Везде
Somatic human rights in modern conditions of technological transformation of body existence
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Somatic human rights in modern conditions of technological transformation of body existence
Annotation
PII
S086904990014757-4-1
DOI
10.31857/S086904990014757-4
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Marina Pantykina 
ORCID: 0000-0002-7712-2124
Occupation: Vice Director of the Humanitarian-pedagogical Institute
Affiliation: Togliatti State University
Address: Togliatti, 14, Belorusskaya Str., Togliatti, Russian Federation, 445020.
Edition
Issue 4
Pages
20-32
Abstract

 

forms of bodily existence, somatic rights should perform the function of demarcation between morphological freedom and arbitrariness.

 

Keywords
somatic rights, human rights, body, body modification, digital body, digital nomads.
Received
23.04.2021
Date of publication
24.09.2021
Number of purchasers
14
Views
2947
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 В 2000-е годы в исследованиях правоведов стран СНГ (Д.Г. Василевич, А.И. Колер, В.И. Крусс, М.А. Лаврик, О.Э. Старовойтова и др.) получила распространение концепция соматических прав, направленная на обоснование притязаний человека на физическую свободу и неприкосновенность1. Несмотря на имеющиеся научные достижения и многочисленные публикации, эта концепция так и не получила распространение в странах дальнего зарубежья2. И вопреки популярной либеральной позиции, согласно которой человек имеет право по своему усмотрению распоряжаться собственным телом, соматические права не нашли отражение ни в российском, ни в зарубежном законодательстве. Эти обстоятельства, а также наблюдаемое в последнее время падение научного интереса к соматическим правам, не позволяют объявить их очередной социальной мнимостью. Наоборот, очевидная трансформация представлений о человеческом теле и все возрастающее влияние на него био-, информационных, когнитивных и социальных технологий являются существенными доводами в пользу дальнейшего изучения соматических прав, их правовой проработки и законодательного закрепления.
1. Соматические права следует определять как права человека по отношению к собственному телу, реализующиеся в беспрепятственной возможности «… осуществлять его «модернизацию», «реставрацию» и даже «фундаментальную реконструкцию», изменять функциональные возможности организма и расширять их технико-агрегатными либо медикаментозными средствами» [Крусс 2000, с. 43].

2. Ограниченность распространения концепции соматических прав обусловлена тем, что понятие соматических прав не тождественно получившему широкое распространение в зарубежной науке понятию прав человека в области биоэтики [см., например: Andorno 2016, pp. 31–41]. Возможным аналогом понятия соматических прав можно считать концепт «право на целостность личности», использованном в п.1. ст. 3 Хартии Европейского союза об основных правах [http://www.constitution.garant.ru/DOC. 3991032.htm#sub_para_N_6000].
2 Соматические права как новое поколение прав человека
3 Как утверждает большинство исследователей, соматические права – это закономерный результат либерализации общественной жизни конца XX – начала XXI вв., когда человечество столкнулось с необходимостью со сложным в морально-этическом и правовом аспектах вопросом о проявлениях физической свободы. Кроме того, именно в это время в общественном сознании сформировалась потребность в развитии новой генерации прав человека, которая бы нивелировала власть государства над жизнью и смертью, а также противостояла узаконенному насилию над человеческим телом. Эти либеральные идеи можно рассматривать в качестве предпосылок появления нового формата правовых притязаний.
4 К правовым предпосылкам соматических прав следует отнести международные, зарубежные и российские правовые акты3, направленные на защиту свободы и достоинства индивида и в ряде случаев декларирующие принципы мультикультурализма, плюрализма в решении вопроса о легитимных формах и способах его физического существования. Подчеркнем, что ни в одном из этих нормативных документов не используется понятие соматических прав человека. Однако это не исключает возможность установить содержательно-генетическую связь между ними и другими поколениями прав человека4.
3. См. обзор нормативно-правовых актов [Лаврик 2006a, c. 44–62; Лаврик 2006б, c. 40–54].

