Везде
Social Development in the Modern Era. А Theoretical and Sociological Study of New Reality
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Social Development in the Modern Era. А Theoretical and Sociological Study of New Reality
Annotation
PII
S013216250011310-4-1
DOI
10.31857/S013216250011310-4
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Azer Efendiev 
Occupation: Prof.
Affiliation: National Research University “Higher School of Economics”
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 1
Pages
16-27
Abstract

The article offers a study of main social trends and patterns of social development in the first quarter of the XXI century. New challenges to sociological knowledge are taking shape, and a number of theoretical and methodological premises of sociological science should be corrected. Social progress in recent decades is characterized by a multi-basis progressive development. The trend of changing organizational priorities in the public life is discussed. The dominant Eurocentric concept of an effective model of public life tends to acquirt a purely ideological and value-laden character. Mechanisms of social development, as well as the causes and types of traumatic state of society are studied.

Keywords
social change, social progress as a process, its criteria and trends, social actors of change, internal and external sources of development, socio-cultural trauma, traumatic society
Received
26.01.2021
Date of publication
10.02.2021
Number of purchasers
6
Views
55
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1

Постановка проблемы; методология ее решения.

2 Переживаемая эпоха во многом уникальна – процессы социально-политических и экономических преобразований, начало которым положил распад СССР, в наши дни предстают как некий «социальный бульон», в котором «варятся» различные по природе, нередко непримиримые формы и порядки. Прогрессистски-эволюционистские представления о поступательном развитии общества, имеющие европоцентристские корни, опровергаются. Мир демонстрирует многолинейность преобразований и развития, многокритериальность понимания эффективности социальных изменений. Европоцентристское понимание общественного развития, казавшееся универсальным, уходит на задний план в результате успехов других моделей развития. Конкуренция вариантов развития нарастает. В первой четверти XXI в. безусловное для XVII–XX вв. превосходство европейского общества ставится под сомнение, перерождаясь в приверженность неким ценностям, не более.
3 На наших глазах рождается «новый миропорядок», конкурируют социальные модели систем, требующие переосмысления основ знания об обществе, переоткрытия социальной реальности, социальной нормальности. Мир меняется, и теоретико-социологический анализ перемен, проведенный 10-15 лет назад, в том числе П. Штомпкой, Дж. Александером, Н. Смелзером и др., обнаруживает ограничения.
4 Исходя из сказанного, следует актуализировать теоретические подходы социологов, в данном случае, к пониманию социального развития как процесса. Мы пытались сконцентрировать внимание на вопросах, вытекающих из такой постановки вопроса.
5 Понятие «социальное развитие» в социологической теории выступает центральным понятием социодинамики, исходным – «социальные изменения». Общепризнанно, что социальное развитие осуществляется путем качественных социальных изменений (трансформаций); в результате происходит становление, внедрение социальных порядков, правил и т.д., принципиально новых для социальной организации жизни общностей, институтов, сфер общественной жизни, – в отличие от количественных изменений, которые принципиально нового не содержат. Ряд авторов толкуют трансформации лишь как качественные изменения; им противопоставляются адаптации, которые носят количественный характер (см.: [Dwyer, Minnegal, 2010]). Актуализация теоретических оснований социологии предполагает ряд шагов.
6 Первое, требуется отграничить социальное развитие от других видов. В описании основных понятий социодинамики нередко для доступности пользуются аналогиями с развитием организма человека. Но только на первый взгляд это достаточная метафора. Динамика переходов социальных систем, институтов, нравов от одного состояния к другому не носит запрограммированного характера. Социальное развитие в отличие от развития организма не неизбежно, не имеет заранее известных колеи, траектории, направления.
7 Критиком аналогий (метафорической аналогии) с ростом организма являлся Р. Нисбет [Nisbet, 1969]. Использование понятий «генезис», «рост», «развитие», по его мнению, метафоры, не более того. По мнению неоэволюциониста Г. Ленски [Lenski, 1976], тот факт, что «генезис» и «развитие» в социальной жизни напрямую ненаблюдаемы, не дает оснований отказа от этих понятий в рамках неоэволюционистских теорий. Метафора, смысловое наполнение метафорической аналогии, как основы (нео)эволюционистских подходов, и стали причиной того, что в социологии «развитие», «рост» считались имманентно присущими обществу, а потому неизбежными. В результате процессы откатов, разложения изучались недостаточно, как случайность, погрешность.
8 Второе. Рассматривая систему понятий, описывающих социальное развитие, необходимо разграничение онтологических и аксиологических понятий. Если первые нацелены на интерпретацию природы социальных процессов (какие они есть на самом деле), вторые содержат в явном/неявном виде оценку субъектом преобразований, трансформаций. В основе нашей работы онтологическое исследование социальной динамики. Более того, мы считаем нецелесообразным (если не сказать, недопустимым) смешение этих групп понятий.
