Везде
Migrants’ clusters in Russian city (the Case of Chelyabinsk City)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Migrants’ clusters in Russian city (the Case of Chelyabinsk City)
Annotation
PII
S013216250012618-2-1
DOI
10.31857/S013216250012618-2
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Andrey Avdashkin 
Occupation: Senior Researcher
Affiliation: South Ural State University
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 1
Pages
76-83
Abstract

The article is based on materials from field studies of the places of concentration of migrants in Chelyabinsk. Research tasks of the article: 1) to identify the objects of concentration of migrants, 2) to determine the basic laws of their folding and functioning, 3) to propose scenarios of their possible development for the future. The author, in a unified logic, considered three illustrative cases of concentration of migrants: the “Chinese” market, residential buildings around it, and route taxis. Comparing these objects with each other, the author assumes that the emergence and functioning of areas of concentration of migrants is determined by a special logic. The object of the analysis is the development around large markets that have emerged on the urban periphery. In the urban periphery, as a result of various demographic, social and other processes of recent decades, there has been a partial change of population. At the present stage, a significant part of it is made up of migrants. They are mostly market workers, their relatives and friends. At the same time, migrant infrastructure was developing in the “ethnic” markets and in the adjacent residential buildings. In the perception of the local population, such a location acquires the image of a migrant. However, the real scale of the presence of migrants looks more modest than local residents imagine.

Keywords
migration, urban studies, Chelyabinsk, Chinese market, minibuses
Acknowledgment
South Ural State University is grateful for financial support of the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation (grant No FENU-2020-0021). The author thanks the head of the Migration and Ethnicity Research Group of the RANEPA Evgeny Varshaver and the Teaching Staff of the School No. 42 in Chelyabinsk for the valuable advices.
Received
16.11.2020
Date of publication
27.01.2022
Number of purchasers
11
Views
64
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Постановка проблемы. В последние годы в экспертной среде активно обсуждается вопрос о наличии или отсутствии в российских городах мест концентрации мигрантов. Ряд исследований дает отрицательный ответ на этот вопрос1. Однако публикации в СМИ продолжают подогревать пристальный интерес к проблеме «мигрантских» кварталов2. Хотя она уже получила определенное освещение в научной литературе (см.: [Бедрина, 2019; Варшавер и др., 2019; Варшавер и др., 2021]), рассмотренных на сегодняшний день кейсов, особенно на примере городов-миллионников, пока не достаточно, чтобы сделать достоверный вывод о существовании в крупных населенных пунктах РФ районов концентрации мигрантов. Анализируя различные формы социальной организации мигрантских сообществ, отечественные авторы еще совсем недавно оставляли за скобками механизмы их формирования [Пешкова, 2015; Григоричев, Дятлов, 2017] и, как правило, склонялись к мысли о невозможности возникновения мигрантских кластеров в России [Demintseva, 2017]. Лишь в последние пару лет исследователи перешли от преимущественного отрицания данного явления к его проблематизации [Вендина и др., 2019]. Сегодня на материалах подмосковных Котельников, Екатеринбурга («Сортировка») и Красноярска («КрасТЭЦ») описаны районы, где доля проживающих мигрантов заметно выше, нежели в других частях данных городов. Привлекают внимание исследователей и иные похожие локации: Заостровка в Перми, Большие Исады в Астрахани, Металлургический район в Челябинске, Центральный рынок в Иркутске [Варшавер и др., 2020: 242].
1. Мигранты глазами москвичей // Демоскоп weekly. 2014. 1–24 августа. № 605–606. URL: >>>> (дата обращения: 26.10.2020).