4. См. обоснование классификации поколений прав человека [Олейник А.Н., Олейник Н.Н. 2015, c. 120–128].
5 В частности, в соматических правах обнаруживаются присущие первому поколению личных (гражданских) прав право на жизнь, свободу и безопасность лица, а также обязанность государства воздерживаться от вмешательства в сферу личной свободы. Относящееся к этому же поколению право на собственность распространяется также на соматические права в части права человека владеть и распоряжаться своим телом. Однако в отличие от прав первого поколения «соматические права по своему содержанию не охватываются правом на жизнь (например, право на клонирование или право на распоряжение органами и тканями после смерти)» [Деркач, Луковская 2019, c. 32]. Кроме того, «они по своей сути не являются негативными …и представляют собой позитивные правовые притязания отдельной личности к обществу и государству как его легитимированному представителю» [Там же, c. 33], а также устанавливают зависимость правовых притязаний от персональных характеристик правообладателя.
6 Если второе поколение прав человека призвано создать условия для реализации социально-экономических прав на охрану здоровья, то соматические права дополняют их требованиями считать модифицированное тело целостным и здоровым, признавать сексуальное и репродуктивное здоровье, донорство и трансплантацию органов, нуждающимися в охране со стороны государства, гарантировать защиту от какого-либо незаконного вмешательства в сферу личностной физической свободы.
7 Следует отметить, что, сохраняя преемственность с первыми поколениями прав человека, соматические права развиваются за счет преодоления их границ. Так, например, будучи естественными по происхождению, они не являются абсолютными, а предполагают определенные моральные ограничения. Так, например, проституция, наркомания, эвтаназия, коммерциализация человеческих органов и некоторые другие неоднозначные социальные явления вступают в противоречие с достоинством личности, рассматриваемым как нравственно-правовые ценности.
8 Следует отметить, что, сохраняя преемственность с первыми поколениями прав человека, соматические права развиваются за счет преодоления их границ. Так, например, будучи естественными по происхождению, они не являются абсолютными, а предполагают определенные моральные ограничения. Так, например, проституция, наркомания, эвтаназия, коммерциализация человеческих органов и некоторые другие неоднозначные социальные явления вступают в противоречие с достоинством личности, рассматриваемым как нравственно-правовые ценности. Следует учитывать и то обстоятельство, что первые поколения прав человека явились выражением коллективной ответственности за решение общемировых проблем. Соматические права вызваны более конкретной причиной – интенсивным влиянием на человека достижений современного научно-техническим прогресса. С учетом того, что динамизм, многофакторность и риски новых технологий включены в содержание соматических прав, значение последних в сфере правового регулирования неизбежно будет возрастать.
9 Тело как предмет соматических прав: философско-мировоззренческие основания
10 До конца XIX в. в европейской философии тело исследовалось за счет описаний дихотомии субъекта и объекта, тела и души, трансцендентного и имманентного. Впервые изменения в представлениях о человеческом теле и новое отношение человека к собственному телу были отмечены в философии в XIX в., а с середины ХХ в., тело и телесность стали самостоятельным предметом философских концепций. С целью раскрытия содержания соматических прав остановимся на философских положениях, которые являются их философско-мировоззренческими основаниями.
11
  1. Самость как представление человека о себе как целостном существе
12 Зависимость тела от различных аспектов человеческого бытия и условий его познания была обнаружена в философии жизни. А. Шопенгауэр и Ф. Ницше были одними из первых, кто заявил о двух ипостасях тела: физическом теле (Körper) и живом теле (Leib). Не отрицая того, что тело в первой своей ипостаси воспринимается как нечто внешнее, известное нам, как и другие вещи, через ощущения, они утверждали, что, как только тело-объект помещается в какое-либо пространство, оно тут же приобретает дополнительные характеристики и становится живым телом. Так, А. Шопенгауэр писал, что «органическое тело... на самом деле не что иное, как сама воля, принявшая в созерцании интеллекта пространственный образ» [Шопенгауэр 2001, c. 417]. А Ф. Ницше считал, что проявлениям воли и сознания предшествует «самость», которая хочет созидать нечто превышающее ее саму [Ницше 2007, c. 35]. Наделяя тело такими характеристиками, как самость и воля, представители философии жизни сделали важный шаг на пути признания притязаний живого человека на целостность существования, а также его готовность к ответственной активности, направленной как во вне, так и на самого себя. Думается, что такая трактовка сущности тела является исходными мировоззренческими основаниями соматических прав человека.
