образование и открытие юриспруденции, ее институциональная эволюция и трансформации форм юридического знания – комплексная проблема и междисциплинарная тема юридической науки в целом, которая определяет перспективные направления исследования в области современного социогуманитарного знания. Проблема поиска нового концептуального языка неизбежно требует совмещения традиционных подходов, сохраняющих свой аналитический потенциал, так и междисциплинарного наследия, которое юридическая наука получила благодаря расширению собственных предметных границ.
Новый предмет и проблема – это разрешение фундаментальных противоречий иерархических и сетевых нормативных порядков социального общения, разрывов преемственности и перехода от знания санкционированного и аксиоматического к знанию конвенциональному и критическому. Извечная дилемма – закон для всех и право для избранных, знание о праве для всех или для избранных обретает свою новую историческую форму – собрания конкурирующих за доминирование сетевых иерархий и легитимирующих их представлений. Мы еще не знаем всех последствий явления новой концептуальной и нормативной реальности12. Этот симбиоз подвижных форм социального общения и понимания открывает или закрывает будущее? Это – не столько вопрос соотношения жесткого и мягкого права, сколько проблема формирования новых комбинированных форм юридической организации социальных отношений, объединяющих иерархии в сети в общем культурно-историческом процессе их взаимной институционализации и позитивации13, права социальных сетей и права социальных иерархий как составных и подвижных элементов общей правовой реальности и ее возможных правопорядков.
13. См.: Фергюсон Ниал. Введение в сети и иерархии // Площадь и башня. М., 2020. С. 25–97.
Очевидно и другое. Эволюции форм юридического мышления или юридических картин мира (переживания, восприятия, понимания и отношения к праву), форм нормативной регуляции (или модусов, стереотипов и стандартов поведения) и языков рассуждения о правовых явлениях (или аналитического инструментария) образуют три взаимозависимых измерения и уровня правовой реальности своего исторического времени. Юриспруденция как таковая остается фундаментальной когнитивной формой осмысления и репрезентации правопорядков любой эпохи, являясь органической частью их социокультур и правовых систем. Юридическая наука в своей понятийной, логически выстроенной системе представлений о праве – всего лишь одна из возможных концептуальных комбинаций культурно-исторического процесса осознания права, понимания его метафизических смыслов и текущих инструментальных значений. Это бесконечное разнообразие знаково-репрезентативных форм выражения юридического знания, разрывы и преемственности в развитии способов институционального общения, языков описания и объяснения права, их парадигматике и синтагматике, составляют собственный предмет семиотически ориентированной культурно-исторической юриспруденции.
Проблема в том, что обозначаемое (предмет), обозначающее (дискурс) и обозначенное (концепт) непрерывно меняются знаковыми местами, замещают, выражают и переопределяют друг друга. Комбинации слов превращаются в комбинации значений только в живой практике (прагматике) означивания своего предмета и методов, которые также не существуют сами по себе. Исследовать явление, значит найти его понятие в рамочных изменениях социокультурного контекста и метатекста концептуальной биографии существования и определения своего предмета. Разработка юридической теории предмета и корреспондирующих ему методов имеет место только в подвижной структуре междисциплинарных связей и отношений ее исторической эпохи и стиля языкового мышления. Явление одновременно переживается (феноменологическое определение права), оценивается (аксиологическое определение права), осмысляется (понятийное определение права).
Все возвращается к своим архетипическим истокам. Вечно зелено не только древо жизни, но также и древо познания, о чем говорили в свое непреходящее время еще библейские тексты. Существование явления права до понятия – предмет юридической мифологии и юридической теологии. Мифопоэтическая, символическая и понятийная формы осмысления действительности живут собственной жизнью, выражая и опредмечивая себя в различных исторических практиках концептуального и институционального развития. В общей социокультурной динамике их взаимных отношений и переходов непрерывно протекают процессы переносов и изменений эпистемических и деонтических статусов и значений в совместно вырабатываемых формах социального общения. Исторические трансформации в составе и структуре ядра и периферии социокультурной регуляции14, периодически, синхронно или асинхронно, симметрично или асимметрично меняя нормативные роли и позиции ее базовых элементов – идей, норм и ценностей, – сохраняют или разрушают, расширяют или сужают когнитивные и мировоззренческие основания или этос человеческого, а значит, и юридического существования.