9 Проблема развития нерасторжимо связана с направленностью развития (прогресс-регресс); соответственно, анализ развития неотделим от идеологической остроты. Идеологическая нагруженность понятия «социальное развитие» требует признания и понимания. Однако такая обремененность понятия «социальное развитие» порождает вопросы, требующие во многом нового осмысления. Всякая социологическая теория предполагает свой образ общества, его изменений и, соответственно, присущий ей концептуальный аппарат [Батыгин, 1995]. Вместе с тем большинство из них стремятся описать процессы социального развития, используя понятийный аппарат с более или менее аксиологически ориентированным характером.
10 Проявления аксиологичности (порой идеологической предвятости) многолики. Они выступают, во-первых, в преимущественно-оптимистической модальности понимания социального развития. Во-вторых, отсутствие идеологически-нейтральных универсальных критериев социального развития ведет к тому, что интерпретация его направленности (позитивного/негативного) в решающей степени зависит от социально-классовой, идеолого-культурной, религиозно-этической позиции субъекта познания. В-третьих, ориентированность на европейскую модель, репрезентируется как стандартный, универсальный, единственно-возможный тип поступательного развития общества.
11 «Социальное развитие» как понятие и реальный процесс имеет чаще всего односторонне-позитивную трактовку в истории и в современной социологии. П. Штомпка утверждает, что процессы развития отличаются от других направленных процессов тем, что «…направление процесса имеет позитивный характер» [Штомпка, 2005: 458]. Преимущественно позитивное толкование социального развития уходит корнями в учения социальных мыслителей XVIII–XIX вв. от Ж.-Ж. Руссо до К. Маркса и М. Вебера. Недостатком этой идеи является излишняя оптимистичность, затеняющая процессы, связанные с откатом, регрессом, движением в сторону. Исследование общества или неспособного к позитивному развитию, или развивающееся вспять, осталось за пределами науки. На наш взгляд, социальное развитие имеет место всякий раз, когда речь идет о качественно-социальном изменении: позитивно-функционального или негативно-дисфункционального направления. Негативное изменение чего-либо является развитием общества, личности, но в направлении разрушения, ухудшения, развала, непредсказуемости.
12 Третье. В вышеназванных системах координат оценка направленности социального развития (позитивной/негативной) далекa от идеологической нейтральности и универсализма. Идеологический антагонизм подобных концептуальных моделей порождает эффект «двойной» оценки одного и того же факта. Один и тот же качественный сдвиг субъект изменений может оценивать как прогрессивный, а субъект сохранения – как регрессивный.
13 Четвертое. Сложившиеся в истории социальной мысли учения, цели, направленности, критерии социального развития имеют по преимуществу европейские корни. Идея поступательного развития, конкретные показатели, функции, формы социальной организации, олицетворяющие такое развитие, берут за основу европейский путь развития к индустриально-модерному обществу. Начиная с XVIII в. (А. Тюрго, Ж.-Ж. Руссо, А. Сен-Симон), развитие общества связывалось с идеей расширения свободы, преодолением отчуждения и наступлением общества благоденствия, в котором все равны (марксизм), с нарастающей рационализацией (М. Вебер), доминированием достиженческой мотивации, дифференциацией институтов (Т. Парсонс) и т.п. По сути, это признаки социального развития Европы от традиционного к модерному обществу; данные показатели социального развития основываются на ценностях европейской (христианской) цивилизации. До конца XX в. такая социальная организация общества демонстрировала конкурентное преимущество, становясь образцом социального развития сначала колониальных стран, потом стран СНГ и т.д.
14 Европоцентризм науки, идеологии был основан на доминировании стран европейской цивилизации в мировой экономике, культуре. В тех условиях он обоснованно рассматривался как стандарт поступательного развития общества. Сегодня европоцентристские критерии социального развития ставятся под сомнение. Критерии уровня жизни, безопасности, здоровья, как показывает опыт, достижимы не только на путях европейских стандартов.
15 XXI век знаменует собой новый этап общественного развития. Некоторые авторитарные общества демонстрируют более высокую эффективность цифровизации, роста экономики, борьбы с пандемиями. Противопоставление демократии и авторитаризма утрачивает остроту, чаще выступая как ценностно-идеологическое предпочтение, а не критерий качества и эффективности системы. Критерии социального развития, отражающие особенности организации европейского общества, в XXI в., во-первых, не являются гарантией эффективности и поступательного развития; во-вторых, их прививки к обществам с иной системой ценностей и власти становится одной из причин кризиса, формирования травматического состояния общества.
16 Если модернистско-прогрессистские взгляды классиков социологии XIX–XX вв. рисовали будущее человечества как общества с более или менее едиными базовыми характеристиками социального устройства, развитие человечества к концу первой четверти XXI в. принесло нам не только иные реалии, но и представления о закономерностях будущего развития. Современные общества содержат совершенно, во-первых, разные, во-вторых, иные, по отношению к обществам «модерна» возможности поступательного развития.
17 Социология, теоретико-эмпирический арсенал которой развивался на европоцентристской основе, выработала систему координат, относившую неевропейские общества к социально-исторически запаздывающим. В этом отношении позитивные сдвиги в странах неевропейской организации социума поставили перед наукой задачу выработки нового понимания тенденций и закономерностей исторического развития.
18

Социальное развитие в современном мире: основные тенденции.

19 Человечество первой четверти XXI в. на фоне глобализации вовлекает в себя общества с разными, подчас антагонистическими моделями организации жизни. Светские государства конкурируют с клерикальными и полуклерикальными, республики с монархиями, демократии с авторитарными формами правления, парламентские республики с президентскими, общества с традиционалистскими устоями с обществами, где доминируют достиженческо-меритократические ценности. Надежды, что прогресс человечества пойдет по европейской модели (почти) не оправдались. Мы наблюдаем множество исторически сложившихся, выражающих специфику становления и развития эффективных моделей устройства обществ, обеспечивающих благосостояние, образованность, совершенствование здравоохранения, экономическое развитие.
20 Тенденция развития многообразного по профилям общественного устройства мира – поступательность социального развития. При всех противоречиях, конфликтах, застоях, которые могут охватывать отдельные страны или регионы, восхождение человечества в потреблении материальных и духовных благ, в здоровье и физическом развитии, образовании, науке и технологиях безусловен. Большинство обществ за последние десять-пятнадцать шаг за шагом значительно продвинулись вперед: изменился облик городов и сел, освоены и расширены области использования современных коммуникаций, растет уровень образования, информированности, здравоохранения. Мир мобилен, активно путешествует, приобщается к культурным ценностям.
21 Другая тенденция, характерная для современного мира, – это многоосновность поступательного социального развития. Современная практика с разной степенью решительности преодолевает европоцентристские представления об эффективной модели организации общественной жизни. В первой четверти XXI в. успехов в решении проблем развития начинают достигать страны с разными моделями устройства. Мир демонстрирует многовариантность поступательного развития. Не просто мир стал многообразнее (мультилинейность). Эффективное, конкурентоспособное поступательное развитие стали демонстрировать общества с разными моделями социальной организации. Прогресс человечества имеет тенденцию стать многообразнее, постепенно опираясь на разные социальные устои.
22 Сегодня в известной степени реализуется прогноз С. Хантингтона, что неотвратимые и фундаментальные перемены «ведут к тому, что могущество Запада по сравнению с мощью других цивилизаций будет и дальше снижаться» [Хантингтон, 2003: 117]. В данном прогнозе проблема конкуренции фокусируется на противостоянии Восток/Запад, но либерально-капиталистические, государственно-капиталистические, социалистические, авторитарные, теократические модели могут демонстрировать свою конкурентоспособность, эффективность и на Западе, и на Востоке. Опыт «парламентской» Японии, «социалистического» Китая, кланово-теократических ОАЭ предостерегает от «черно-белого» восприятия проблем социального развития. Его многоосновность – ключевая характеристика прогресса человечества в первой четверти XXI в. Она порождает соперничество различных обществ, конфликты в форме торговых войн, санкций, борьбы за рынки сбыта, за престиж и признание, холодных, иногда региональных горячих войн. Мировая конкуренция и соперничество, конфликты в виду многоосновности успешного социального развития приобретают идеологически ценностную окраску.
23 Еще одна тенденция: многоосновность поступательного социального развития, порождая конкуренцию и конфликтность обществ с разными типами устройства (это может проявляться как конфликт религий, культур и цивилизаций), является детерминантом новых явлений, точнее социальных «парадоксов» общественной жизни XXI в., которые нельзя было прогнозировать 20–30 лет назад. Прежде всего, речь идет об изменении представлений об иерархии приоритетов в организации общественной жизни. Изменениям (подчас, малоосознаваемым) подвергается иерархия принципов-ценностей социального бытия. «Демократия – личная свобода, права человека, свобода слова – управляемость – дисциплина – безопасность – авторитаризм» – в этой цепочке все чаще свобода, права человека уступают управляемости, дисциплине, как залогу безопасности и здоровья. Активное внедрение цифровых технологий делает управление людьми, их каждодневным поведением и передвижением явлением всеохватным, эффективным, малозатратным. Авторитаризм в этих условиях, с его акцентом на дисциплину, контроль, управляемость, с одной стороны, резко «подешевел», с другой – демонстрирует нарастающую эффективность. Демократия, тщательное соблюдение прав человека и свобода слова начинают отступать как система социальной организации в своей действенности, мобильности.
24 Четвертая тенденция связана с негативным социальным развитием. На общем фоне, с одной стороны, движения человечества по пути прогресса с опорой на разные социальные устои, с другой – повышения конфликтности, конкуренции, становятся заметными общества, развитие которых идет медленно, которые неспособны устойчиво поступательно развиваться; ряд стран демонстрирует ухудшение показателей развития, способности организовать и сохранить дееспособное государство (failed state). Неравномерность развития свойственна человеческой цивилизации. Специфика нынешней ситуации в том, что отставание при современном уровне технологий, коммуникации, освоения сил природы, приобретая катастрофический, невосполнимый и необратимый характер, в решающей степени объясняется не столько географическими, демографическими и другими внешними факторами, сколько уровнем, характером социальной организации общественной жизни. Можно сказать, что в социальном смысле это общество больно, травмировано.
25 Выявленные тенденции социального развития первой четверти XXI в. требуют ответа на вопрос: каковы факторы и механизмы социального развития как процесса?
26

Основные факторы и механизмы социального развития как процесса.

27 Социальные изменения, трансформации были, есть и будут. Чем объяснить успех социальных трансформаций в одном обществе и неуспех аналогичных трансформаций в других? Насколько замысел трансформаций оказывается реализован в исторической практике, каково соотношение ожидаемых и неожидаемых (неожиданных) последствий? В основе нашего анализа социального развития как процесса, его динамики лежат две фундаментальные социологические доктрины.
28 Первая – понимание социальной реальности как «поля». Мы осмысливаем социальное бытие как систему взаимодействий, находящихся в «вечном» непрерывном движении. Социальный процесс как движение социальных сил, выступает в виде простого воспроизводства наличного (имеющегося) порядка вещей (функционирование) и в виде изменений, трансформаций, преобразований. Кстати, наличие движения при таком подходе представляет собой признак, объединяющий социальную статику и социальную динамику.
29 Социальная реальность предстает не как застывшая и остановившаяся в ожидании Мессии система, а как постоянно пульсирующая, функционирующая реальность, «социальное поле». Все состоявшееся в этом поле происходит в процессе функционирования, который ни на миг не прерывается. Что такое «поле» в отличие от «структуры»? «Метафора» поля позволяет представить автономную личность, ее поведение более емко, сочетая обязывающее структурно-ролевое и свободное, принудительное и желательное.
30 Социальные изменения, являясь своеобразным первокирпичиком социального развития, есть трансформация в пульсирующем организме. Суть социальных изменений – в трансформациях уже существующего, пульсирующего. Социальное изменение – всегда трансформированное, преобразованное бывшее, имевшееся, не искусственная прививка иного, нового. Насколько это бывшее может быть утрачено, исчезнуть в новом, насколько новое обременено бывшим? Во всех случаях исторически сформированная социальная первоматерия становится материалом, из которого рождается новое. Более «неоткуда» и из «не из чего». Прошлое так или иначе присутствует в новом, последнее создано из первого, является его диалектическим отрицанием, видоизмененным продолжением.
31 Социальное изменение предполагает «детерминацию настоящего состояния коллективного агентства предшествующим, наложения «негативных явлений предыдущего... на будущий динамический потенциал агентства» [Штомпка, 2001: 6]. При этом, обреченность нового прошлым лишь на первый взгляд связана с культурой, культурными кодами и т.д., как считал П.А. Сорокин, рассматривая систему ценностей как более важную, чем социальную систему и личность. На самом деле главным кодом преемственности являются не символы, не культура сами по себе, а устойчивые социальные практики, образцы привычного поведения, привычных реакций, приличий.
32 Вторым, фундаментальным основанием в исследовании социального развития, социальных изменений как процесса является деятельностно-активистская концепция социальных изменений. В. А. Ядов отмечал, что в этом подходе центральной идеей является принцип, согласно которому направленность социальных изменений преимущественно (или целиком) зависит не от какой-то фатальной силы, не зависящей от людей тенденции, а от практических действий социальных субъектов [Ядов, 2009].
33 Суммируя наследие деятельно-активистского подхода, П. Штомпка, обобщая теоретические идеи У. Бакли, А. Турена, М. Арчер и др., выделяет характерные положения данного подхода: «1) общество есть процесс и постоянно подвергается изменениям; 2) изменения имеют в основном внутреннее происхождение и принимают форму самотрансформации; 3) в качестве конечного двигателя изменений выступают индивиды и социальные коллективы; 4) направление, цели и скорость изменений являются предметом соревнования между многими деятелями и становятся ареной конфликтов и борьбы» [Штомпка, 1996: 254].
34 Далее. Социологическое исследование социальных изменений предполагает, что социальные трансформации осуществляются людьми и ради людей. Иными словами, социальные преобразования есть результат целенаправленной деятельности акторов, их сплоченности, их противоборства и т.д. во имя достижения цели. В них можно выделить субъект изменений (у П. Штомпки – «agency») и субъект сохранения – это коллективные субъекты: социальные группы, партии, движения.
35 Мы считаем не вполне корректным использование термина «agency». Агент – это проводник, представитель чьей-то воли, чьих-то идей и т.д. Создается впечатление, что необходимость социальных изменений порождена «фаталистической» естественно-исторической необходимостью, агентом (проводником) которой и выступает группа лиц – инноваторов. Далее мы используем понятие «субъект» или «актор» социальных трансформаций.
36 Социальная трансформация, направленная на изменения социальных структур, правил игры, перераспределение статусов и полномочий, – всегда определенный диалог, дискуссия, конкуренция, конфликт между субъектом(-ами) изменений (инноваций) и субъектом(-ами) сохранения, которые выступают как коллективные субъекты. Социальная трансформация осуществляется в процессе дискуссий, противостояния и противоборства по поводу того, как функционировать неделимому объекту притязаний – правилам, законам, структурам, регулирующим взаимодействия людей в данном обществе. Результат этой драмы не фатально предрешен естественно-исторической необходимостью, историческим превосходством нового над старым и т.п.; он зависит от соотношения ресурсов, которыми обладают соответственно субъект изменений (инноваций) и субъект сохранения «здесь и сейчас». Проблема соотношения возможностей субъекта изменений и субъекта сохранения, проблема мотивационно-идеологической, ресурсной обусловленности и обеспеченности процесса изменений – решающий вопрос постижения природы, возможностей, глубины и последствий социальных преобразований.
37 Одним из ключевых моментов анализа социального развития как процесса является выявление источника трансформации, роль внешних и внутренних факторов. Целесообразно выделять следующие типы источников (побудительных сил) социальных изменений.
38 Внешние источники: а) внешние обстоятельства, независимые от данной социальной системы, но побуждающие субъектов к качественным социальным трансформациям. Такими внешними обстоятельствами могут быть природные катаклизмы, в том числе коронавирус, экологический кризис, мировой экономический кризис и т.д. Социальные изменения, вызванные внешними обстоятельствами, можно назвать реактивными (в их основе реакция социальных агентов на внешние изменения).
39 б) Внешний социальный субъект в результате угрозы силового насилия (вооруженного или экономического) принуждает осуществить (фактически сам осуществляет) социальные изменения, в которых он заинтересован, или которые соответствуют его представлению о разумных порядках, нормах. Примером внешних насильственных социальных изменений являются колониальные режимы XVIII–XIX вв., установление парламентской республики в Ираке в результате свержения Саддама Хусейна и т.д.
40 в) Социальные субъекты сами заимствуют зарубежный опыт, идеи, новации, схему осуществления социальных изменений – под влиянием их привлекательности для субъектов изменений, и/или под влиянием мягкой силы, внешней пропаганды, разведки.
41 Внутренние источники социальных трансформаций представляют собой действие внутренних субъектов изменений во имя идей, планов, в которых они заинтересованы, которые они самостоятельно, или в основном самостоятельно выработали, лишь ориентируясь на зарубежные образцы.
42 Решающие моменты реализации социального изменения, реального его содержания и т.д. определяются внутренним содержанием. Какой вид приобретет социальная трансформация даже в случае насильственных изменений, будет зависеть от интересов, устойчивых практик, культуры, представлений о приличиях внутренних субъектов. Даже в случае с насильственными социальными изменениями мы получаем разную степень конечного результата в зависимости от ресурсов сопротивления новому, сплоченности общества вокруг лидеров сопротивления, приверженности своим нормам, правилам, культуре.
43 В-третьих, какими бы ресурсами ни обладал субъект изменений (инноваций), социальное развитие представляет собой изменение не абстрактной схемы, а реально функционирующего пульсирующего механизма социальных взаимодействий. «Новое», даже если оно успешно принудительно навязано, должно преобразовать реально существующее «нынешнее». Новое в социальной жизни не имеет особой «делянки». Оно так или иначе преобразованное нынешнее, имеющееся. Поэтому развитие вперед не ведет к единому, одинаковому. Более того, полагаем, что разнообразие эффективных моделей усилится.
44 Социальные изменения всегда в той или иной степени являются результатом целенаправленной деятельности социального субъекта изменений; в их основе интересы, желания, планы, замыслы, воля социальных субъектов, их лидеров. По нашему мнению, необходимо различать: а) замысел социальных изменений; б) реальный ход, процесс социальных изменений (он может отличаться от замысла, в котором или не все/всё учтено, или вмешались другие агенты); в) реальный результат социального изменения; г) восприятие последствий изменений субъектами (изменений/сохранения), которое может быть ожидаемым или непредвиденным и т.д.
45 Диалектика ожидаемых и неожидаемых последствий изменений вносит оттенки в драматургию социальных перемен. При этом в зависимости от «прозорливости» субъекта-инициатора, экспертов-наблюдателей, субъекта сохранения область ожидаемых последствий может в большей или меньшей степени охватывать (предвидеть) реальную область последствий. Более того, реализуя те или иные интересы, субъект инноваций может «утаить» от других просчитанные им последствия; для остальных «утаенная» часть ожидаемых последствий может выступать в качестве неожидаемых и неожиданных.
46 Все это, в частности в истории постсоветских стран, неизбежно вело к росту непредсказуемости социальной жизни. Рост «социальных изменений и непредсказуемость их результатов, – по мнению В.В. Кривошеева – является основанием сокращения людьми перспективного социального пространства», господства коротких жизненных проектов, проявлением аномии [Кривошеев, 2009: 57]. Более того, жизнь в условиях неопределенности ведет к росту теневой занятости, лояльному отношению к теневым заработкам (см.: [Козырева, Смирнов, 2018]).
47 Как показывает опыт приватизации общенародной собственности в странах СНГ, инициаторы приватизации, представители правящей на тот момент элиты фактически скрыли одно из просчитанных ими последствий – резкое обогащение элиты, авантюристов за счет приватизации. Утаенное последствие не только было «сюрпризом» для большинства, порождая сначала удивление, а потом глубокую депрессию, но и во многом предопределило характер социального устройства общества: декларировались идеи «ваучерного» капитализма, а фактически формировались основы олигархического строя.
48 Пример ожидаемого и неожидаемого в ходе социального преобразования ярко свидетельствует о предельном драматизме, наполняющем любое социальное преобразование, о непредсказуемости хода и последствий социальных изменений. Можно сказать, инициаторами изменений являются одни, к участию в изменениях присоединяются другие, корректируют последствия третьи. Ожидания, планы инициаторов изменений могут существенно отличаться от реального процесса развития и его результатов. Переплетение интересов различных сил неизбежно ведет к нарастанию объема непредвиденных результатов, не говоря об «утаиваемых», неожидаемых, неожиданных и т.д. результатах. Разрешительные способности сознания субъектов изменений/сохранения ограничены.
49 Итак, реальный результат социального развития может отклоняться от задуманного субъектом – инициатором изменений. И это может объясняться балансом сил, ресурсов субъектов изменений и субъектов сохранения, интересами их союзников, которые могут корректировать цели главных действующих лиц, соотношением предвиденных и непредвиденных последствий, декларируемых и утаиваемых целей и ожиданий.
50

Социальная травма как явление: виды и основные условия формирования.

51 В начале работы мы отмечали, что оптимистические трактовки современного развития как неодолимого поступательного движения одним из недостатков имеют дефект внимания в социологической науке к возвратным, попятным формам социального развития. Исследования кризисных состояний социума есть попытка изучения механизмов и признаков дисфункционального развития. На наш взгляд, речь в данном случае идет о различных видах социальных травм.
52 В последние годы в мировой и отечественной социологии «травмы» как социологическое понятие начинает приобретать нарастающий интерес [Александер, 2012, 2013; Тощенко, 2020, Smelser, 2004, Штомпка, 2001]. Не ставя перед собой историко-социологических задач, подведем некоторые итоги очной и заочной дискуссии по этому поводу.
53 Общепризнано понимание «социальной травмы» как метафоры, которая вслед за медициной освоена психологией и психиатрией (травма сознания), социальными науками. Травма рассматривается как дисфункциональное явление, свидетельствующее о разрушении общественного сознания, общественных структур, усложняющее (точнее, делающее невозможным) поступательное развитие социума. Для большинства западных социологов (П. Штомпка, Н. Смелзер, Дж. Александер, З. Бауман) социальная травма – преимущественно социокультурное явление, вызванное тем, что в ходе, прежде всего, коренных революционных изменений, сознание многих может быть неадаптированным к новой реальности, последствия революции оказались неожидаемыми для (большинства) общества. Социокультурная травма как вид социальной травмы может охватывать и национальное самосознание, национальную, коллективную идентичность. В таких рамках «теория травмы», утверждают ряд авторов, в современном обществознании ограниченно пригодна, «травма связана… с беспомощным страдательным состоянием граждан, обманутых, потерявших почву под ногами» [Общество травмы…, 2019: 7].
54 В российской социологии травма в основном рассматривалась как некий аспект гиперболы, объемлющий негативную оценку последствий реформ в экономике, политике, социальной сфере. Необходимость рассматривать травму как определенное состояние общества аргументируется пока в единичных работах См.: [Тощенко, 2017; 2020]. Отмечается, что «этот конструкт характеризует состояние общества…» [Общество травмы…, 2019: 5]. Не повторяя cказанное по проблеме социокультурной травмы, остановимся на некоторых не проясненных проблемах.
55 Культурная травма неминуемо охватывает все слои общества, пережившего коренные преобразования, и выражается в неадаптированности (неготовности) членов общества жить в новых условиях. Это касается не только широких масс, но и инициаторов изменений. Ведь их представления о стандартах поведения, приличиях были сформированы в прежних социальных условиях. Травма охватывает всех участников общественных процессов. Какими станут люди в посттравматический период, как пойдет адаптация к новым условиям, – от этого, по опыту СНГ, зависит не только посттравматическое сознание, но и характер социальных структур, институтов в постреволюционный период.
56 Травма – не только состояние «духовной жизни». В зависимости от того, как будет она «излечиваться», рутинизироваться, «хабитулизироваться», «опривычиваться», зависит характер нового общественного устройства. При таком подходе травма – не только неминуемое состояние постреволюционного сознания членов общества. Это важнейший этап формирования новых порядков. Какие силы и каким образом будут бороться за преодоление травмы и формирование новых образцов поведения, – от этого зависят структурные, институциональные основы нового общества.
57 Главным признаком травмированного состояния общества на наш взгляд, является то, что воспроизводство установленных социальных порядков имеет дисфункциональные последствия, ухудшающие состояние общества, его социальных слоев. Иначе говоря, продолжение имеющегося порядка вещей ведет не к повышению общественной производительности труда, продолжительности жизни, уровня жизни, а, наоборот, уровень жизни из года в год снижается, усиливается отставание экономики от других стран и т.д.
58 По сути, травмированное общество — раненое, больное общество. Форма соорганизации людей в травмированном обществе не выполняет задач социума – улучшить жизнь людей. И если не залечить травму путем социальных изменений, реальное положение членов общества будет ухудшаться, силы его сплоченности ослабеют, что в конечном счете приведет если не к распаду общества, то поспобствует росту миграции и т.п.
59 Травмироваться может как развитое общество, характеризовавшееся ранее стабильностью, устойчивостью социальных институтов, доверием социальных слоев к власти, ее представителям, к методу избрания во власть, так и общество, характеризующееся неустойчивостью, депрессивным состоянием экономики, незрелостью политических институтов. Причины травмы и пути ее преодоления различаются в корне. В развитом обществе травматическое состояние, как правило, вызвано просчетами в стратегическом управлении обществом, его экономикой, неумением ответить на вызовы развития. Субъекты социальных изменений предлагают обществу программу социальных изменений и в конкурентной борьбе получают от избирателей властные и другие ресурсы для «залечивания» травмы. Примером является преодоление экономического кризиса в Америке на рубеже 1920–1930-х гг. с помощью «Нового курса» Ф. Рузвельта.
60 В обществах неустойчивых, нестабильных причины и природа социальной травмы качественно иные. Главная причина социальной травмы в них – заинтересованность элиты в сохранении имеющегося (пусть травматического) состояния вещей. Механизм формирования такой власти, нацеленный на сохранение травматичных порядков, раскрывает, в частности, Д. Норт [Норт и др., 2011]. Изучив страны, имевшие как успешный, так и негативный опыт коренных социальных изменений, Норт с соавторами пришли к выводу, что в странах, характеризующихся сговором нескольких групп элит, устанавливается режим, который благоприятствует интересам этих групп, но препятствует, «ограничивает возможность создания конкурирующих с ними структур – политических партий и корпораций...» [Норт и др., 2012: 9]. Эти ограничения могут носить формальный и неформальный характер, однопартийная система может быть узаконена, а может быть установлена де-факто и т.д. Допуск к дефицитным ресурсам может быть конкурентосвободным, а может распространяться только на представителей правящих групп. Подобные общества Д. Норт объединяет названием «Порядок ограниченного доступа»; им противостоит «Порядок свободного доступа» к ресурсам, которые характерен для институционально зрелых обществ.
61 Важными и неизбежными признаками травмированного состояния общества являются: а) мимикрия социальных изменений. Например, может быть введена многопартийность, а по сути принимаются меры, обеспечивающие безусловное господство одной партии, выражающей интересы господствующей группировки. б) Идеологическое прикрытие травмы. Господствующие группировки всемерно обеспечивают контроль над СМИ. Цель этого – «утаить» от масс травмированное состояние общества, создать иллюзию благополучия. Именно «травма общества, а не конкуренция революционных и эволюционных устремлений развития страны объясняет происходящие на наших глазах деформации в политической сфере. Демагогия с использование ценностно нагруженных терминов «демократия», «свобода», «права человека» никак не коррелирует с реальной действительностью и насущными устремлениями (желаниями) людей» [Tощенко, 2017: 77]. в) Контроль над силовыми ведомствами. Продолжительность травмированного состояния общества, точнее, судьба господствующих группировок в решающей степени зависит от того, насколько удалось обеспечить эффективный контроль над вооруженными силами, полицией и т.д. В ситуации полного контроля господствующей группировки за силовыми ведомствами, более того, включения силовой верхушки в состав господствующей элиты, преследований и т.д. социальные изменения крайне затруднительны, если не невозможны, что обусловлено в т.ч. страхом, покорностью социальных сил. Результатом может быть длительно травмированное состояние общества, в котором основная часть проявляет покорность, чаще всего помноженную на нелегитимность установленных порядков в обществе.
62 Результат и динамика развития социальной травмы общества могут различаться: 1. Травмированное состояние ранее эффективного общества преодолевается эволюционно за счет эффективных мер по преодолению травмы и причин ее («Новый Курс» Ф. Рузвельта). 2.Травмированное состояние ранее эффективного общества сохраняется в виду сговора элит. Ранее эффективное и развитое общество эволюционирует в травмированное, хронически больное общество (Аргентина, Венесуэла). Пример стран, сделавших шаг «назад», из эффективного состояния в травмированное, показателен; он доказывает адекватность деятельно-активистского понимания социального развития. Никакое общество не гарантировано от движения вспять. Все определяет соотношение сил, ресурсов, активность общества, акторов. 3. Травмированное состояние преодолевается революционно за счет изменения социального строя: ресурсы субъектов изменений получают превосходство над субъектами сохранения больного общества. 4. Травматическое состояние продолжается и углубляется в результате сговора элит, которым выгодны сложившимся порядкам и (угрозы) насилия по отношению к тем, кто выступает за изменения общества. Ресурсы субъектов сохранения воспроизводят и усиливают превосходство над силами, субъектами изменений.

References

1. Alexander J. (2012) "Watergate" as a democratic ritual. Sotsiologicheskoye obozreniye [Sociological Review]. Vol. 11. No. 3: 77–104. (In Russ.)

2. Alexander J. (2013) Meanings of Social Life: Cultural Sociology. Moscow: Praksis. (In Russ.)

3. Batygin G. (1995) Lectures on the Methodology of Sociological Research: Textbook. Moscow: Aspekt Press: 37–41. (In Russ.)

4. Dwyer P.D., Minnegal M. (2010) Theorizing social change. Journal of the Royal Anthropological Institute. Vol. 16. No. 3: 629–645

5. Giddens A. (1991) Fate, Risk and Security. In: Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Cambridge: Polity Press: 109–143.

6. Khantigton S. (2003) Collision of Civilizations. Moscow: AST. (In Russ.)

7. Kozyreva P.M., Smirnov A.I. (2018) Life in conditions of uncertainty in a crisis society: experience and expectations. Sotsiologicheskiye issledovaniya [Sociological studies]. No. 6: 65–78. (In Russ.)

8. Lenski G. (1976) History and Social Change. American Journal of Sociology. Vol. 82. No. 3: 548–564.

9. Nisbet R.A. (1969) Social Change and History. Aspects of the Western Theory of Development. New York.

10. North D., Walles J., Webb S., Weingast B. (2012) In the Shadow of Violence: Lessons for Societies with Limited Access to Political and Economic Activity: Report to XIII Apr. int. scientific. conf. on the problems of economic and social development, Moscow, 3–5 Apr. 2012. Moscow: VSHE. (In Russ.)

11. North D., Walles J., Weingast B. (2011) Violence and Social Orders. Moscow:  In-t Gaydara. (In Russ.)

12. Shtompka P. (1996) Sociology of Social Change. Trasl. from Eng. ed. V.A. Yadov. Moscow: Aspekt Press. (In Russ.)

13. Shtompka P. (2005) Sociology. Analysis of modern society. Moscow: Logos. (In Russ.)

14. Smelser N.J. (2004) Psychological trauma and cultural trauma. In: Alexander J. C., Eyerman R., Giesen B., Smelser N. J., Sztompka P. Cultural Trauma and Collective Identity. Berkeley: University of California Press: 31–59.

15. Society of trauma: between evolution and revolution (round table ed. by T. Makarov). (2019) Sotsiologicheskiye issledovaniya [Sociological studies]. No. 6: 3–14. (In Russ.)

16. Sorokin P.A. (1998) Review of the cyclical concepts of the socio-historical process. Sotsiologicheskiye issledovaniya [Sociological studies]. No. 12: 3–14. (In Russ.)

17. Sztompka P. (2001) Social change as trauma. Sotsiologicheskiye issledovaniya [Sociological studies]. No. 1: 6–16. (In Russ.)

18. Toshchenko Zh.T. (2017) Trauma of society: between evolution and revolution (invitation to discussion). POLIS. Politicheskiye issledovaniya [POLIS. Political Studies]. No. 1: 70–84. (In Russ.)

19. Toshchenko Zh.T. (2020) Society of Trauma: Between Evolution and Revolution (An Experience of Theoretical and Empirical Analysis). Moscow: Ves’ mir. (In Russ.)

20. Toynbee AA. (2019) Comprehension of History. Moscow: Akadem. proekt. (In Russ.)

21. Yadov V.A. (2009) Modern Theoretical Sociology as a Conceptual Basis for the Study of Russian Transformations. St. Petersburg: Intersotsis. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate