Модель социального обеспечения населения, которая сложилась в скандинавских государствах (именуемых в научной литературе также «северными странами»¹), носит уникальный характер благодаря предоставляемым ею всеохватывающим социальным правам и широкому внедрению принципа универсализма. Последний предполагает реализацию «инклюзивных схем социального обеспечения, направленных на все население», а «не просто на борьбу с бедностью и гарантирование определенного уровня доходов»². Скандинавский универсализм традиционно базировался на более высоком уровне социального равенства, чем тот уровень, который присутствует в рамках иных систем социальной защиты, «нацеленных на выборочный подход и социальную стратификацию» и «предполагающих разработку отдельных программ для разных групп населения»³. Представляя собой «краеугольный камень»⁴ всей проводимой северными государствами социальной политики, универсализм основывается на предположении о том, что даже при отсутствии доходов от трудовой деятельности все жители страны имеют право на экономическую безопасность.

Скандинавская модель социального обеспечения предусматривает определенный способ организации общественной жизни, «основывающийся на широком наборе ценностей и воспроизводящих их норм»⁵. Получение социальных услуг в северных государствах понимается прежде всего как «право гражданина»⁶, которое, как правило, может быть юридически защищено. Оно обычно не обусловлено занятостью и чаще всего гарантируется всем местным жителям без имущественных ограничений и в значительной степени «независимо от действия рыночных механизмов»⁷. Скандинавская модель социального обеспечения, таким образом, «не направлена на отдельные проблемные группы» и призвана «охватить все население»⁸.

Универсализму скандинавской модели, базирующейся на эгалитарных ценностях, способствует активная перераспределительная политика. В основе последней лежит принцип социальной солидарности, предполагающий участие в финансировании системы социальной защиты в той или иной степени всех граждан, вносящих свой вклад соразмерно имеющимся возможностям. Универсализм содействует укреплению подобной солидарности, поскольку предполагается, что «политика социального обеспечения, которая в принципе охватывает всех жителей соответствующей страны, способна гораздо лучше развивать всеобщую солидарность, чем политика, которая выборочно ориентируется на отдельные категории населения»⁹.

Место проживания в рамках универсалистской скандинавской модели в конечном итоге является основным критерием для предоставления социальной помощи. На нее может рассчитывать практически «любой человек, проживающий в соответствующей стране на законных основаниях»¹⁰. Даже лица, «ранее никак не связанные с рынком труда и не делавшие никаких предварительных социальных взносов»¹¹, в северных странах получают минимальные социальные пособия. Универсализм, таким образом, благоприятствует неработающим замужним женщинам, поскольку позволяет последним быть относительно независимыми от мужа и других работающих родственников. Это немаловажно с точки зрения функционирования скандинавского социального государства, поскольку «именно женский труд полностью доминирует как в механизме оказания социальных услуг, так и в начальном образовании»¹².

Подобная ситуация, впрочем, касается не только женщин. Скандинавская модель рассматривается как некий «институциональный порядок, в значительной степени ослабляющий зависимость любых индивидуумов от своих семей»¹³. Главным критерием оценки личности и ее состоятельности (как материальной, так и чисто человеческой) является трудовая деятельность и тот доход, который индивид получает по месту своей основной работы, «а не социально-экономический статус его семьи и доход, получаемый по семейной линии, например, в виде наследства»¹⁴.

В основе скандинавской модели лежит концепция некого «коллективного индивидуализма», предполагающая, что наиболее действенная реализация потенциала каждой конкретной личности возможна лишь в рамках определенной коллективистской системы. Каждый индивид вносит возможный для себя вклад в эту систему, действуя с определенной степенью альтруизма и отдавая себе отчет в том, что первым выгоду из нее может извлечь не он, а кто-то иной, более нуждающийся. При этом присутствует осознание того, что данная система поддерживается тобой не зря. В случае необходимости она обязательно придет тебе на помощь, и чужие вложения сработают уже на тебя.

Северная модель социального обеспечения является, по типологии датского социолога Г. Эспинг-Андерсена, социал-демократической¹⁵. В ее основе лежит некий «классовый компромисс, который обеспечивается союзом, заключенным между государством, работодателями и профсоюзами»¹⁶. Указанная модель базируется на широком участии граждан в экономической и социальной жизни и высокой степени доверия, проявляемой ими как в отношениях между собой, так и применительно к государству и проводимой органами власти политике¹⁷. Граждане готовы платить высокие налоги в обмен на гарантию обеспечения своих социальных прав и стабильную защиту от социальных рисков.