13 2. Субъективное восприятие тела и нормальность опыта телесного сознания
14 Положения о безусловной ценности человеческого тела и необходимости нормативной регламентации телесного сосуществования становятся понятными, если вслед за Э. Гуссерлем, М. Мерло-Понти и Г. Марселем признать, что тело имеет ментальные функции и телесное сознание. Специфика последнего определяется наличием двух уровней. Первый «природный» уровень представлен восприятием воспринимаемого собственного тела и осмыслением телесного опыта [Гуссерль 2004, c. 228]. Второй интерсубъективный уровень проявляется в преодолении границ «своего тела» в опыте восприятия Другого и способности образовывать с ним пару. Устойчивость отношения Я и Другого, по мнению Гуссерля, обусловлена априорно заданной нормальностью, «в соответствии с которой каждый из двух нормальных индивидов, в том случае, если они меняются местами, [на самом деле] или мысленно, и телом, …находит в своем сознании точь-в-точь те же явления, что раньше были реализованы в сознании другого» [там же, с. 231]. Таким образом, телесное сознание оказывается гарантом подлинности и аутентичности восприятия тела. Экстраполируя этот вывод на соматические права, можно утверждать, что они являются формой объективации телесного сознания.
15 3. Тело как форма личной собственности
16 Утверждение тела в качестве формы собственности является основополагающим для феноменологии тела. Так, М. Мерло-Понти пришел к его «открытию» в результате изучения психологии беременных женщин, которые чувствуют, как отчуждаются от них их собственные тела. Г. Марсель представлял тело в качестве личного инструмента, которым человек владеет и распоряжается. При этом Марселя обращал внимание на то, что в ряде случаев тело может подчинять волю человека, например, когда состояние здоровья мешает человеку осуществить свои намерения. Эти размышления философов подводят к главному вопросу, касающемуся соматических прав: «Действительно ли тело человека является его собственностью, которой он может распоряжаться по собственному усмотрению?». С одной стороны, утверждение тела как формы собственности, например, в духе учения о собственности Гегеля, является наиболее простой и очевидной предпосылкой нормативного закрепления права распоряжаться собственным телом. С другой стороны, это предполагает, что тело по отношению к его обладателю является вещью или инструментом. Как следствие, оно оказывается только опосредовано или случайным образом связано с самостью человека. Такое «не совсем его» тело может быть отчуждено какой-то внешней силой или произвольно включено в нежелательные для него социальные отношения и позиции. Думается, что разрешение этой антиномии определяет один из аспектов развития концепции соматических прав человека.
17 4. Тело может быть любым
18 Утверждая право человека распоряжаться своим телом, соматические права исключают монополию власти на формирование представлений о нормальных и патологических телах и моделируют новые формы телесного существования. Дж. Агамбен один из первых констатировал, что грядущее общество развивается именно в этом направлении. А тело человека рано или поздно будет представляться как любое, то есть то-какое-(ни)-пожелаешь, то есть любимое [Агамбен 2008, c. 9]. Будучи предельным выражением самости, освободившись от общественных и телеологических оков, такое тело больше не нуждается в установлении идентичности. Оно становится чистой экспозицией, в которой нет следов биологической судьбы и индивидуальной биографии. «Любое» тело – это неопределённость, обусловленная лишь своей реализацией в идее, то есть всеми своими возможностями в целом [там же, с. 61]. Абсолютно коммуникабельное и целиком высвеченное [там же, с. 47], оно легко превращается в товар, образ рекламы или предмет дискурса. Поскольку тело может быть любым, то возможны разнообразные формы его явленности, возникающие под влиянием процесса технологизации.
19 5. Телесная эмансипация как новая форма отчуждения
20 Существующие различные подходы к определению отчуждения объединяет общее понимание того, что оно охватывает социальные и экзистенциальные качества человека, которые выходят из-под его контроля и становятся самостоятельной, господствующей силой. Стремление преодолеть отчуждение и достичь более высокий уровень свободы принято считать одним их факторов социального развития. Однако борьба за эмансипацию нередко порождает новые формы отчуждения. В этом контексте движение к морфологической свободе, к праву каждого человека на бодимодификацию может рассматриваться одновременно и как условие снятия отчуждения, и как предпосылка возникновения новых, более сложных форм отчуждения. По мнению Д. Кампера, этот формат свободы возник в современном социально-экономическом и технологическом контекстах, когда тело перестает оказывать сопротивление практикам его включения-исключения в семье, публичной сфере, мире труда [Кампер 2012, c. 65] и, как следствие, превращается в абстракцию, свободную от традиционных норм и ценностей.