2. См.: Медведев: нужно проработать упрощенный порядок привлечения трудовых мигрантов в РФ // ТАСС. 2021. 16 февраля. URL: >>>> (дата обращения: 26.09.2021); Путин: Доля детей мигрантов в школах должна позволять адаптировать их к среде // Российская газета. 2021. 30 марта. 2021. URL: >>>> (дата обращения: 26.09.2021); Мигрантов выселили из общежития в Бужанинове после стихийного схода // Интерфакс. 2021. 14 сентября. URL: >>>> (дата обращения: 26.09.2021).
2 Одним из крупных городов-миллионников, где мигранты играют важную роль в экономике, является Челябинск. Расположение на пересечении транспортных маршрутов между Азией и Европой превратило его в важный транзитный пункт для прибывающих из Среднеазиатских республик, что, в свою очередь, сказалось на отношении к ним местных жителей: согласно исследованию агентства «Zoom market», Челябинск вошел в тройку российских городов, где население негативно воспринимает мигрантов3. В рамках нашего исследования мы постарались проследить, какие объекты городского пространства в представлениях челябинцев являются точками концентрации иноэтничных мигрантов и насколько эти представления согласуются с реальным распределением мигрантских кластеров.
3. Подавляющее большинство опрошенных жителей российских городов (93%) высказались против формирования так называемых этнических районов. См.: Челябинск вошел в тройку городов России, где хуже всего относятся к мигрантам // Коммерсантъ. 2020. 2 сентября. URL: >>>> (дата обращения: 26.10.2020).
3 Эмпирическую базу исследования составили материалы включенного наблюдения (300 часов), неструктурированные глубинные интервью с жителями Челябинска и мигрантами, в том числе водителями такси и маршруток (150 чел.), а также публикации в местных печатных и электронных СМИ, отражающие динамику общественного мнения по проблеме миграции и объектах концентрации мигрантов в городском пространстве.
4 Интервьюирование проводилось с использованием гугл-карт или приложения «Дубль-гис Челябинск», что давало возможность информантам непосредственно указать районы, улицы или дома, где, по их мнению, доля мигрантов выше, нежели в иных частях города. Данный прием позволил не только выявить собственно «мигрантские» локации – административные или вернакулярные единицы, в которых концентрируются мигранты, но и сделать наглядными стереотипные представления о влиянии миграции на городское пространство – расселение преимущественно вокруг рынков, на окраинах и т.п. Помимо этого, опрашиваемым предлагалось вспомнить, сколько «мигрантских» квартир находится на каждом или некоторых этажах их или соседних домов, и попытаться оценить, насколько, по их мнению, эта ситуация типична для города, района, близлежащих улиц и домов.
5 Получение информации о местах концентрации мигрантов дополнялось сбором сведений о контексте формирования городских локаций, специфике их трансформации и функционирования в постсоветский период. В частности, нами учитывалась история возникновения и динамика развития «этнических» рынков, по разным причинам аккумулировавших в своих границах иноэтничных мигрантов, престижных и не престижных городских районов, застроек эконом класса и др. В отрыве от этого контекста сложно выявить причины и факторы появления конкретных мест концентрации мигрантов. В качестве мигрантов нами опрашивались не только иностранные граждане, но и видимые «другие» вне зависимости от их гражданства и места рождения (т.е. мигранты «второго поколения»).
6 Результаты исследования. На основании данных интервью выявлено три показательных кейса мигрантских локаций в Челябинске. Первый – «этнический» рынок, в данном случае «китайский», ставший центром формирования связанных с ним мигрантских сообществ. Второй – жилой массив в Металлургическом районе, расположенный рядом с «китайским» рынком и воспринимаемый как место концентрации мигрантов. Третий – маршрутные такси, наиболее массовый и мобильный объект, где горожане ежедневно контактируют с мигрантами из Средней Азии.
7 «Этнический» рынок: «Китайка». Наличие рынка воспринимается как атрибут мигрантского квартала даже в том случае, если его размеры довольно скромные и он не способен вместить большое количество мигрантов. Такого рода локации интересны тем, что они не остаются статичными, а нередко перемещаются в городском пространстве и становятся центром притяжения разных мигрантских сообществ. Например, именно с «Китайкой» челябинцы связывают появление мигрантов в Металлургическом районе, в первую очередь китайцев, а затем и таджиков.
