Вызовы, перед которыми стоит современное государство и его экономика, связаны с особенностями, характеризующими период так называемого позднего капитализма. Ситуация в мировой экономике, по словам немецкого социолога Р. Курца, заключается в том, что в период позднего капитализма оказалась утраченной его способность к производству новой прибавочной стоимости или, иными словами, способность к модернизации в классическом смысле посредством индустриализации и капиталовложений как это было в предыдущий период. Капитализм не только использует новые возможности научно-технического прогресса и новых форм организации производства, но и подвергается дезорганизующему влиянию разросшегося финансового сектора экономики с его массовыми спекуляциями, сталкивается с обострением социальной ситуация, проблем структурной безработицы и т.д.

Несмотря на успехи ряда развивающихся стран, большинство стран «третьего мира» не может преодолеть свое эксплуатируемое положение в мировой экономике. Стало очевидно, что необходимо пересмотреть еще недавно распространенную относительно оптимистическую оценку состояния и возможностей капитализма периода модерна [1. С. 214].

Представляется, что миру необходима альтернативная стратегия развития, в основе которой должна лежать перспективная модель экономики, соответствующая новым вызовам. Мы определяем такую модель как социальная экономика, суть которой заключается в том, что, во-первых, в рамках данной модели экономические механизмы, рынок подчиняются реализации социальных целей и, во-вторых, меняется характер производственных отношений. Представляется обоснованной постановка вопроса о возможности перехода к иным, новым отношениям, при которых снимаются отношения экономической власти и зависимости. На их смену могут прийти отношения партнерства, когда добавочно получаемый доход, полученный от инновационной деятельности агента, делится в определенных пропорциях теперь уже не между принципалом и агентом, а между партнерами. Можно высказать предположение: в той мере, в какой будет прогрессировать экономика, традиционная наемная форма использования труда со все большей очевидностью будет выявлять свою архаичность и неэффективность. Модернизация экономики на основе инноваций повлечет за собой утверждение новых отношений в общественном производстве, отношений соучастия [2. С. 133-134].

Некоторые нормативные представления о сути и содержании социальной экономики сформулированы в программных документах Европейского Союза, в частности в «Декларации организаций социальной экономики», принятой на Конференции в Саламанке (Испания) в 2002 году [3]. Речь в ней идет прежде всего о так называемой интегративной социальной экономике. В рамках данной модели социальная интеграция рассматривается как необходимое условие построения более справедливого общества. Главным интегрирующим инструментом социальной политики в интегративной социальной экономике служит политика и стратегия занятости с ее целью – занятость для каждого на рынке труда. Рассматриваемая модель базируется на двойственной структуре, в ней присутствуют два различных основания и дискурса: экономический и социальный. С первым связываются такие понятия как эффективность, дерегуляция, экономический рост. Со вторым − солидарность, интеграция, общность как противопоставление социальному исключению с отчуждением потенциальных работников наемного труда.

Содержание рассматриваемой модели связано с новым подходом в современных социальных науках. Данный подход дополняет привычные представления об иерархической классово-групповой структуре общества и традиционные интерпретации бедности и социального неравенства критериями иного порядка, определяемыми как включение (инклюзия) и исключение (эксклюзия) [4]. В модели интегративной социальной экономики социальное исключение (эксклюзия) оценивается как угрожающее социальной общности, влекущее за собой социальные и экономические потери, угрожающее экономическому развитию. Обращает на себя внимание еще одна модель социальной экономики, обсуждаемая в специальной литературе. Речь идет об «освободительной», или эмансипационной, модели, которая может быть представлена как более радикальный вариант. Она исходит из критического отношения к существующей системе хозяйства, а также из необходимости создания в перспективе нового общества, свободного от эксплуатации работников, а также полного преодоления в будущем экономической и социальной отсталости регионов. Эта модель акцентирует внимание на важности распространения в общественной и хозяйственной практике принципов солидарности, равенства и справедливости. Данная модель в некоторых своих чертах представляется как некое подобие экономики «третьего сектора». Основными хозяйствующими субъектами такой экономики выступают децентрализованные независимые предприятия, управляемые на принципах низовой демократии [5, р. 36].