Между обществом и государством в северных государствах традиционно существует весьма прозрачная грань, «практически невидимая граница»¹⁸, и поддерживаются достаточно тесные отношения. Здесь «население практически никогда не выступало в качестве солидарной оппозиции государству», а последнее традиционно рассматривалось как «исполнитель некой коллективной демократической воли»¹⁹. Как подчеркивают норвежские исследователи Г. Брохманн и А. Хагелунд, «Скандинавия является регионом с наибольшим в мире доверием к политическим институтам и той роли, которую играет государство»²⁰.

Государство в северных странах «гарантирует всеобщее равенство перед законом, а также равный политический статус всех граждан»²¹ и несет значительную ответственность за благосостояние проживающих на его территории людей, присутствуя во многих аспектах их жизни с самого момента рождения. Инвестируя непосредственно в население, государство стремится «сохранять и развивать способность индивидуумов быть активной составной частью рабочей силы страны и продуктивными членами общества»²². Регулируя наиболее значимые сферы общественной жизнедеятельности, государство способствует перераспределению социальных благ в интересах более уязвимых слоев населения.

Вопросы функционирования государства всеобщего благосостояния и предоставления населению социальных услуг в скандинавских странах в значительной степени политизированы. Именно социальная политика и ее успешная реализация представляют собой «основной источник политической поддержки и легитимности»²³. Борьба за голоса избирателей в рамках электорального процесса обычно определяется стремлением политических партий и отдельных кандидатов убедить население в своей способности обеспечить «предоставление большего количества социальных услуг и их лучшее качество»²⁴, а также повысить эффективность публичного сектора. Идея универсалистской модели социального государства остается настолько популярной, что даже ее потенциальные противники, т.е. либерально и консервативно настроенные политические деятели, «на публике вынуждены выступать в качестве защитников действующей социальной модели, если только они не собираются совершить электоральное самоубийство»²⁵.

Универсализм предполагает значительный акцент на реализации права граждан на труд и борьбе с безработицей. Скандинавская модель направлена на «обеспечение достойного дохода и для тех, кто не способен трудиться или не может найти работу»²⁶. При этом в рамках указанной модели «социальная политика должна быть организована таким образом, чтобы как можно большее число людей могли работать и занятие трудовой деятельностью себя бы оправдывало»²⁷. Без достижения высокого уровня занятости достаточно сложно обеспечить необходимые налоговые поступления в казну государства. А ведь из этих поступлений, собственно, и финансируются социальные услуги.

Активно действуя на рынке труда, государство стремится к «декоммодификации социальных прав»²⁸, т.е. к ослаблению зависимости этих прав, а также индивидуального и группового благосостояния в целом от действия рыночных сил. Как подчеркивается в скандинавской литературе, «главная задача социальной политики состоит в использовании политических средств для вмешательства в отношения между гражданами и рынком в целях формирования нового типа отношений между ними»²⁹.

Для эгалитарно ориентированных северных стран характерен феномен так называемого «сжатия дифференциации заработной платы», т.е. «относительно небольшая разница между наибольшими и наименьшими зарплатами, выплачиваемыми на рынке труда»³⁰. При этом оказывается всяческая поддержка усилиям работников по повышению квалификации и получению дополнительного профессионального образования.

Скандинавский универсализм отнюдь не предполагает всеобщую стандартизацию и унификацию оказываемых населению услуг. Северная модель носит интерактивный характер, будучи направленной на «адаптацию оказываемых услуг к нуждам и предпочтениям их потребителей»³¹. По мере расширения предоставляемой гражданам свободы выбора «социальные услуги все больше индивидуализируются»³², чему способствует внедрение в социальную сферу нового публичного менеджмента и подключение к оказанию услуг населению частных компаний. Число последних неуклонно расширяется в результате процессов приватизации и информализации, т.е. расширения взаимодействия индивидуумов и социальных институтов вне рамок непосредственного государственного регулирования. При этом видоизменяется роль самого государства, уже не столь концентрирующегося на «обеспечении одинакового качества услуг для всех» и все больше «перекладывающего ответственность за результаты социальной политики на самих потребителей, которые делают соответствующий выбор»³³.

Скандинавская модель социального обеспечения в последнее время сталкивается с целым рядом проблем, связанных с глобализацией, обострением конкуренции, ухудшением положения дел на рынке труда, демографическими изменениями, определяющими, в частности, феномен старения населения и сокращение экономически активной его части. Существенную роль играет и расширяющийся приток мигрантов, на содержание и дальнейшую интеграцию которых приходится тратить значительные средства, которые иначе могли бы быть использованы на другие цели, включая обеспечение благосостояния местного населения.

Приток мигрантов имеет и ощутимые социально-культурные последствия. Население северных государств становится более разнородным, в том числе с точки зрения религии, культуры, языка и быта. В этих условиях «расширяется ценностный плюрализм», а «социальное неравенство приобретает новое измерение»³⁴ – мультикультурное и этническое. Растет напряженность между государством всеобщего благосостояния и мигрантами (в первую очередь прибывшими с Востока), далеко не всегда способными адекватным образом воспринимать европейские ценности и интегрироваться в местную жизнь. При этом отнюдь не все мигранты прибывают легальным путем, что неизбежно отрезает их от значительной доли социальных благ.

Предоставление мигрантам социальных прав в северных странах имеет и свою обратную сторону - «наличие у них некоторых личных обязательств», предполагающих «достижение определенного уровня индивидуальной самодостаточности»³⁵. Подобная самодостаточность может быть надлежащим образом обеспечена лишь в условиях экономического роста, полной занятости и максимального приближения к характерному для скандинавских государств «идеалу гражданина в качестве трудящегося»³⁶. В данном контексте немаловажен и субъективный фактор – желание самих мигрантов и их способность к активному приложение личных усилий, соблюдению предписываемой трудовой этики. Квалификация мигрантов, однако, зачастую невысока, что является одной из причин, затрудняющих их интеграцию на рынке труда.

В условиях высокой минимальной заработной платы и существенных затрат на содержание рабочей силы значительный акцент в северных государствах делается на производительности труда, что определяет наличие на рынке труда своеобразного «заградительного барьера»³⁷ для мигрантов. С учетом характерного для государств региона феномена сжатия дифференциации заработной платы применение дешевой и низкоквалифицированной рабочей силы становится невыгодным и «сравнительно дорогим»³⁸. Низкооплачиваемые работы либо переносятся в страны с дешевой рабочей силой, либо исчезают в результате развития процессов автоматизации. Одна из причин, затрудняющих интеграцию мигрантов, видится также в их менталитете. Многие мигранты настроены иначе, чем местное население, пребывая из стран, жители которых считают, что не обязательно постоянно прикладывать личные усилия для достижения успеха и можно вполне себе неплохо жить, «опираясь исключительно на поддержку со стороны своей семьи»³⁹.

В скандинавской литературе отмечается, что «иммиграция подтачивает веру людей в государство в качестве сплачивающей и стабилизирующей силы»⁴⁰. В целях обеспечения большей устойчивости государства всеобщего благосостояния и предотвращения усиления социальной и своеобразной ментальной дифференциации, способной это государство делегитимизировать, предпринимаются меры, направленные на ужесточение правил приема мигрантов. Применительно к миграционной политике в свое время был сформулирован принцип «твердый снаружи» (ограничительный подход в сфере предоставления гражданства) и «мягкий внутри» (инклюзивная социальная политика). При этом подчеркивается, что ни одно полноценное государство всеобщего благосостояния, даже столь эгалитарное, как скандинавское, не желает, «чтобы через его заградительную сеть проникало большое число людей или групп, которые бы нарушали нормальный рабочий процесс, перегружали социальные бюджеты и тем самым подрывали солидарность среди населения»⁴¹.

Сама социальная политика постепенно становится менее инклюзивной и более требовательной, в том числе по отношению ко вновь прибывшим. Даже в традиционно дружелюбной по отношению к мигрантам Швеции речь ведется об «отходе от политики мультикультурализма и движении в сторону гражданской интеграции»⁴². В соответствии с общеевропейскими тенденциями последняя предполагает более полное вовлечение мигрантов в общественную жизнь принимающей страны, включая их действенную адаптацию к имеющимся социально-экономическим условиям. В такой ситуации выполнение интеграционных требований (знание местного языка, истории и культуры, наличие должного представления о том, как функционируют местные политические институты, демонстрация лояльности к нормам и ценностям, составляющим основу национальной идентичности) призвано стать важнейшим условием для получения допуска к различным правам и социальным благам.

Произошедшие в последние десятилетия изменения касаются нее только этнического состава, но и всей социальной структуры населения северных государств. Укрепился т.н. средний класс, который накопил некоторые экономические ресурсы и стал более независимым, в том числе по отношению к государству. Средний класс все чаще справляется со своими проблемами самостоятельно, будучи уже «не столь заинтересованным в солидарности и взаимной ответственности»⁴³. Происходит своеобразная «индивидуализация ценностей», в рамках которой растет спрос на более персонализированное предоставление благ с учетом конкретных личных потребностей. Социологические опросы показывают, что «при наличии выбора многие бы предпочли услугам денежную компенсацию их стоимости»⁴⁴.