21 Переоценка традиционных ценностей практически воплощена бодимодификации. В основе стремления к улучшению внешних параметров человеческого тела лежит установка на преодоление отчуждения посредством самоактуализации, которая, в свою очередь, может стать причиной другого отчуждения. Как уточняет Ж.-Л. Нанси, пока включенные в этот процесс индивиды не перестают актуализировать свою самость, они индивидуализируются, «постоянно становясь все более отличными от самих себя, а значит, все более схожими и взаимозаменяемыми…» [Нанси 1999, c. 62]. Еще одним препятствием достижения телесной свободы Нанси считает идеологию родового братства и равенства людей. С его точки зрения, опыт свободы, какой бы невыносимой она не была, демонстрирует разнообразие телесных различий, не оставляющих места ни одному континууму, «но являющуюся, напротив, рассеянным, бесконечно потирающемся взламыванием любого изначального соединения/раздвоения клеток, посредством чего рождается тело» [там же, с. 61]. Опасность идеологии родового равенства состоит в том, что она не только защищает права и свободы человека, но и расизма.
22 Таким образом, мотив совершенствования тела человека не гарантируют соматической свободы. Возможность технологической модификацией тела приводит к тому, что от него может быть отчуждена любая фракция. Тело уже не воспринимается как целостность, поэтому оно становится «чужим». Заметим, что в этом случае ставится за скобки проблему зависимости тела от социальных факторов. Речь идет о том, что технологическая эмансипация тела становится новой формой отчуждения, которая может быть если не преодолена, то хотя бы уравновешена правовым регулированием с
23 Соматические права и новые формы бытия расширенного тела
24 Рассмотренные философско-мировоззренческие основания позволяют предположить, что соматические права человека связаны с формами телесного опыта, трансформирующегося одновременно с внедрением новых изобретений и технологий. Многовекторность современного технологического прогресса задает разнообразие форм бытия расширенного тела человека (Г.М. Маклюэн), каждая из которых заслуживает отдельного изучения. В данной статье предметом исследования будут формы телесного бытия, возникшие под влиянием цифровых технологий5. В частности, к ним следует отнести функционально техноморфные тела-субъекты, интегрированные с аппаратами восприятия, протезами, трансплантированными органами, а также обращенные вовне тела-сообщения или цифровые тела, передаваемые с помощью информационных каналов [Курленкова 2018, c. 38]; сформированные в процессе использования современных технологий социальные практики с новыми габитусом, умениями и навыками.
5. Данное ограничение объясняется интенсивностью развития цифровых технологий и значительной степенью их влияния на жизненный мир современного человека.
25 Данные формы технологизированного (расширенного) телесного бытия пока недостаточно изучены, неочевидны и последствия их распространения. Но современное состояние телесного опыта уже позволяет утверждать, что им свойственна особая регламентация и дисциплина, которые предписываются людям с помощью искусственных языков, «производятся механизмами для блага тех, кто их использует: сделайте то, сделайте это, поступайте так, не делайте того» [Латур 2006, c. 206]. Подобный синкретизм людей и технологий порождает гибридные социальные порядки (Дж. Урри), при которых тело становится одновременно актором и агентом. Все это позволяет еще раз обратиться к вопросу о практической значимости концепции соматических прав в контексте дескрипции некоторых форм бытия расширенного тела: тело как интерфейс, цифровое тело, гибридные тела и цифровые кочевники.
26 Обретение телом функций интерфейса стало возможным благодаря развитию таких цифровых технологий, как виртуальная реальность (VR) и дополненная реальность (AR). Так, специфика VR состоит в том, что она «строится по принципу «глаз + рука»: трехмерная сцена меняется в зависимости от направления взгляда пользователя, который может взаимодействовать со средой (непосредственно рукой или с помощью манипулятора)» [Браславский 2004, c. 159]. Основным направлением развития VR-технологии является увеличение показателей ее физиологичности, которая выражается в способности вовлечь в движение все органы чувств, уменьшить или увеличить физические нагрузки. А в обозримом будущем VR позволит преодолеть «тиранию компьютерных кнопок» и манипулировать всем телом.
27 Приходится признать, что имеющиеся научные экспертизы влияния VR и AR на тело человека зачастую содержат взаимоисключающие выводы и оценки. Поэтому ограничимся только теми из них, которые могут быть экстраполированы на проблематику соматических прав. Так, исследование чувственного опыта игроков Pokémon Go (AR) показывает, что участники этой геолокационной игры, как правило, утрачивают контроль за своим телом и «ощущают» его только благодаря присутствию других тел в виде виртуальных объектов [Соколова 2017, c. 208-210]. Причем это присутствие не является постоянной величиной, так как зависит от характеристик используемых технических устройств. Несмотря на то что отсутствует статистика чрезвычайных происшествий с участием игроков Pokémon Go, очевидно, что они подвергают свою жизнь и здоровье опасности. Даже если эти угрозы будут учтены в технических регламентах новых версий AR-игр, останется вопрос о контроле человека за собственными ощущениями, а также дифференциации «живых» и «искусственных» чувств. Решение этого вопроса предполагает корректировку уникальности человеческого тела, параметры которой и должны регулироваться соматическими правами.
28 Еще одной из форм бытия расширенного тела является цифровое тело (или аватар), нашедший распространение в социальных сетях и средствах электронной коммуникации. В настоящее время оно перестало быть только статичным образом тела пользователя, а предстает как цифровое тело с кинетическими, языковыми и коммуникативными функциями, аналогичное телу живого человека. Цифровые тела и способы их существования в виртуальном пространстве должны быть включены в проблемное поле соматических прав человека. Это связан с тем, тем цифровизация может стать причиной массовой потери способности к адекватной телесной самоидентификации и повлечь за собой ряд правовых проблем, например, в оценке случаев наступления юридической ответственности, признания дееспособности и т.п.
29 В частности, в компетенцию соматических прав должен входить вопрос о демаркации между «живыми» и «мёртвыми» цифровыми телами. Необходимость нормативного установления такого различия обусловлена тем, что в социальных сетях «ВКонтакте», Facebook и Instagram выросли «виртуальные кладбища» из аккаунтов умерших людей. По желанию родственников такие аккаунты приобретают «памятный статус», что дает возможность подписчикам общаться между собой так, как будто бы умерший жив и подключен к виртуальному сообществу [Петряхин 2018, c. 187-188]. Не исключено, что в скором будущем аккаунты умерших людей не будут отвергаться специалистами в области гражданского и уголовного права [Ефименко 2019]. Однако пока этого не произошло, живое-мертвое цифровое тело должно быть включено в повестку развития соматических прав человека.
30 Другой формой расширенного телесного бытия являются гибридные тела. В последние десятилетия они стали предметом многочисленных научных и научно-популярных публикаций, в которых отсутствие однозначного определения гибридных тел компенсируется описаниями методов и случаев использования био-, информационных, когнитивных технологий для их создания. При этом наиболее полно представлены следующие гибриды: киборги (тела с протезами и/или с имплантатами), тела с модифицированными генами, органы, выращенные из стволовых клеток, тела-продукты нейрохакинга (имплантация нейродатчиков, нейрокомпьютерный интерфейс, нейровизуализация). Этот перечень гибридных тел отнюдь не завершен и будет дополняться по мере развития технологий. При этом важно понимать, что современные технологии не возникают непосредственно и исключительно из намерений людей и их действий, а сложным образом обусловлены машинами, текстами, объектами и иными технологиями и, в определенном смысле, порождаются ими [Урри 2012, c. 54]. Поэтому проблема их антропологической и социокультурной экспертизы и социального контроля становится практически неразрешимой. А отсутствие критериев дифференциации между природным телом и искусственно улучшенным телом чревато недобросовестной конкуренцией на рынке труда, в спортивных соревнованиях, девальвацией привычных представлений о социальной справедливости.
31 Во-вторых, конструктивная особенность гибридов предполагает «вынесение» вовне человеческих органов и чувств. Это не может не оказывать влияние на деформацию чувственного опыта. Пока невозможно дать однозначную оценку последствий изменения этой сферы познания. Так, К. Келли полагает, что микроскопические встроенные датчики в будущем приведут к созданию системы самоотслеживания за показателями телесного здоровья. «…Если взять эту информацию и представить ее не в виде чисел, а в форме, которую можно почувствовать, …такое устройство разовьет в нас новую способность ощущать собственный организм, которую мы не получили в результате эволюции, но в которой отчаянно нуждаемся [Келли 2017, c. 276]. Однако конструирование новых чувств с помощью датчиков имеет и теневую сторону, связанную с влиянием их на кору головного мозга и формированием управляемых состояний сознания. Размышляя в этом направлении, Дж. Урри прогнозирует появление технологий IT-конструирования чувств. В частности, он считает, что «кремневые чувства» могут быть связаны с сохранением и воспроизводством долгосрочных воспоминаний, а также представлять амбивалентные переживания желания-отвращения, уклонения-стремления [Урри 2012, c. 152]. Поэтому следствием изменений структуры чувственного опыта может стать трансформация образа жизни людей и порядка их социальных позиций.