Функции и обобщенные характеристики эмансипационной модели включают следующие элементы:

во-первых, социальная экономика, рассматриваемая как jobmachine (создающая рабочие места), а также оказывающая услуги по профессиональному образованию и переподготовке кадров, охватывающие в том числе и маргинальные группы населения;

во-вторых, социальная экономика трактуется в качестве механизма, компенсирующего провалы рынка и социального государства и обеспечивающего социальными услугами те сферы, где частный и государственный секторы не в состоянии удовлетворить социальные потребности. Речь идет, в частности, об искоренении вынужденного социального иждивенчества, сопровождающего застойную безработицу и неполной занятости путем всестороннего развития и использования человеческого потенциала;

в-третьих, социальная экономика в качестве производителя социального капитала создает условия для социальной интеграции, формирования и совершенствования механизмов территориального и производственного самоуправления;

в-четвертых, социальная экономика рассматривается в качестве «школы демократии», ориентированной на вовлечение граждан и социальных групп в процесс принятия социально и политически значимых решений [5, рр. 38-39].

Социальная экономика, представляющая собой совокупность новых, более прогрессивных базовых экономических отношений, в своем развитии должна опираться на соответствующую институциональную надстройку. В современных условиях такой надстройкой призвано выступать гражданское общество, которое мы рассматриваем как элемент системы власть (государство) – бизнес (рынок) – гражданское общество.

Что касается взаимоотношений элементов данной системы, то они подвержены изменениям в исторической перспективе. На более ранних этапах развития капитализма в процессе эмансипации буржуазного класса гражданское общество по существу отождествлялось с данным классом и являлось выразителем его интересов. Противопоставление гражданского общества государству в тех условиях позволяло выступать под маской всеобщности партикулярным, прежде всего экономическим, интересам буржуазии, которые как показывает практика, смогли, во многом подчинить себе и государство и общество. Однако в дальнейшем, по мере расширения состава гражданского общества, его распространения и на другие классы и слои все сильнее ощущается объективная необходимость эмансипации теперь уже расширенного гражданского общества от тотального господства рынка, маркетизации и коммодификации.

Современный взгляд на гражданское общество выделяет две его стороны: организационную-функциональную и коммуникационную. C организационно-функциональной точки зрения гражданское общество рассматривается как определенный тип организации или самоорганизации, существующий, благодаря наличию формальных и неформальных институтов, процедур и отношений [6, р. 15]. Всю совокупность элементов и институтов гражданского общества можно разделить на две части. Это, во-первых, гарантируемые конституцией гражданские права и свободы, включая свободу предпринимательской деятельности. Во-вторых, это сети добровольных объединений, организаций, выполняющих различные социальные функции, например образовательные.

Важная сторона гражданского общества − коммуникационная, без которой невозможно его существование. Это так называемая публичная сфера, т. е. социальное пространство, в котором граждане могут влиять на государство и где формируется общественное мнение. Сюда включаются социальные отношения и формы коммуникации между гражданами, которые создают социальное пространство.

Именно в социальном пространстве формируется такое качество индивида как гражданственность. Это качество формируется системой институтов, но не вытекает непосредственно из их существования. Гражданственность проявляется в сфере обыденной жизни, или в социальной практике людей [7, р. 399]. Американский социолог Дж. Александер определяет гражданственность как позицию гражданина, поведение которого определяется чувством долга и ответственности. При этом гражданская сфера в отличие от политической, экономической и других сфер общества, по мнению Дж. Александера, должна определяться как область солидарности, включающая исторически определенный набор практик взаимодействия, таких как равенство, критичность, доверие и уважение [8, р. 7].