8 Первые торговые ряды возле рынков «Заречный» и «Восточный город» китайские челноки организовали еще в 1992 г. Становление «китайской» рыночной инфраструктуры, включавшей также появление мест компактного проживания мигрантов, вызывало в свое время серьезные опасения горожан, местных изданий и представителей власти. В СМИ публиковались крупные материалы, интерпретировавшие данный процесс как формирование на улицах областного центра чайна-тауна и создававшие представление, будто город заполнили – или, по выражению некоторых журналистов и информантов, «оккупировали» – китайские торговцы (подробнее см.: [Авдашкин, 2020; 2021]). Нередко такие публикации содержали явно завышенные данные об их численности – до нескольких десятков тысяч человек, тогда как согласно более взвешенным оценкам, их могло быть в разы меньше. Например, предпринимательской деятельностью на «Заречном» рынке в 1996 г. занимались, по разным данным, от 200 до 1000 китайцев.
9 Улицы, примыкающие к «Китайке», – Кирова, Каслинская и Калинина – обрели имидж «китайского» квартала, поскольку немало комнат и квартир в близлежащих домах снимали китайские торговцы. Помимо этого, рынок втягивал в сферу своего влияния прилегающую застройку, где появлялись склады, ночлежки и т.п. На самом рынке предоставлялся широкий перечень услуг для мигрантов, в том числе нелегальных, начиная от подделки документов и заканчивая грузовыми и пассажирскими перевозками по городу и области. Мы располагаем сведениями как минимум о тринадцати общежитиях и гостинцах, где в 1990-е гг. селились китайцы. Они, как правило, располагались на некотором удалении от рынка, но в пределах доступности для многочисленных перевозчиков, обеспечивавших торговцев транспортом. Соседство с китайцами вызывало значительный дискомфорт для местных жителей, поскольку для снимаемых ими квартир и зданий были свойственны скученность, мусор и антисанитария. Нередко в местах проживания китайских торговцев случались конфликты и грабежи. И хотя жертвами подобных происшествий становились исключительно китайцы, соседство с ними прочно ассоциировалось с криминалом и активностью «китайской мафии».
10 В 2000-х гг. места для китайских торговцев перенесли на окраину Челябинска, а освободившуюся нишу, согласно сообщениям наших информантов, много лет торгующих на «Китайке», заняли выходцы из Средней Азии, в основном таджики. Одновременно с этим прекратились и алармистские публикации в местных изданиях. Как итог, тема отторгнутой китайцами городской локации утратила свою злободневность, и к концу десятилетия практически уже сложившийся «китайский» квартал исчез с когнитивной карты города.
11 Жилой район, примыкающий к рынку: «городок металлургов». Данный район возник и развивался вокруг промышленных предприятий, строительство которых пришлось главным образом на послевоенные годы. Ему свойственна обособленность от остальной части Челябинска и особый статус «городка металлургов», где селились преимущественно сотрудники предприятий, прибывавшие как из области, так и из других регионов РСФСР и СССР в целом4.
4. Активных миграций из республик Закавказья и Средней Азии не происходило.
12 В первое постсоветское десятилетие ситуация изменилась, и в «городке металлургов» начал формироваться заметный контингент армянских мигрантов, открывавших бизнес и покупавших либо новое, либо освободившееся жилье. В 2000-е гг. в районе появилась новая застройка, состоящая в основном из девятиэтажных домов, которая, однако, не образовала четких пространственных границ между его новой и старой частями, а распределялась дисперсно – единичные дома, встроенные в старую застройку.
13 Естественное движение населения в Металлургическом районе освобождало жилищные ниши для мигрантов, занятых в обслуживании растущей рыночной инфраструктуры, в том числе «Китайки». Их этнический профиль довольно разнообразен – это выходцы из Средней Азии, Китая и в меньшей степени Закавказья. Местом концентрации среднеазиатских мигрантов стали улицы с наиболее доступным жильем – Черкасская, Комаровского и Пети Калмыкова. Китайцы предпочитают селиться в домах по улицам Дегтярева и Вахтангова, т.е. ближе к городской окраине. При этом они относятся к наиболее «незаметной» в повседневной жизни группе мигрантов, поскольку у них нет детей, играющих на площадках, они редко покидают свое жилье и делают это только в составе группы из нескольких человек (рис.).
14

Рис. Местоположение «Китайского» рынка (обозначен на карте синим цветом) и кластера жилья эконом-класса рядом с ним (обозначен на карте красным цветом)
15 На сегодняшний день трудно сказать, в какой степени из Металлургического района или отдельных его частей происходит классический «отток белых». Несмотря на то что он явно не входит в число престижных – за 1989–2020 гг. численность его жителей сократилась со 154 тыс. до 133 тыс. чел., – конкретную причину непопулярности «городка металлургов» среди челябинцев определить сложно. Это может быть как обоснованное недовольство инфраструктурой, близостью промышленных предприятий, так и дискомфорт от потенциального соседства с приезжими из области и международными мигрантами, приток которых заметен в последние два десятилетия.
16 Вместе с тем наличие рынка само по себе не означает, что застройка вокруг него становится «мигрантской». Для этого необходимо совпадение нескольких условий: достаточная вместимость рынка, соответствующее количество дешевого жилья поблизости от него, переезд местных жителей при отсутствии серьезного оттока мигрантского населения в другие части города после повышения уровня благополучия и др. Например, стоимость жилья вблизи рынка «Каширинский» (ул. Двинская) составляет в среднем 2–3 млн руб., тогда как возле «Китайки» (ул. Черкасская) – менее 1,5 млн. То же касается и степени концентрации мигрантов. Так, в окрестностях рынков «Каширинский» и «Восточный город» число «мигрантских» квартир в редких домах может составить от 2 до 5 на дом, в том числе девятиэтажный. Напротив, в районе «Китайки» мы наблюдали дома, где мигранты проживали в двух-трех подъездах пятиэтажных домов, а в одном девятиэтажном доме поблизости от рынка, согласно информации, полученной от местных жителей, китайцы откупили под свои нужды целую лестничную площадку. Кроме того, доля «мигрантских» квартир в домах возле «Китайки» за некоторыми исключениями распределена примерно равномерно – по несколько на дом или подъезд. Учитывая, что значительная часть таких квартир представляет небольшие общежития, доля мигрантов, проживающих в таких домах, оказывается довольно значительной.
17 Еще одним надежным маркером, позволяющим идентифицировать район как «мигрантский», является наличие в общеобразовательных школах мигрантского контингента, что нередко воспринимается местными жителями как проблема [Деминцева, 2020]. Из четырех школ Металлургического района, расположенных поблизости от «Китайского» рынка, по крайней мере про две (№ 42 и № 74) известно, что в классе может насчитываться примерно до 10–15% детей мигрантов (они обозначаются как дети-инофоны).
18 Челябинская маршрутка, или «вас везет Акбарходжа». Данный вид общественного транспорта – неотъемлемая часть повседневной жизни мегаполиса [Sgibnev, Rekhviashvili, 2020]. В Челябинске на долю маршруток приходится значительная часть городских пассажирских перевозок. По итогам опросов Челябинского филиала РАНХиГС, в 2017 г. они относились к наиболее часто используемому виду транспорта – на них регулярно ездят примерно 46% челябинцев. В то же время маршрутки – общественный транспорт, вызывающий наибольшее недовольство горожан5, которых не устраивает техническое состояние микроавтобусов, низкий уровень безопасности, качество работы водителей. Подавляющее большинство жалоб в начале 2020 г. связано именно с работой водителей-мигрантов6. Нередко в большом количестве маршрутных такси и, соответственно, мигрантов челябинцы усматривают одну из основных причин аварийности и пробок на городских магистралях. Как следствие, довольно часто социальные и культурные контакты в этом пространстве сопровождаются проявлениями скрытого или явного расизма (см.: [Koefoed et. al, 2017]).
5. Самый популярный в Челябинске вид транспорта заслужил наибольшее число упреков пассажиров // Znak.com. 2017. 22 февраля. URL: >>>> (дата обращения: 26.10.2020).