32 Третьим препятствием на пути решения проблемы системной экспертизы и социального регулирования развития гибридных тел являются пробелы в законодательстве. Вопрос о специализированном правовом регулировании в отношении роботов стоит в повестке дня в России, США, Великобритании, странах ЕС, Японии, Китае и Южной Корее. В международном праве действует система технических стандартов, например, стандарт ISO 13482:2014 Robots and robotic devices – Safety requirements for personal care robots (документ устанавливает требования к безопасности роботов – личных помощников), ратифицирован 163 государствах6. В юридической практике применяется правило, приписывающее владельцам ответственность за действия роботов. Поэтому гибридные тела исключены из правового поля. При этом возникают вопросы: «Кто должен нести ответственность за криминальные действия гибридного тела, например, киборга, если они были произведены под влиянием интегрированного с ним технического устройства? Может быть сам гражданин-киборг?». Но он может сослаться на наличие трансформированных органов чувств, на неполадки в работе протеза или имплантата. Тогда в качестве виновных должны выступать производитель или «установщик» последних? Думается, что эти вопросы являются еще одним аргументом в пользу развития концепции соматических прав и их правовой проработки.
6. См. подробнее о современном состоянии международного и российского правового регулирования робототехники [Филипова 2020].
33 В последнее десятилетия распространённой формой бытия расширенного тела является такая социальная практика как цифровое кочевничество. Инициатором теоретического осмысления этого феномена принято считать Г.М. Маклюэна, который уподоблял собирателей электронной информации с древними кочевниками [Маклюэн 2003, c. 324]. Позднее, благодаря исследованиям Ж. Делеза, Ф. Гваттари, Ж. Аттали, Дж. Урри, Ц. Макимото и Д. Мэннерса, концепт цифрового кочевника получил более определенные семантические характеристики: перманентная мобильность, постоянная подключенность к Интернету, частое пребывание в местах, оборудованных беспроводной связью, стремление к свободе выбора, независимость в выборе профессиональных задач и траектории своего кочевания и т.д. [Кужелева-Саган 2020, c. 200-201].
34 Образ жизни и профессиональной деятельности цифровых кочевников способствуют появлению новых познавательных способностей. Так, мультисенсорность формируется на основе навыка одновременной работы с несколькими экранами, устройствами ввода информации, комбинациями визуальных и слуховых образов, умением «схватывать синхронные нарративные структуры» [Урри 2012, c. 110]. Телесный опыт цифровых кочевников все более заметно трансформирует социальную топологию. В частности, уже нынешнее их поклонение находится все время в движении и не связывает себя с конкретным физическим или географическим пространством. Что качается физического времени, то оно утрачивает какое-либо значение, ведь цифровым кочевникам привычны транзитные зоны, «где все связи подвешиваются, а время растягивается, превращаясь в непрерывное настоящее» [там же, с. 47].
35 Думается, что даже такое неполное описание социальной топологии, созданной практиками и образом жизни цифровых кочевников, позволяет утверждать формирование новой генерации людей, телесность которых зависит именно от них, а не от национальных, половых, возрастных различий, финансового или культурного бэкграунда. Как справедливо утверждает А.А. Лисенкова, «изменения способов общения, тотальная цифровая и информационная прозрачность стимулируют запросы на модификацию общественных отношений и выдвигают новые требования к нормативно-ценностной парадигме культуры» [Лисенкова 2020, c. 74]. Основанная на цифровых технологиях трансграничная идентичность цифровых кочевников способствует формированию новых социальных групп и «ломает» традиционные преставления о социальном порядке, что имеет непосредственное отношение к разработке концепции соматических прав человека.
36 Таким образом, представленные в данной статье правовые и философско-мировоззренческие основания соматических прав человека показывают, что они развиваются в русле современных социокультурных процессов и стимулируются технологическими достижениями. При этом следует иметь в виду, что легализованное соматическими правами притязание человека на морфологическую свободу расширяет границы дозволенного вплоть до их фактического совмещения с произволом и существенно ограничивает внешнее вмешательство общество и государства. Думается, что разработка проблематики соматических прав в этом контексте открывает актуальное направление научного исследования, результаты которого будут востребованы в практике законотворчества и правоприменения.

References

1. Agamben J. (2008) Gryadushcheye soobshchestvo [The Coming Community]. Moscow: Tri kvadrata Publ.

2. Andorno R. (2016) A Human Rights Approach to Bioethics”, in: Bioethical Decision Making and Argumentation, International Library of Ethics, Law, and the New Medicine. Cham: Springer International Publishing Switzerland, pp. 31–41.

3. Braslavsky P.I. (2004) Telo kak interfeys: antropologicheskiye aspekty sovremennykh kommunikatsiy [Body as an Interface: Anthropological Aspects of Modern Communications]. Epistemy. Ser. 3: Language. Discourse. Text: Materials of the Interuniversity Seminar: Almanac. Yekaterinburg: Ural St. Univ. Publ., pp. 156-165.

4. Derkach N.G., Lukovskaya, D.I. (2019) Somaticheskiye prava v sisteme prava cheloveka [Somatic Rights in the Human Rights System]/ Yuridicheskaya nauka: istoriya i sovremennost', no. 1, pp. 30–36.

5. Efimenko E. ( 2019) Sovet po kodifikatsii otklonil zakonoproyekt o tsifrovykh pravakh [The Council on Codification Rejected the Bill on Digital Rights], Pravoru, 17 January (https://pravo.ru/story/208294).

6. Filipova I.A. (2020) Pravovoye regulirovaniye iskusstvennogo intellekta: uchebnoye posobiye [Legal Regulation of Artificial Intelligence: theTutorial], N. Novgorod Publ.

7. Husserl E. (2004) Osnovnyye problemy fenomenologii [Basic Problems of Phenomenology], in: Razeev D.N. V setyakh fenomenologii [In the Networks of Phenomenology]. St. Petersburg: St. Petersburg St. Univ. Publ.

8. Kamper D. (2012) Real'noye kak nevozmozhnoye. K topologii sub"yekta” [Real as Impossible. To the Topology of the Subject]. Einai: Filosofiya. Religiya. Kul'tura, Vol. 2 (2), pp. 60–81.

9. Kelly K. (2017) 12 tekhnologicheskikh trendov, kotoryye opredelyayut nashe budushcheye Inevitable [12 Technological Trends that Determine our Future. Moscow: Mann, Ivanov i Ferber Publ.

10. Khartiya Yevropeyskogo soyuza ob osnovnykh pravakh [Charter of Fundamental Rights of the European Union], (http://www.constitution.garant.ru/DOC. 3991032.htm # sub_para_N_6000).

11. Kruss V.I. (2000) Lichnostnyye (“somaticheskiye”) prava cheloveka v konstitutsionnom i filosofsko-pravovom izmerenii. K postanovke problem [Personal (“Somatic”) Human Rights in the Constitutional and Philosophical and Legal Dimensions. To the Problem Statement], Gosudarstvo i parvo, no. 10, pp. 43–50.

12. Kurlenkova A.S. (2018) Forum: Novyye tekhnologii i telesnost' kak predmet antropologicheskikh issledovaniy [Forum: New Technologies and Corporality as a Subject of Anthropological Research]. Antropologicheskiy forum, no. 38, pp. 47–51 (http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/038/forum.pdf).

13. Kuzheleva-Sagan I.P. (2020) Obshchiye kontury ontologii obrazovaniya v epokhu novogo kochevnichestva [General Contours of the Ontology of Education in the Era of New Nomadism]. Nauchno-pedagogicheskoye obozreniye, no. 1 (29), pp. 200-211.

14. Latour B. (2006) Gde nedostayushchaya massa? Sotsiologiya odnoy dveri [Where is the Missing Mass? Sociology of One Door], in: Sotsiologiya veshchey [Sociology of Things], Moscow: Territoriya budushchego Publ., pp. 199–223.

15. Lavrik M.A. (2006a) Konstitutsionnyye osnovaniya somaticheskikh prav cheloveka: voprosy teorii i praktika zarubezhnykh gosudarstv [Constitutional Foundations of Somatic Human Rights: Theory and Practice of Foreign States], Sibirskiy yuridicheskiy vestnik, no. 1, pp. 44–62.

16. Lavrik M.A. (2006b) Somaticheskiye prava cheloveka v Rossiyskoy Federatsii: konstitutsionnyye osnovaniya, deystvuyushcheye zakonodatel'stvo i praktika realizatsii [Somatic Human Rights in the Russian Federation: Constitutional Foundations, Current Legislation and Implementation Practice], Sibirskiy yuridicheskiy vestnik, no. 2, pp. 40–54.

17. Lisenkova A.A. (2020) Transformatsiya identichnosti v tsifrovuyu epokhu [Identity Transformation in the Gigital Age], Voprosy filosofii, no. 3, pp. 65–74.

18. McLuhan G.M. (2003) Ponimaniye Media: Vneshniye rasshireniya cheloveka [Understanding Media: External Human Extensions]. Moscow, Zhukovsky: KANON-press-TS, Kuchkovo pole Publ.

19. Nancy J.-L. (1999) Corpus [Corpus]. Moscow: Ad Marginem Publ.

20. Nietzsche F. (2007) Tak govoril Zaratustra. Kniga dlya vsekh i ni dlya kogo [Thus Spoke Zarathustra. A Book for Everyone and for no One]. Moscow: Kul'turnaya revolyutsiya Publ

21. Oleinik A.N., Oleinik N.N. (2016) Istoricheskoye razvitiye pokoleniy «prav cheloveka» [Historical Development of Generations of “Human Rights”]. Nauchnyye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Filosofiya. Sotsiologiya. Pravo, no. 14 (211), pp. 120-128.

22. Petryakhin S. (2018) Raspredelennaya lichnost' i virtual'naya telesnost' [Distributed Personality and Virtual Corporeality], in: Tekhnologii i telesnost' [Technologies and Corporeality]. Moscow: IEA RAN Publ., pp. 169–208.

23. Schopenhauer A. (2001) Mir kak volya i predstavleniye [The World as Will and Representation], in: A. Schopenhauer, Sobraniye sochineniy [Collected Works], 6 Vols., Vol. 2. Moscow: TERRA – Knizhnyy klub; Respublika Publ.

24. Sokolova E.K. (2017) Telesnoye prisutstviye v geolokatsionnykh igrakh. Chast' 2 [Physical Presence in Geolocation Games. Part 2], Sotsiologiya vlasti, Vol. 29, no. 3, pp. 197–220.

25. Urry J. (2012) Sotsiologiya za predelami obshchestv: vidy mobil'nosti dlya XXI stoletiya [Sociology Beyond Societies: Types of Mobility for the 21st Century]. Moscow: High School of Economics Publ.

Comments

No posts found

Write a review
Translate