Большой вклад в разработку и актуализацию проблемы гражданского общества внес английский социолог Томас Х. Маршалл. Его имя связывают с разработанной им трактовкой категории гражданства как статуса, подразумевающего определенные возможности и обеспечивающего доступ к определенным правам, принадлежащим гражданам в их совокупности. Т. Маршал выделяет три вида прав: собственно гражданские права, включающие свободу слова и равенство перед законом; политические права – право на участие в голосовании и в политических организациях; наконец, социально-экономические права – право на экономическое благосостояние и социальную защищенность [9. С. 133.].

В той мере, в какой гражданское общество существует как независимая сфера, используя площадки гражданского общества (социальные движения и инициативы), а также законодательные механизмы, способные принудить государство к вмешательству в экономическую практику в интересах всего общества, гражданские критерии вводятся прямо и непосредственно в экономическую сферу. Само богатство перераспределяется согласно критериям, которые принципиально противоположны чисто экономическим. Здесь союзником гражданского общества и даже его орудием в борьбе с возможными деструктивными воздействиями экономической сферы объективно может выступать государственная бюрократия. Иными словами, гражданское общество и государство не обречены выступать в качестве постоянных противников. В идеале государство должно выражать цели и ценности гражданского общества, кроме того, выступать орудием реализации целей гражданского общества в таких негражданских сферах жизни как экономика.

В свою очередь, одна из важнейших функций гражданского общества состоит в том, чтобы воздействовать в сторону уменьшения бюрократического произвола, минимизировать отклонение интересов, сформулированных политиками от интересов общества как такового [10. С. 30]. Нормативный общественный интерес, формулируемый государством, должен в максимальной степени отражать интересы общества. В самом общем виде интересы общества состоят в повышении уровня и качества жизни его граждан. В современных условиях в экономике знаний экономический рост становится невозможным без непрерывного инвестирования в сферы науки, образования, культуры, здравоохранения. Механизм производства мериторных благ¹, необходимых для воспроизводства человеческого потенциала, может успешно функционировать лишь при тесном взаимодействии государства и гражданского общества.

Возрождение концепции гражданского общества и ее актуализация отмечается приблизительно с конца 70-х годов ХХ века. Примечательно, что по времени оно совпало с началом процесса ослабления государства всеобщего благосостояния на фоне распространения монетаризма в экономической политике ведущих стран мира. С тех пор, прежде всего в теоретическом плане, гражданское общество выделяется в особую сферу, призванную и, как мы надеемся, способную практически, противодействовать тотальной «маркетизации» общества. Есть основания полагать, что мы являемся свидетелями начала длительного поступательного процесса становления гражданского общества в качестве влиятельной, равноправной сферы социально-экономической системы.

В контексте задач выхода из застойного состояния, в котором находится современная российская экономика, звучат предложения перейти к реализации в нашей стране модели мобилизационной экономики. Мобилизационная экономика в нашем представлении — это такая экономика, при которой ресурсы страны концентрируются на выбранных ключевых направлениях развития народного хозяйства и общества в целом. Она предусматривает наличие соответствующих институциональных, организационных и мотивационных механизмов мобилизации ресурсов. Такая экономика может различаться в зависимости от конкретной страны и реализовываться в различных социальных системах, как в плановых, так и в рыночных. К наиболее «жестким» типам мобилизационной экономики следует отнести экономику в условиях военного времени или просто военную экономику. В период существования СССР в нашей стране был накоплен значительный опыт функционирования мобилизационной экономики как военного, так и мирного, времени. Исходя из поставленных перспективных целей, национальных и исторических традиций страны, ее положения в мировой экономике и геополитике, механизмы мобилизации ресурсов могут быть самые разные.