В сложившейся ситуации принцип универсализма несколько утрачивает былую незыблемость. Все более активными становятся дебаты относительно того, какие, собственно, социальные льготы заслуживают те или иные слои населения. В Дании, например, высказывается мысль о том, что при предоставлении социальной помощи следует каким-то образом различать тех, «кто трудился большую часть своей жизни», и тех, «кто не так много времени провел на рынке труда»⁴⁵. Аналогичным образом в норвежской литературе делается вывод об «изменении парадигмы», усилении дифференциации в рамках действующей социальной модели и движении в направлении «сегментированного общества всеобщего благосостояния»⁴⁶. В северных странах в конечном счете растет понимание того, что «государство более не должно являться гарантом процветания всех граждан применительно к их повседневной жизни, оставаясь при этом гарантом социальной безопасности в кризисной ситуации»⁴⁷.

Несмотря на определенную эрозию принцип универсализма продолжает действовать и в той или иной степени реализовываться на практике. Северные государства по-прежнему характеризуются высокой степенью внутренней социально-экономической интеграции, в рамках которой «домашние хозяйства, рынки, государство и институты гражданского общества действуют совместно в качестве органического целого»⁴⁸.

Универсализм остается «ведущим принципом социальной политики северных стран»⁴⁹, которым «пока удается адаптировать действующую модель социального обеспечения к новым обстоятельствам»⁵⁰. Поддерживаются относительно высокие стандарты оказываемых гражданам социальных услуг. Сохраняется низкий уровень бедности и по-прежнему невелик разрыв в доходах различных слоев населения. Скандинавские государства продолжают входить в число стран с наименьшим уровнем социального неравенства, а женщины и пожилые люди здесь все еще активны на рынке труда. Эгалитарные нормы, «в целом, все еще считаются релевантными маркерами северных государств всеобщего благосостояния», а само социальное государство остается «частью национального самосознания и своеобразным брендом, выделяющим северные страны в современном мире»⁵¹.

Адаптация скандинавской модели к изменившейся ситуации, однако, проходит отнюдь не безболезненно. Она становится все более экономной и рыночно ориентированной. Это обусловливает растущую «маркетизацию» процесса предоставления социальных услуг и более активное вступление организаций частного сектора в контрактные отношения с институтами публичной власти⁵². В подобной ситуации «коллективные риски все больше уступают место индивидуальным»⁵³. Гражданам приходится принимать самостоятельные решения по многим социальным вопросам: какой пенсионный фонд выбрать для инвестирования своих капиталов, какую политику предпочесть в области страхования, следует ли приобретать частную медицинскую страховку и т.п.

Былого пиршества, судя по всему, уже не вернуть. По признанию скандинавских исследователей, «золотые годы» северной модели закончились еще в последнем десятилетии минувшего века, когда в условиях экономического кризиса пришлось пойти на ощутимое ограничение публичных расходов, особенно в социальной сфере⁵⁴. Скандинавская модель «в своих определенных аспектах становится менее универсалистской»⁵⁵ за счет определенной корректировки действующих социальных программ. Так, в Дании, по мнению известного специалиста по социальной проблематике Б. Греве, принцип универсализма в полной мере продолжает действовать лишь в таких сферах, как здравоохранение и уход за детьми и престарелыми⁵⁶.

Более жесткой и конкурентной становится ситуация на рынке труда. Для того чтобы иметь доступ к различным благам, безработные вынуждены предпринимать определенные активные действия и доказывать, что они действительно находятся в поиске работы⁵⁷. Безработным также приходится участвовать в различных программах, призванных обеспечить их скорейшее трудоустройство. Соглашаясь на помощь по такой программе, индивид зачастую берет на себя обязательство пройти обучение какой-либо другой, более востребованной профессии, участвовать в выполнении общественных работ и т.п.

Все чаще раздаются голоса в пользу расширения принципа универсализма и отказа от его трактовки «как удовлетворения одинаковых общественных нужд одинаковым способом»⁵⁸. Признается, что социальное равенство и солидарность были достигнуты в скандинавских государствах «в определенном смысле путем ограничения личной свободы»⁵⁹, посредством позитивной дискриминации различных обездоленных групп, прогрессивного налогообложения и активной перераспределительной политики.

Растет понимание того, что социальная сфера становится все менее подъемной для государства, одних лишь усилий которого оказывается недостаточно.