Мифология и теология, переплетения воображаемого и реального, фактического и символического – изначальные и первичные способы концептуализации социальных отношений. Это проявления коллективного сознания, в котором получают свое ментальное выражение формы и механизмы юридического восприятия действительности и воздействия на глубинные процессы социальной интеграции и дезинтеграции, лежащие в основании текущих и повседневных практик и представлений о должном правопорядке. Социокультурные матрицы любой исторической эпохи в своем цивилизационном генезисе уже заключают в себе разнообразные и конкурирующие форматы и тенденции юридического понимания и организации социальных отношений15. Социальные отношения каждой исторической эпохи живут, говорят и думают на языке своей социокультуры и произведенными в ее рамках – рабочими языками экономики, политики и права.
Доминирование одних нормативных моделей в общей системе социальной регуляции над другими вариативно. Смена юридических картин мира не меняет конститутивной роли самих идей, норм и ценностей в их универсальной способности, функционально изменяясь, оставаться ключевыми элементами общей структуры нормативной регуляции. Тезис, согласно которому право существует в определениях своей социокультуры, позволяет рассматривать эволюцию права в контексте преобразований в составе концептуальных парадигм, выражающих в языке своего исторического места и времени глубинные ментальные основания генезиса и движения собственных правовых систем. Концептуальные парадигмы меняют или сохраняют свои смыслы и значении в границах и определениях культур реципиентов.
Миф, вера и ритуал – объяснительные схемы и модели поведения, вечные спутники человека, феноменологически заданные формы его социального бытования (социализации и понимания, адаптации и мобилизации) и вечные объекты изучения юридической науки. Ныне они выступают фундаментальными альтернативами всеобъемлющей рационализации как права, так и науки права, которые в своей действительности заключают самые разнообразные и конкурирующие смыслы и значения. Чтобы их увидеть и понять, следует критически осмыслить привычные стандарты квалификации знания как логически верифицируемого набора определений. Явление права живет в переживаниях, образах каждой исторической эпохи выражения и понимания права. Действительный предмет юриспруденции – культурная психология институтов, ментальной репрезентацией которой являются сами институты.
Мифологические, религиозные и рациональные концептуальные парадигмы (традиции и новации) в их взаимной эволюции признания и отрицания соединяются и сочетаются в разнообразных пропорциях и конфигурациях совместного сосуществования и влияния на процессы развития и осмысления права. Правовые системы характеризуются своими формами юридического мышления (архетипического, канонического и понятийного), существованием собственного социального пространства, доступного только своим юридическим техникам его нормативной классификации и организации, своими ритуальными, богословскими и аналитическими средствами и практика разрешения внутренних конфликтов и отклонений от установленных и признанных стандартов должного поведения. Вполне объяснимо, что аналитика культурно-исторической юриспруденции, развернутая в антропологии, герменевтике, лингвистике и эпистемологии права, образует и актуализирует сегодня ключевые подходы и направления теоретико-методологической рефлексии своего предмета. Наука права существует в определениях языка и культуры различных эпох. Ее современный теоретико-методологический формат позволяет открыть и увидеть новые аспекты и измерения исследуемой правовой реальности заключенные в генеалогических основаниях права и науки права.
История права и история науки права и есть не что иное, как развернутая во времени проблематика взаимозависимости практического языка права и аналитического языка юриспруденции16. Предметно определяемая социокультурной динамикой их становления и взаимодействия, совмещения и переходов от одной матричной структуры комбинаций и определений понятий и правил к качественно другой логике их нормативной и аналитической организации, она сочетает синхронический и диахронический формат и траектории совместного развития и существования. Описать и объяснить состояние и перспективы изменений в составе и структуре правоведения, исходя из необходимости гармонизации отдельных направлений и подходов (историко-генетического, сравнительного, контекстуального) различных дисциплин в логике взаимодополнительности их аналитических языков – первоочередная задача и тема сегодняшней юриспруденции. Ее комплексный предмет – генеалогия правовых понятий и генеалогия правовых институтов или история рождения и гибели концептуальных и институциональных парадигм в их прошлом, настоящем и будущем.
Генеалогия правовых институтов живет генеалогией образов и представлений, закодированных в языке и культуре социального общения. Правовая реальность такова, каков нормативный язык рассуждения о реальности. Юридические языки не только формируют, но также определяют и регулируют пространственные и временные границы социального поведения. Каждая историческая эпоха живет логикой своего доминирующего языка восприятия и понимания действительности. Именно здесь и лежат аналитические основания формирования интегральной юриспруденции, совмещающей в рамках своего собственного комплексного предмета исследования мифопоэтические, религиозно-символические и рационально-логические подходы в изучении права. Классическая формула от «мифа к логосу», метафорически выражающая традиционную эволюционную модель развития языка юриспруденции, в ее современной редакции, основанной на принципе пересечений и борьбы за доминирование внутри смешанных концептуальных парадигм, должна быть дополнена и представлена конструкцией «между мифом и логосом». Исследовательский потенциал данной интегральной схемы развития юриспруденции позволяет выйти за рамки линейных форм движения ее языка, предмета и структуры и показать реальную культурно-историческую и аналитическую динамику формирования юридической науки, включая инволюционные линии в ее развитии.
