Везде
Actual Trends of Memory: The Problem Field of “Memory Studies”
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Actual Trends of Memory: The Problem Field of “Memory Studies”
Annotation
PII
S013216250010091-3-1
DOI
10.31857/S013216250010091-3
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Lyudmila B. Zubanova 
Occupation: Prof. of the Department of Cultural Studies and Sociology
Affiliation: Chelyabinsk State Institute of Culture
Address: Russian Federation, Chelyabinsk
Natalya L. Zyhovskaya
Occupation: Prof. of the Department of Literature and the Russian Language
Affiliation: South Ural State University (National Research University)
Address: Russian Federation, Chelyabinsk
Maria L. Shub
Occupation: Head of the Department of Cultural Studies and Sociology
Affiliation: Chelyabinsk State Institute of Culture
Address: Russian Federation, Chelyabinsk
Edition
Issue 2
Pages
140-145
Abstract

The paper's subject is a controversial field of memory research presented in the international academic periodical “Memory Studies” for the 12 years since it was first published (2008–2019). The basic concepts and key memory-narratives are defined based on the continuous sample of papers published in the magazine (393 articles). The basic concepts make it possible to establish a thematic focus of modern memory studies, and the memory-narratives are used to determine the predominant character of the interpretation of memorial discourse. In conclusion, the research establishes that despite being institutionalized as an independent research area, memory studies continue to retain their inherent thematic unpredictability and diversity. For this reason, it is currently impossible to come to an exhaustive list of the patterns of functioning and forecasts in the development of this area of research.

Keywords
memory studies, journal “Memory Studies”, trends in memory, basic concepts, memory narratives
Acknowledgment
The study was carried out in the framework of the grant program of the President of the Russian Federation for state support of young Russian scientists – doctors of sciences (MD-2020 Competition), the project “Culture of memory: memorial strategies for identity”.
Received
24.02.2021
Date of publication
25.03.2021
Number of purchasers
6
Views
84
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1

Введение.

2 Последние десятилетия современная гуманитаристика, по выражению А. Ассман, «трещит по швам от натиска мемориальных исследований» [Ассман, 2018], активно развивающихся и по хронологической вертикали (за счет вовлечения новых исторических периодов), и по пространственной горизонтали (за счет расширения территориальных границ исследований). Об интенсивности увеличения их количества позволяет судить ироничный комментарий американского социолога Дж.К. Олика: «Еще юным доцентом я имел возможность приобрести все издания, посвященные данной теме, но став высокооплачиваемым профессором, разорился на покупке даже малой доли из них» [Olick, 2009: 249]. Описанная ситуация, с одной стороны, свидетельствует об устойчивости и усилении научного интереса к проблемам памяти (с 1990-х гг. и по настоящее время данное направление переживает «третью волну» интереса [Сафронова, 2018]), вовлечении в орбиту мемориальных исследований новых авторов, расширении тематических рамок, развитии и углублении мемориального дискурса, а с другой – указывает на нарастающую диверсификацию memory studies, что в свою очередь способствует нарастанию критических настроений, в которых проявляется «недовольство мемориальной культурой» [Ассман, 2016]. Под давлением указанных обстоятельств происходит неизбежный мемориальный разворот в сторону меняющейся реальности с ее новыми ценностями, эмоциями, идеями, потребностями, и одним из важнейших индикаторов такого разворота может служить тематико-содержательная ориентированность мемориальных исследований.
3 Крупнейшей площадкой публичной презентации научных достижений в сфере мемориальных исследований является журнал Memory Studies, основанный в 2008 г. с целью «обеспечить признание, задать форму и направление работы в этой зарождающейся области, а также содействовать созданию чрезвычайного важного форума для обмена мнениями и обсуждения теоретических, эмпирических и методологических вопросов, имеющих центральное значение для выработки общего понимания памяти сегодня» [Hoskins et al., 2008: 5]. Международный характер и позиция редакции, не ограничивающаяся рамками доминирующих (центрирующих) парадигмальных оснований, а напротив, ориентированная на тематическое и методологическое разнообразие, делают Memory Studies репрезентативным объектом для изучения ради выявления актуальных трендов в современном мемориальном дискурсе. Именно этим продиктован наш интерес к данному изданию.
4

Методика исследования.

5 Эмпирическую базу анализа составили все материалы Memory Studies с момента его основания и по 2019 г. включительно – 393 статьи.
6 Исследование осуществлялось в два этапа. На первом этапе определялась тематическая направленность материалов через фиксацию базовых концептов – вербализованных конструкций, выявляющих ядро позиции авторов при всем разнообразии ее изложения и заключающих в себе «единство смысловой, образной и ценностной стороны транслируемого сообщения» [Карасик, 2002: 33–34]. На основе самостоятельно выработанной исследователями совокупности базовых концептов была построена тематическая матрица, включающая следующие блоки:
7 – memory-идентичность – переплетение проблематики памяти и конструируемой на ее основе идентичности (национальной, гендерной, сексуальной и т.д.) носителей данных воспоминаний;
8 – официальная риторика памяти – стратегии презентации/избегания/фиксации/ охранения, используемые в государственной политике памяти; публичные практики институционализации знаковых политических событий в истории страны;
9 – автобиографическая память – персонифицированный дискурс семейной памяти или описаний событий через уникальный «личный архив» конкретных субъектов;
10 – медиатизация памяти – осмысление цифровых технологий, обоснование роли социальных сетей и СМИ как средств фиксации воспоминаний; жанровое многообразие воплощений памяти в медиа-контенте;
11 – топография памяти – исследования мест памяти (мест поминовений) и артефактов как основы хранения «жизни события», их последующая мемориализация;
12 – травма прошлого – акцентирование внимания на дискурсе войны/военного конфликта, насилия, диктатуры и геноцида народов/сообществ;
13 – арт-вариации памяти – художественные практики и воплощения образов прошлого в искусстве;
14 – научный memory-дискурс – осмысление перспектив развития исследований памяти как отдельного направления и поля академических исследований, расширение междисциплинарных границ в изучении памяти.
15 В рамках второго этапа происходила фиксация ключевых memory-нарративов, понимаемых как схемы, задающие оценочные рамки изучения прошлого, с целью определения характера интерпретации мемориального дискурса в современных исследованиях памяти. Всего было выделено три ключевых memory-нарратива: 1) репрессивная память – акцент на негативных аспектах, деструктивном опыте прошлого; 2) возвращенная память – акцент на конструктивно-созидательных аспектах, рассмотрение ресурсов памяти как основания устойчивости настоящего и будущего; 3) запечатленная память – нейтральный (безоценочный) аспект фиксации событий прошлого.
16 Сведение смысловой, образной и ценностной составляющих каждой статьи к единым категориям анализа – базовым концептам и мемориальным нарративам – обеспечило необходимую для решения поставленной задачи схематизацию эмпирического материала и способствовало наглядности полученных результатов, пусть и за счет некоторого упрощения его содержательного разнообразия.
17

Тематическая направленность современных исследований памяти.

18 Анализ распределения частоты представленности базовых концептов по годам позволил выявить динамику интереса исследователей к различным тематическим областям мемориального дискурса (табл. 1).
19

Таблица 1. Частота представленности базовых концептов в публикациях Memory Studies

Базовый концепт 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 Всего
Научный memory-дискурс 9 3 5 8 6 7 3 6 8 6 5 4 70
Травма прошлого 5 9 5 9 8 1 5 7 5 4 5 7 70
Memory-идентичность 3 – 3 4 5 4 6 5 6 3 5 8 52
Медиатизация памяти 4 3 4 4 2 4 6 2 6 6 5 8 54
Арт-вариации памяти 2 2 4 1 2 6 1 3 4 6 5 8 44
Официальная риторика памяти 1 – 3 3 4 3 3 4 6 2 2 7 38
Автобиографическая память 2 2 5 2 1 4 5 2 2 4 3 5 37
Топография памяти – 3 1 1 3 3 – 4 3 3 4 3 28
20 Лидирующая позиция научного memory-дискурса как своеобразной формы исследовательской рефлексии вполне закономерна и соответствует заявленной миссии издания – быть дискуссионной площадкой для теоретических, методологических и эмпирических поисков (см.: [Hoskins et al., 2008: 5]). В публикациях подобного рода обсуждаются проблемы институционализации memory studies, новые подходы и методологические принципы анализа культурной памяти, а также представляются отчеты о конференциях, посвященных общему мемориальному дискурсу.
21 Другая столь же устойчиво воспроизводимая в исследованиях памяти тема – травмирующее прошлое в ситуации переживания забвения (концепт «травма прошлого»). Господствующим нарративом в данном случае оказывается Холокост – трагедия, озвученная «выжившими» как особым типом акторов. Однако нельзя не отметить все сильнее проявляющуюся тенденцию к увеличению пространственно-территориального и исторически-событийного разнообразия в рамках данного тематического направления: коллективная память Боснии и Герцеговины о событиях в Сребренице, геноцид в Руанде, политическое насилие в Сантьяго, насильственные конфликты в Марокко, Ливане и Египте, тюрьмы Северной Ирландии и др.
22