6. Чаще всего южноуральцы жалуются на нарушения со стороны водителей-мигрантов, которые, по их словам, не соблюдают правил дорожного движения, работают на машинах в неисправном и антисанитарном состоянии, курят и разговаривают за рулем. Кроме того, мигранты часто не знают город и не всегда уверены в маршруте движения общественного транспорта, некоторые почти не владеют русским языком. См., напр.: Соколова А. Что творят мигранты за рулем южноуральских маршруток // Полит74.ru. 2020. 15 января. URL: >>>> (дата обращения: 20.10.2020).
19 Челябинцы воспринимают маршрутные такси как объект концентрации мигрантов. По оценкам наших информантов, до 70% водителей − мигранты. Схожую цифру озвучивают и эксперты, знакомые с ситуацией в сфере пассажирских перевозок. Преобладание в данной сфере занятости мигрантов из Средней Азии нашло отражение в городским слэнге – маршрутки стали называть «джамшутками». Вместе с тем достоверно определить, сколько мигрантов работает в сфере перевозок, довольно сложно, поскольку существенная их часть происходит в неформальном поле. Наиболее правдоподобные оценки шестилетней давности колебались в пределах 1000–1200 водителей7.
7. Васин В. Вас выгонят для создания рабочих мест // Ura.ru. 2015. 11 марта. URL: >>>> (дата обращения: 26.10.2020).
20 Маршрутка в представлении местного населения встроена в разветвленную инфраструктуру, созданную мигрантами в городском пространстве. Наблюдая повседневный пассажиропоток, замечая, где, когда и в каком количестве мигранты заходят в транспорт и сходят, челябинцы формируют представления о том, какие районы являются местами концентрации мигрантов, и конструируют условные границы между ними и остальной частью города. По мнению жителей города, такие территории совпадают со схемой конечных остановок маршрутных такси в промышленных зонах, где размещаются «этнические» рынки, – районы Металлургический и Тракторозаводский.
21 Вместо заключения: взгляд с другой стороны. Рынки, примыкающие к ним жилые кварталы и маршрутки наделяются жителями Челябинска статусом объектов, где преобладают мигранты. Отсюда рождаются стереотипы о захвате ими целых сфер деятельности. Однако интервью с мигрантами показали, что реальные границы мигрантских кластеров выглядят куда скромнее, чем это кажется местному населению. Немало работников рынков «Каширинский» и «Восточный город» живут на достаточном удалении от них и до своих рабочих мест добираются на общественном или личном транспорте. В случае с «городком металлургов», соседствующим с «Китайкой», представители принимающей стороны не учитывают социальную стратификацию миграционных сообществ. Там довольно много доступного жилья, однако мигранты, как и местные жители, стремятся к повышению уровня жизни и при наличии возможности покидают этот промышленный район. Работа водителями маршрутных такси, сеть которых покрывает все городское пространство, часто исключает необходимость привязки места проживания к месту работы, поэтому мигранты, занятые в этой сфере деятельности, равномерно «распределены» по жилой застройке города.
22 По сути, в Челябинске, как и в другом любом российском городе, мы имеем дело не с реальными мигрантскими анклавами, а с представлениями и дискурсом об их существовании. Возможность «возвратных» перемещений, зависимость трудовых миграций от состояния российской экономики и пр. при этом не учитывается. На сегодняшний день мигрантские сферы занятости в городской экономике, судя по всему, уже достигли пика развития и вместить еще большее количество мигрантов вряд ли смогут, поэтому появления более крупных мигрантских анклавов в ближайшие годы ожидать не стоит. Вместе с тем несовершенство городской инфраструктуры и отсутствие должного регулирования рынка пассажирских перевозок способствует концентрации мигрантов в таком виде общественного транспорта, как маршрутка. Это, в свою очередь, обусловливает формирование в сознании челябинцев тесной связи маршрутного такси с мигрантами и создает благодатную почву для усиления ксенофобских настроений.

References

1. Avdashkin A.A. (2020) “Chinese” Market in the Space of a Russian City (the Case of Chelyabinsk). Vestnik Arheologii, Antropologii i Etnografii [Bulletin of Archeology, Anthropology and Ethnography]. No. 2: 147–156. DOI: 10.20874/2071-0437-2020-49-2-13 (In Russ.)

2. Avdashkin A.A. (2021) Chinese Migrants in Post-Soviet Russia: Purpose of Entering and Attitude of Host Society. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Studies]. No. 5: 84–93. DOI: 10.31857/S013216250012617-1 (In Russ.)

3. Bedrina E.B. (2019) The Features of the Resettlement of Labor Migrants from Foreign Countries in Russian Metropolicies. Ekonomika regiona [Economy of Region]. No. 2: 451–464. DOI: 10.17059/2019-2-11 (In Russ.)

4. Demintseva E.B. (2017) Labour Migrants in Post-Soviet Moscow: Patterns of Settlemen. Journal of Ethnic and Migration Studies. Vol. 43. No. 15: 2556–2572. DOI: 10.1080/1369183X.2017.1294053

5. Demintseva E.B. (2020) From “Factory” to “Migrant” School: (Post-)Soviet School Segregation in Urban Space. Laboratorium: zhurnal sotsialnyh issledovaniy [Laboratorium: Russian Review of Social Research]. No. 1: 152–182. DOI: 10.25285/2078-1938-2020-12-1-152-182 (In Russ.)

6. Grigorichev K.V., Dyatlov V.I. (2017) “Chinese” Markets of Russia: The Role in Post-sustainable Transformation (a Casestudy of Irkutsk). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta [Tomsk State University Journal]. No. 419: 121–132. DOI: 10.17223/15617793/419/16 (In Russ.)

7. Koefoed L., Christensen M.D., Simonsen K. (2017) Mobile Encounters: Bus 5A as a Cross-cultural Meeting Place. Mobilities. Vol. 12. No. 5: 726–739. DOI: 10.1080/17450101.2016.1181487

8. Peshkova V.M. (2015) Migrant Infrastructure in Russian Cities (the Case of Labour Migrants from Uzbekistan and Kyrgyzstan in Moscow). Mir Rossii [Universe of Russia]. Vol. 24. No. 2: 129–151. (In Russ.)

9. Sgibnev W., Rekhviashvili L. (2020) Marschrutkas: Digitalisation, Sustainability and Mobility Justice in a Low-tech Mobility Sector. Transportation Research Part A: Policy and Practice. 138: 342–352. DOI: 10.1016/j.tra.2020.05.025

10. Varshaver E.A., Rocheva, A.L., Ivanova, N.S., Andreeva, A.S. (2021) Migrants in Russian Cities: Resettlement, Concentration, Integration. Moscow: “Delo” RANEPA. (In Russ.)

11. Varshaver E.A., Rocheva A.L., Ivanova N.S., Ermakova M.A. (2020) Residential Concentrations of Migrants in Russian Cities: Is there a Pattern? Sotsiologicheskoe obozrenie [Russian Sociological Review]. Vol. 19. No. 2: 225–253. DOI: 10.17323/1728-192x-2020-2-225-253 (In Russ.)

12. Vendina O.I., Panin A.N., Tikunov V.S. (2019). Social Space of Moscow: Peculiarities and Patterns. Izvestiya Rossiiskoi Akademii Nauk. Seriya Geograficheskaya [Bulletin of the Russian Academy of Sciences. Geographic]. No. 6: 3–17. DOI: 10.31857/S2587-5566201963-17 (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate