В декабре 1924 г. Ленинградский губернский суд по Гражданскому Судебному Отделению (далее – Ленин. Губсуд) рассмотрел дело № 572/1924 по иску Георгия Александровича Кроля к Алексею Николаевичу Толстому «в сумме 390 р. 23 к. и о признании права авторства в пьесе “Бунт машин”»¹. Спор между «неким»² Г.А. Кролем³ и уже известным писателем Алексеем Толстым⁴ возник из соглашения, которым они в июле 1923 г. договорились о совместной деятельности над переводами и обработкой иностранных пьес. Получив от Кроля перевод первой, еще малоизвестной в Советской России пьесы Карела Чапека о роботах - «РУР»⁵, Толстой в одностороннем порядке отказался от дальнейшей совместной работы⁶.

В Чехословакии произведение Чапека было опубликовано в 1920 г. Премьера пьесы состоялась в 1921, а в 1922 г. был издан немецкий перевод пьесы. С нее началась и всемирная слава чешского писателя и драматурга. Сегодня она переведена на несколько десятков языков, а слово «робот» появилось даже в латинском.

В 1923 г. Алексей Толстой увидел постановку в Берлине и «вдохновился» фантастическим произведением, сначала согласившись на литературную обработку его перевода, а потом написав собственную версию пьесы. Его сочинение «Бунт машин» было готово осенью 1923 г., буквально через пару месяцев после получения им перевода, а в начале 1924 г. опубликовано. По своему содержанию оно оказалось довольно близким к произведению чешского писателя.

Иногда пишут, что многие любимые нами с детства книжки (фантастика и сказки) или их герои (вплоть до Айболита с Незнайкой и Мойдодыром) скопированы с иностранных. Обычно это преподносится в качестве сенсации и сопровождается иронией в адрес советских писателей. Однако свободное использование зарубежных произведений (перепечатка, перевод, переработка) без согласия их авторов имело свои объективные предпосылки (в том числе исторические) и, тем более, не было особенностью в СССР.

Еще в Российской Империи в период и после реформ 60-х годов XIX в. народное просвещение своим развитием во многом обязано переводной литературе по естествознанию, истории и философии⁷. Тогда недорогие издания иностранных авторов на русском языке из серий «народных библиотек» содействовали массовому распространению знаний. Интересами образования, в частности, и объясняли отказ России от международных соглашений в сфере охраны авторских прав. В США, кстати, тоже не придерживались правил по защите зарубежного интеллектуального творчества, руководствуясь интересами развития своего молодого государства.

Конечно, «без шума» не обходилось. Еще в дореволюционной России шла острая полемика по поводу необходимости присоединения к международным соглашениям о литературной и художественной собственности. Известный французский писатель и публицист Эмиль Золя в 1893 г. даже опубликовал открытое письмо к русским авторам и издателям, призывая их к сотрудничеству в деле подписания конвенции о взаимной защите авторских прав⁸. Проволочки в решении этого вопроса можно связывать и с изоляционистской, и корыстной политикой, и несовершенством внутреннего законодательства. Но русские просветители-утописты еще ставили социальный прогресс выше любых частных интересов⁹. Искренне критиковали право интеллектуальной собственности и «алчность» иностранных писателей, которые и без того пользуются «известностью и материальным обеспечением от своих соотечественников»¹⁰. А Лев Толстой, в свою очередь, даже публично отказался от авторских прав на свои сочинения и переводы¹¹.

Свободное использование иностранных произведений практиковалось и после установления в России советской власти. СССР до 70-х годов ХХ в. не участвовал в международных конвенциях по защите авторских прав.

После революции одним из главных лозунгов, а потом и достижений, стало просвещение народных масс. В 1919 г. в Петрограде по инициативе и при участии А.М. Горького учредили издательство «Всемирная литература» при Народном комиссариате просвещения. Планировали публиковать на русском языке лучшее из мировой художественной литературы XVIII - XX вв., как для массового читателя, так и для изучения. В редакционную и переводческую работу издательства были вовлечены более 300 литераторов, историков, переводчиков, филологов: В. Алексеев, А. Блок, В. Брюсов, З. Гиппиус, Н. Гумилев, Е. Замятин, И. Крачковский, М. Лозинский, Н. Марр, Д. Мережковский, С. Ольденбург, Ф. Сологуб, А. Тихонов, К. Чуковский и многие другие¹². Организационная и издательская деятельность велась также частным образом в Германии, где находилось большое количество литераторов – эмигрантов и вояжеров из России¹³.

Не случайно именно в Берлине летом 1923 г. «нашли» друг друга А. Толстой и Г. Кроль. По собственному почину, а может, и по предварительной договоренности с издателями, они согласовали на паритетных началах совместную деятельность над переводами и обработкой иностранных пьес для русской сцены.

Проводилась национализация собственности, укреплялась центральная власть. В 1924 г. издательство объединили с Госиздатом (Государственное издательство при Народном комиссариате просвещения РСФСР). Усиливалась цензура, начались зачистки от «неправильной» и «вредной» литературы. Толстой в отзыве на иск, в частности, объяснял, что перевод этой пьесы Чапека предлагался Госиздату, но пьесу признали «идеологически неприемлемой» и «несценичной»¹⁴. Этими «форс-мажорными» обстоятельствами вполне можно было обосновать отказ от исполнения договора. Впрочем, такие риски могли быть и «преувеличены», так как в это же время другими авторами все-таки был издан перевод пьесы Чапека, и чешская пьеса была также поставлена в некоторых театрах¹⁵.

Не исключено, что и материальный интерес, «сыграл», как говорится «не последнюю роль» среди мотивов, побудивших А. Толстого отказаться от редактирования перевода¹⁶. Работа над «Всемирной библиотекой» останавливалась тоже по финансовым причинам: не выдержала финансовых спекуляций и отсутствия стабильного финансирования. Писателям, «работавшим» переводчиками, платили мало, и литературным творчеством они ее не всегда признавали¹⁷.

Таким образом, переработка «неприемлемых» текстов иностранных писателей была в духе новых веяний и подкреплялась административно и материально. И все же в 20-е годы «новое для молодой советской литературы обращение к обработке заимствованного сюжета» сталкивалось с «недоумением» и «намеками на плагиат»¹⁸. По поводу пьесы Алексея Толстого забеспокоился Горький¹⁹. Он-то знал, что с иностранными авторами договариваться было не всегда просто. И вообще платили не всем. Но одно дело - перевод или известная тема, а тут оказывается, что Толстой «не постеснялся текстуальных заимствований»²⁰. Действительно, и суд также установил, что помимо темы заимствованы «фразеология и отдельные эпизоды»²¹.

Позднее литературоведы в своих исследованиях обратили внимание, что оставление отдельных деталей сюжета и некоторых характерных реплик персонажей свидетельствует «о хорошем знании пьесы Чапека» Толстым, «по-видимому, в переводе Кроля»²². А в новейшее время более уверенно указывается и на «явную некорректность» по отношению к автору пьесы²³.

Вместе с тем суд отметил, что в сочинении Толстого заменены «действующие лица», изменены «конструкция» и «главным образом, идеология как всех действующих лиц, так и самой пьесы». В своем сценическом произведении Чапек предостерегал от чрезмерного распространения и безудержной эксплуатации технологий. По его идее, покушение на божественное таинство создания человека разумного и бездуховность приводят к вырождению людей и порабощению их машинами. Спасение людей он видел в человеческих чувствах и, прежде всего, в вере и любви. В сочинении Толстого, с другими названием и структурой, с новыми персонажами, классовым и революционным содержанием был показан бунт искусственных людей против капитализма. «При таких условиях» суд посчитал правильным заключение экспертов²⁴, что «“Бунт машин”²⁵, хотя и не вполне самостоятельное произведение, но тем не менее произведение творческое и не в коем случае не является обработкой перевода иностранной пьесы для русской сцены, т.е. не является работой А. Толстого во исполнение договора с Кролем»²⁶. На этом основании истцу было отказано в удовлетворении его требований²⁷.

Затем в Кассационной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РСФСР было указано, что положение договора о равной цене и соавторстве переводчика и литератора позволяет считать «обработкой перевода» только его «литературную редакцию» с возможностью сокращения, но без изменения действующих лиц и последовательности в развитии сценического действия. Поэтому рассмотрев жалобу представителя Г.А. Кроля, суд признал, что сочинение Толстого является «самостоятельным творческим литературным произведением с заимствованной лишь темой» и отказался пересматривать дело²⁸.

Состоялось несколько десятков представлений в Ленинградском государственном Большом драматическом театре. Положительная оценка пьесы и ее постановки была больше рекламно-газетного свойства и исходила от автора и ее постановщиков. Несмотря на пафос «борьбы с капитализмом», пьесу больше резко критиковали за «отрыв от реальности», «новобуржуазность», «порнографию» и «скуку»²⁹. Многие из партийных критиков Толстого в 30-е годы были репрессированы³⁰. Не менее трагично сложилась жизнь Г.А. Кроля и его поверенного по делу³¹.

После судебного решения всякая юридическая неопределенность заимствования сюжета пьесы Чапека отметалась. Ее использование могло теперь интересовать «только как явление тематического генезиса, а не как событие криминального порядка»³². Исследованием «тематического генезиса» сочинения Толстого занимаются и по сей день. При этом одна из самых последних статей представляет собой конспект, пожалуй, наиболее полного исследования по данной теме без какого-либо упоминания первоисточника³³. Помня о риторических «горьковских» вопросах³⁴, хотелось бы рассматривать этот случай как казус или курьез «забытого посвящения» известным авторам³⁵. Иначе приходится сомневаться в поучительности истории вообще и истории казуса А. Толстого в частности.

В 1927 г. «место Алексея Н. Толстого в современной литературе» стало «настолько заметно, творчество его настолько богато и разнообразно, интерес к нему и значение его для нашей эпохи так несомненны», что пора было «подумать о серьезном и систематическом исследовании его литературной деятельности»³⁶. После преодоления «вульгаризаторских взглядов на творчество Толстого» усилия исследователей были направлены «на изучение тех сторон его произведений 20-х гг., которые подготовили полный переход писателя на позиции социалистического мировоззрения и метода социалистического реализма»³⁷.

* * *

Толстому предстояло стать широко известным писателем, не только любимым народом, но и любимцем «вождя народов». Вторым по значению писателем в СССР – после А.М. Горького. Не только автором «Гиперболоида инженера Гарина», «Хождения по мукам», «Петра Первого» и других повестей, романов, пьес, сказок, мистификаций… Но и одним из главных создателей советской идеологии.

Несмотря на то что за границей критики немного пошумели, в отсутствие трансграничных соглашений об авторских правах все обошлось, если не считать спора с переводчиком в суде. Сам же Чапек, когда в середине 30-х годов Толстой с ним встретился и рассказал об успехе постановки в СССР, со «свойственным ему юмором поздравил автора»³⁸. К этому времени о «чапековских» роботах в разных версиях уже слагали поэмы и повести и даже снимали фильмы.