Близкой, но все же отличной от предыдущей можно считать тематику memory-идентичности. Опыт переживания драматичных событий (травма) нередко становится основой для формирования идентичности, однако внимание ученых привлекают и более общие аспекты жизни общин и сообществ, как, например, в статье «“Ты не выглядишь пуэрториканцем”: коллективная память и сообщество в Орландо» [Silver, 2016].
23 За последние несколько лет особую популярность приобрела тема медиатизации памяти, порожденная усиливающимися год от года процессами «оцифровки» языка темпоральности в современной медиа-реальности и синхронизацией памяти с жизнью социальных медиа. Закономерным ответом на виртуализацию и цифровизацию социокультурного пространства стал все возрастающий интерес исследователей к жанрам фиксации памяти в социальных сетях, онлайн-энциклопедиях, новостных memory-сюжетах на платформе YouTube и на специализированных сайтах памяти, а также к медиа-скандалам и режимам их забывания в онлайн-дискуссиях.
24 Арт-вариации памяти как особый художественный способ сохранения воспоминаний в формате музыкальных и литературных произведений, документальных и художественных фильмов вызывают сегодня у ученых больший интерес, нежели ставший традиционным анализ практик коммеморации и обозначения «мест памяти» (концепт «топография памяти»). Официальная риторика памяти и автобиографическая память, представляющие типы memory-дискурсов, которые Ш. Линд называет соответственно «героический нарратив» и нарратив «простого человека» [Linde, 2009: 97], занимают примерно равные позиции. При этом спецификой материалов, посвященных автобиографической истории (семейным архивам, историям жизни, родословной предков), можно считать преимущественную ориентацию их авторов на качественные методы – глубинные интервью и анализ эго-документов (семейные альбомы, мемуары, письма, персональные аккаунты в социальных сетях), что позволяет связать частные инициативы архивирования с памятью поколений и этапами истории страны.
25

Характер интерпретации мемориального дискурса.
26 Анализ распределения частоты представленности ключевых memory-нарративов в материалах издания показывает, что в современном мемориальном дискурсе доминируют скорее нейтральные (безоценочные), нежели негативные аспекты изучения памяти (табл. 2).
27

Таблица 2. Частота представленности ключевых memory-нарративов в публикациях Memory Studies

Ключевойmemory-нарратив 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 Всего
Запечатленная память 8 5 12 9 11 15 11 6 17 16 14 20 144
Репрессивная память 9 9 6 11 8 4 9 23 15 12 13 18 137
Возвращенная память 9 8 12 12 12 13 9 4 8 6 7 12 112
28 Проблематика способов и форм фиксации воспоминаний, пусть и с незначительным отрывом, в большей степени привлекает внимание исследователей, чем воскрешение «насильственных воспоминаний». Тем не менее последнее по-прежнему продолжает волновать ученых, что, вероятно, объясняется установкой на преодоление политики забвения, потребностью озвучить голоса жертв и может интерпретироваться как вызов существующим табу. На это указывают заголовочные комплексы (заголовки, подзаголовки, рубрикации внутри статьи), акцентирующие внимание на деструкциях забвения, которые весьма симптоматичны: «Still Fighting in the Trenches» («Все еще сражаются в окопах»), «The Politics of Mourning» («Политика траура»), «Ghosts of the Holocaust in Franco’s Mass Graves» («Призраки Холокоста в братских могилах Франко»), «Ottoman Ghosts and Legacies» («Османские призраки и наследие»), «Descending in to Hell» («Погружение в ад»), «Enduring in Justice» («Несокрушимая несправедливость»), «Prosthetic Trauma» («Протезная травма»), «Living in the Past: The Impact of Victimization Memory on Threat Perceptions» («Жизнь в прошлом: влияние памяти жертвы на восприятие угрозы») и др.
29 В то же время наблюдается постепенное усиление позиций конструктивно-созидательных аспектов постижения пространства памяти, свидетельствующее о попытках выйти за пределы исключительно травматического опыта: «Remembering Hope» («Вспоминая надежду»), «Build Memories» («Стройте воспоминания»), «Memories of Joy» («Воспоминания о радости»), «Remembering the Good» («Вспоминая хорошее»), «The Joyful Power of Activist Memory» («Радостная сила памяти активистов»). Также в последние годы актуализируется обращение исследователей к концепту «цифровой памяти» как «новому живому архиву цифрового века». Образы прошлого в цифровых технологиях будущего репрезентируют обновленный этап существования мемориальной культуры в контексте развития цифрового общества.
30