Фактический правопорядок каждой исторической эпохи юридического существования, его нормативная и аналитическая составляющие выстраиваются относительно этих трех фундаментальных концептуальных парадигм описания и объяснения действительности. Любое явление, в т.ч. и право, на любой фазе своей культурно-исторической эволюции может быть рассмотрено с точки зрения логики существования и выражения себя в системе мифов, догм и понятий. Это универсальная матрица базовых элементов исторических и аналитических репрезентаций правовой реальности. Общая история права и науки права может быть представлена не только в виде линейной последовательности исторических периодов, каждый из которых охватывает процессы становления и реализации доминирующих образов-моделей правопорядка, определяющих признанные и санкционированные юридические формы социальных отношений, но также их совместного, циклического и возвратно-поступательного сосуществования, образуя сложные нормативные и понятийные комплексы. Эпистемическая ценность генеалогического подхода в описании и объяснении права и науки состоит в том, что в нем различимы два фазовых состояния и аналитический переход из допонятийной в понятийную форму существования и выражения права и науки права.
Подвижный концептуальный баланс языков мифологических, религиозных и рациональных определений составляет реальную юридическую конфигурацию каждой исторической эпохи. Они связаны между собой синтагматическими и парадигматическими отношениями; занимают в зависимости от исторического контекста положение либо ядра, либо периферии в общей культурной системе; образуют смешанные нормативные структуры, внутри которых протекают процессы развития и перехода от одних доминирующих юридических форм организации социального общения к качественно другим, отвечающим новым потребностям и вызовам. Реальная структура правопорядка существует в виде отдельных сегментов, предназначенных для потребления различными статусными функциональными группами. Ничего никуда не уходит. Все живет своей явной или скрытой жизнью, обнаруживая свое присутствие в ситуациях структурных кризисов.
Библиография
- 1. Айзенстадт С.Н. Культура, религия и развитие в Североамериканской и Латиноамериканской цивилизациях // Международный журнал социальных наук. 1993. № 1.
- 2. Агамбен Дж. Высочайшая бедность. Монашеские правила и форма жизни. М., 2020.
- 3. Байтеева М.В. Язык и право. Казань, 2013.
- 4. Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008.
- 5. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995.
- 6. Варламова Н.В. Гетерархичность современных правовых систем и постсоветская теория права // Проблемы постсоветской теории и философии права: сб. ст. М., 2016. С. 30–71.
- 7. Вульф К. Генезис социального. Мимезис, перформативность, ритуал. СПб., 2009.
- 8. Гаджиев Г.А. Онтология права (критическое исследование юридического концепта действительности). М., 2013.
- 9. Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., 1995.
- 10. Дворкин Р. Империя права. М., 2020.
- 11. Дубинец Е.В. Знаки звуков. Киев, 1999.
- 12. Зильберман Д. К пониманию культурной традиции. М., 2015.
- 13. Катерный И.В. Трансмобильность и нормативный морфогенез в условиях постгуманизированного общества: как все еще возможен социальный порядок? // Нормы и мораль в социологической теории. От классических концепций к новым идеям. М., 2017. С. 91–134.
- 14. Кофанов Л.Л. Lex и Jus: возникновение и развитие римского права в VIII–III вв. до н.э. М., 2006.
- 15. Красавин И. Techne. Сборка сообщества. М. – Екатеринбург, 2013. С. 19–30.
- 16. Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. / пер. с англ. под общ. ред. В.Н. Садовского. М., 1992.
- 17. Проскурин С.Г. Древние перформативы и право // Языковые параметры современной цивилизации. М., Калуга, 2013. С. 214–222.
- 18. Проскурин С.Г., Центнер А.С. К предыстории письменной культуры: архаическая семиотика индоевропейцев. Новосибирск, 2009.
- 19. Сидорович О.В. Жреческая традиция в Древнем Риме. Культ, ритуал, история. М., 2018.
- 20. Соболева А.К. Топическая юриспруденция. М., 2001.
- 21. Срничек Ник. Капитализм платформ. М., 2018.
- 22. Темнов В.И. Звучащая юриспруденция. М., 2009.
- 23. Тённис Ф. Общность и общество. Основные понятия и истоки социологии / пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб., 2002.
- 24. Фергюсон Н. Введение в сети и иерархии // Площадь и башня. М., 2020. С. 25–97.
- 25. Фюстель де Куланж. Введение. Необходимость изучения древнейших верований народов для понимания их учреждений // Гражданская община античного мира. М., (1906) 2019.