В современной России также наличествуют определенные организационные предпосылки и элементы мобилизационной экономики. Прежде всего, речь может идти о так называемой двухсекторной модели экономики, в которой представлены, с одной стороны, государственный сектор, а с другой − частное предпринимательство. В рамках данной модели переплетаются рыночные и административные методы регулирования, государственная и негосударственная формы собственности. Первый сектор, государственный, формируют и составляют по большей части государственные корпорации, в задачи, которых входит реализация инфраструктурных и оборонных проектов. Одним из центральных механизмов эффективных форм мобилизации ресурсов развития и одновременно взаимодействия двух отмеченных секторов выступает государственно-частное партнерство. Перед экономикой стоит задача повысить эффективность данного взаимодействия с учетом общеэкономических интересов страны.

Особенность современной модели мобилизационной экономики состоит в том, что она должна в полной мере использовать социальное государство и социальную экономику для развития человеческого и социального потенциала общества, но в то же время ускорять научно-технический прогресс и осуществлять инновации, имеющие зачастую самодовлеющее значение и неподчиненные целиком социальным критериям, последовательно разрешая возникающие в обществе противоречия.

В качестве примера успешного опыта функционирования современной мобилизационной экономики смешанного рыночно-планового типа может служить современный Китай. Одним из факторов успешности китайской экономики служит наличие в ней четких перспективных целей, механизмов их реализации, включающих как меры стимулирования, так и меры ответственности.

Система и механизмы мобилизационной экономики в современном Китае опираются на определенные методологические подходы, заслуживающие внимательного изучения. При этом в китайской модели реформ выделяется следующие основные моменты.

Во-первых, обращает на себя внимание то, что при выборе приоритетов между реформами, развитием и стабильностью на первое место выдвигается стабильность. Но речь при этом идет о стабильности в условиях динамично развивающейся экономики.

Во-вторых, в качестве главной задачи модернизации ставится ликвидация бедности и нищеты.

В-третьих, обновление институтов строится на основе экспериментов обогащения отечественного и учета заимствования иностранного опыта. Когда-то в советское время, и у нас эксперименты были достаточно распространенным явлением. Однако в условиях застоя они носили в основном формальный характер и их даже положительные результаты не находили, как правило, достойного применения. Представляется, что есть все основания в новых условиях вернуться к этой не справедливо забытой практике.

В-четвертых, реформы в Китае осуществляются поступательно, шаг за шагом. Неэффективные институты не разрушаются, но постепенно реформируются. Используется последовательная очередность приоритетов: сначала более легкие реформы, потом более трудные, сначала в деревне, потом в городе, сначала в приморье, потом внутри страны, сначала в экономике, потом в политике [11. С. 54.].

Следует также добавить, что одной из основ успеха китайской экономической мобилизационной модели является последовательная кадровая политика, опирающаяся на высококвалифицированную и ответственную управленческую элиту. Такая политика опирается на практику регулярной ротации¸ обновления кадров, механизм, позволяющий эффективно использовать кадровый управленческий потенциал страны.

При этом во всем мире и в России, в частности, особое значение имеет анализ роли элиты в экономическом развитии страны. Эта роль неоднозначна. Впервые на проблему качества элиты обратил внимание Т. Веблен в своей книге, вышедшей еще в конце XIX века, исследуя феномен многочисленного «праздного класса», то есть слоя богатых граждан, которые в силу своего богатства не нуждаются в зарабатывании на жизнь и при этом ведут особый образ жизни. Веблен отмечает, что чрезмерное неравенство в положении праздного класса и масс трудящихся парадоксальным образом служит тормозом развитию. Праздный класс выступает как консервативный класс. Такая его позиция определяется тем обстоятельством, что зачастую жесткие требования, выдвигаемые общей экономической ситуацией, сложившейся в обществе, не касаются его представителей. В то же время люди бедные и те, чьи силы поглощает повседневная борьба за существование, по словам Т. Веблена, консервативны, поскольку не могут позволить себе позаботиться о послезавтрашнем дне. При этом скопление богатства на верхних ступенях социально-денежной лестницы предполагает наличие лишений на более низких ступенях. В свою очередь, значительные лишения среди массы народа, где бы они ни имели место, служат серьезным препятствием нововведениям. Позицию, характерную для праздного класса, Т. Веблен кратко выражает в формуле: «Все, что ни есть, все правильно», тогда как закон естественного отбора в приложении к социальным институтам должен звучать совершенно иначе: «Все, что ни есть, все неправильно». Таким образом институт праздного класса в силу классового интереса, инстинкта, личного примера стремится увековечить существующее несоответствие социальных институтов и даже благоприятствует возврату к более архаичному образу жизни общества [12. С. 214-215.].