Заключение.

31 Представленные результаты позволяют судить об общих трендах, существующих в современном научном мемориальном дискурсе, однако их не следует рассматривать как исчерпывающий вывод относительно закономерностей функционирования и прогнозов развития memory studies. Подобная завершенность и однозначность позиции в принципе невозможна, поскольку исследования памяти, несмотря на оформление и закрепление в статусе состоявшегося направления, продолжают оставаться полем непрекращающегося научного поиска и чутко реагируют на актуальные запросы и вызовы времени. Кроме того, отнюдь не все исследователи культурной памяти разделяют идеологические установки редакции Memory Studies.
32 Другая причина, мешающая нарисовать однозначную картину современного состояния memory studies и обозначить более или менее четкие тенденции их дальнейшего развития, – высокая тематическая непредсказуемость и разнообразие данной области исследований. Так, например, перечисляя темы мемориальных исследований последних десятилетий: подавленная память, монументы, фильмы, музеи, Микки Маус, память американского Юга, Холокост, Французская революция, мгновенная память о вчерашних новостях и т.д., А. Конфино изумляется хаотичности проблем и ракурсов, продиктованных модой и конъюнктурой. Все это, по его мнению, говорит о фрагментарности исследовательского поля, отсутствии центрирующих подходов, понятий, методологий и каких бы то ни было связей между различными исследовательскими инициативами [Confino, 1997: 1387]. В свою очередь отмеченная тематическая непредсказуемость приводит к банальности и описательности выводов, что в конечном итоге может оказаться губительным для всех memory studies в целом.

References

1. Ассман А. Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика / Пер. Б. Хлебников. М.: Новое литературное обозрение, 2018. [Assman A. (2018). Long Shadow of the Past. Memory Culture and Historical Politics. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie. (In Russ.)]

2. Ассман А. Новое недовольство мемориальной культурой. М.: Новое литературное обозрение, 2016. [Assman A. (2016). The New Discontent with Memory Culture. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie. (In Russ.)]

3. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. [Karasik V.I. (2002). The Language Circle: Personality, Concepts, Discourse. Volgograd: Peremena. (In Russ.)]

4. Сафронова Ю.А. Третья волна memory studies: двадцать три года против шерсти // Политическая наука. 2018. № 3. С. 12–27. [Safronova Ju.A. (2018) The Third Wave of Memory Studies: Going against the Grain for Twenty-three Years. Politicheskaya nauka [Political Science]. No. 3: 12–27. (In Russ.)] DOI: 10.31249/poln/2018.03.01.

5. Confino A. (1997) Collective Memory and Cultural History: Problems of Method. The American Historical Review. Vol. 102. No. 5. P. 1386–1403. DOI: 10.2307/2171069.

6. Hoskins A., Barnier A., Kansteiner W., Sutton J. (2008) Editorial // Memory Studies. Vol. 1. No. 1. P. 5–7. DOI: 10.1177/1750698007083883.

7. Linde Ch. (2009) Working the Past: Narrative and Institutional Memory. New York: Oxford Univ. Press.

8. Olick J.K. (2009) Between Chaos and Diversity: Is Social Memory Studies a Field? International Journal of Politics, Culture and Society. 2009. Vol. 22. No. 2. P. 249–252.

9. Silver P. (2016) “You don’t Look Puerto Rican”: Collective Memory and Community in Orlando. Memory Studies. Vol. 9. No. 4. P. 405–421. DOI: 10.1177/1750698015601179.

Comments

No posts found

Write a review
Translate