Своеобразным проявлением отмеченного Т. Вебленом консерватизма праздного класса служит отмечаемый китайскими экспертами в ходе реформ пример «искажающего механизма». Возникновение данного механизма восходит к периоду формирования, начиная с середины 90-х годов прошлого века, своеобразных союзов элит. Дело в том, что как на стадии принятия решений, подготовки проектов реформ, так и на стадии их осуществления происходят так называемые искажения. Отмечено, что действуют они в одном направлении: преобразования, не выгодные привилегированным группам, в основном тормозятся. Что касается рядовых граждан, то ни на одной из названных стадий они, как правило, не в состоянии оказать эффективное воздействие. В реальной практике сигналы с низов доходят до высших органов, принимающих решения, лишь вследствие серьезного обострения противоречий, накопления социальных проблем вследствие возникновения чрезвычайных ситуаций. Каналы передачи информации «снизу» оцениваются как малоэффективные, и в конечном счете, дорогостоящие для общества. В свою очередь отсутствие эффективного способа выражения массами своих требований и мнений в процессе реформ еще более усиливает действие пресловутого «искажающего механизма» [11. С. 63-64.].

Представляется, что важнейшим фактором преодоления накопившихся институциональных деформаций в России, а также формирования новой мобилизационной модели развития может стать гражданское общество и гражданская активность. Гражданское общество объективно выступает как важнейший фактор активизации социального потенциала и мобилизации ресурсов развития. Такая мобилизация предполагает выполнение следующих условий: преодоление социальных деформаций, чрезмерного социального расслоения граждан; развитие процессов демократизации; выработку демократических процедур формировании экономической политики, достижения социального консенсуса вокруг направлений и механизмов ее реализации; достижение социально-экономической интеграции общества, его мобилизации на решение задач модернизации.

Одним из важнейших институциональных барьеров, препятствующих мобилизации ресурсов устойчивого экономического роста, а также проблемой, находящейся в центре внимания исследований по социальной экономике, служит высокий уровень социального неравенства, или неравенства в распределении доходов населения. Перед обществом стоит задача: найти, определить и задействовать институты и механизмы преодоления чрезмерного неравенства что относится и к нашей стране. Примечательно, в одной из своих книг американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономики Пол Кругман, исследуя практику США в решении проблемы неравенства и создания многочисленного среднего класса, приходит к выводу, что в формировании уровня экономического неравенства решающую роль играют политические условия и, в частности усиление во власти позиций правых, консервативных кругов [13. С. 13-15.]. Иными словами, решение социальных и экономических проблем зависит от соответствующей расстановки политических сил.

Успешная мобилизация ресурсов развития в современных условиях предполагает интенсивный характер их использования, что, в свою очередь, предполагает модернизацию экономики и общества в целом. Центральную роль в процессах модернизации играет социальный потенциал, его следующие составляющие: во-первых, это человеческий потенциал и его качественные характеристики, которые определяются, в частности, уровнем социализации граждан и их образованности. Во-вторых, наличие институциональных структур, формируемых в ходе институциональных реформ и проведения соответствующей политики государства. В-третьих, социальный потенциал включает в себя культурно-исторический опыт, традиции, унаследованные социальные формы общества, т.е. предполагает учет фактора исторической преемственности. Оптимальный ход модернизации, по мнению польского социолога П. Штомки − это исторически и культурно обусловленное сочетание, взаимосвязь социальных инноваций и традиций [14. C. 120.].