<em><strong>Как нам обустроить Россию?</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>П</strong></em><em><strong>остановка проблемы</strong></em><em><strong> – </strong></em> <em><strong>тридцать </strong></em><em><strong>лет спустя</strong></em><em><strong>…</strong></em>

Завершающийся 2020 год, бесспорно, войдет в историю российского конституционализма как год весьма обширного обновления и конституционного текста, и складывающихся в этой связи общественно-политических практик.

Речь идет, конечно же, о поправках в Конституцию России, внесенных в текущем году по инициативе Президента РФ В. В. Путина, одобренных по итогам общероссийского голосования и вступивших в силу 4 июля 2020 г.¹ Эти поправки в определенном смысле подводят итог достаточно длительного этапа конституционно-правового развития государства, имевшего продолжительность более четверти века, и в то же время намечают контуры и тенденции дальнейших общественно-политических преобразований в современной России.

Вместе с тем ни для кого не секрет, что внесенные в Конституцию РФ поправки не станут некой панацеей — «<em>волшебной таблеткой</em>», — способной излечить все имеющиеся в Российской Федерации проблемы и социальные недуги. Собственно, эти поправки, как представляется, и не задумывались их разработчиками в качестве такого средства: их миссия состоит, скорее, в фиксации, <em>с одной стороны</em>, тех принципов и подходов к организации и деятельности публичной власти, которые уже сложились к текущему моменту, а также, <em>с др</em><em>у</em><em>гой </em><em>- </em>в углублении соответствующих тенденций (если говорить, например, об усилении властной вертикали посредством тесной интеграции в единую систему отправления публичной власти такого относительно автономного от государства, секуляризированного института, каковым является или по крайней мере должно являться местное самоуправление).

Безусловно, сегодня многие, в т.ч. и авторитетные коллеги-конституционалисты, подчеркивают, что внесенные в 2020 г. в Конституцию РФ поправки усиливают уровень конституционных гарантий личности в аспекте особой заботы государства о детях, семье, традиционных ценностях, развитии сферы социального обеспечения граждан и т.д.

Однако не меньшее (а возможно, и большее) число сограждан задаются вопросом: а прежний текст Конституции РФ от 12 декабря 1993 г. разве не позволял проводить соответствующую государственную политику, закреплять и обеспечивать требуемые гарантии личности, развивать социальную сферу и повышать уровень социального обеспечения нуждающихся?

Конечно, для исследований сугубо юридического профиля непосредственная оценка подобных суждений кажется недопустимой, но справедливо и то, что современное правоведение вбирает в себя и такое направление, как юридическая социология. И это означает — не более того, но и не менее, — что вопросы, сходные с обозначенным выше, в нашем обществе имеют под собой вполне очевидные основания как в общесоциальном, так и в правовом контекстах; причем очевидные именно с обывательской, общегражданской точки зрения, а не с позиций строгих юридических догм.

Все эти основания так или иначе коренятся в коллективном травматичном опыте российского социума, который — в ретроспективе последних трех десятилетий — всегда был связан с несбывшимися ожиданиями людей, завуалированным, а подчас и неприкрытым невыполнением обещаний со стороны властей, вопиющими фактами незаконного обогащения отдельных лиц и откровенными нарушениями базовых прав человека.

Полагаем, что всё это, являя собой весьма неприглядную картину сохраняющегося по сей день онтологического разрыва между конституционным должным и реалиями общественно-политической жизни, позволяет вполне резонно утверждать: все существующие в России социальные проблемы, как, впрочем, и отдельные людские беды, проистекают вовсе не из текста Конституции РФ, а коренятся в ответе на вопрос о том, кто, во имя чего и каким образом отправляет публичную власть — реализует Конституцию РФ и иные нормативные правовые акты, формирует тем самым подлинную картину социального бытия.

Следует признать, это означает, — поскольку мы всё еще чрезвычайно далеки от реального воплощения конституционных идеалов и базовых ценностей (будь то текст Конституции РФ от 12 декабря 1993 г. или ее текст с учетом поправок, внесенных в 2020 г.), — что сформулированный 30 лет назад А.И. Солженицыным вопрос: «<em>Как нам об</em><em>у</em><em>строить Россию?</em>», - по-прежнему актуален и, видимо, будет актуален до тех пор, пока Россия, пользуясь выражением В.Д. Зорькина, <em>не воз</em><em>ь</em><em>мет правовой барьер</em>; т.е. до той поры, пока в государстве не произойдет полномасштабная и сущностная правовая модернизация, в результате которой Российская Федерация станет конституционным государством.

Считаем необходимым в подтверждение заявленного выше подхода, который при анализе формальных и реальных сторон сложившегося в данный момент российского конституционализма методологически предполагает оценку широкого круга социально-политических факторов (не ограничиваясь сугубо правовыми), опереться на авторитетное мнение Н.С. Бондаря, отмечающего, что «традиционный для научной литературы подход к конституционализму как исключительно юридической, политико-правовой проблеме явно недостаточен. Перефразировав известное выражение, можно отметить, что <em>конституционализм</em> — <em>слишком сложное понятие, чтобы отдавать его на откуп одним юристам</em>. . <em>Категория “конституционализм” настолько многогранна и универ</em><em>сальна, что сп</em><em>о</em><em>собна охватывать своим содержанием явления как соб</em><em>ственно правовые, так и неюридические (в том числе пред- и </em><em>постюридиче</em><em>ские</em><em>), равно как и метаюридические феномены социального, эк</em><em>о</em><em>номич</em><em>е</em><em>ского, политического, культурного характера в той мере, в какой они выступают социоку</em><em>льтурной предпосылкой формирова</em><em>ния конституцион</em><em>а</em><em>лизма и одновременно средой его существования и развития, влияют на его конкретно-историческое содержание</em><em> </em>(курсив мой. – <em>Н</em><em>.</em><em>Д</em><em>.</em><em>)</em><em>»</em>².

Соответственно, как заключает ученый, «господствующие в общественном сознании оценки конституции, уровень конституционной культуры в обществе и государстве, действенность идей конституционализма определяются в своей основе не самим по себе фактом наличия или отсутствия в государстве юридической конституции (основного закона) и даже не ее “возрастом” — есть значительно более важные, глубинные — социокультурные — истоки конституционализма»³.

Иными словами, если сейчас в государстве, — спустя более чем четверть века после принятия Конституции РФ, — определенные ее положения так и остаются нереализованными, то главные причины подобного положения дел следует искать вовсе не в тексте Конституции РФ.

Думается, что ныне, как и три десятилетия назад, главная задача, по-прежнему, состоит в том, чтобы глубоко и продуманно, с учетом исторической судьбы и культурно-цивилизационных особенностей российского общества в достаточной степени развить те базовые ценности, нашедшие текстуальное закрепление в Конституции РФ, которые образуют прочный и неприкосновенный фундамент общественного согласия и солидарности (принцип приоритета прав человека, принцип разделения властей, равенство всех перед законом и судом и т.д).

Полагаем, важно при этом обратить внимание на то, что ст. 2 Конституции РФ содержит ключевое суждение о правовых ценностях современной России - имеющими высшую категорию ценностями признаны человек, его права и свободы. И это обстоятельство решительно предопределяет человекоцентричную идею, лежащую как в основании правовой системы государства, так и вообще парадигмы любых прямых и обратных взаимодействий по линии «<em>государство ― общество ― личность</em>».

Справедливо здесь и то, что «вне зависимости от тех или иных подходов все мы знаем, что означают отсутствие в обществе и государстве конституционализма и, соответственно, конституционной законности, конституционного правопорядка… И это не случайно: слишком высок в понятии конституционализма удельный вес того, что проявляется не столько на уровне юридических знаний, сколько на уровне веры, убеждений, обычаев, традиций, нравственных и этических представлений о справедливости и правде»⁴.

Не сомневаемся, что не только сегодня, но и в обозримом будущем совершенно оправданной выглядит постановка вопроса: <em>«</em><em>К</em><em>ак нам обустроить Россию</em><em>?</em><em>»</em><em>,</em> — вопроса, обозначенного А.И. Солженицыным, как уже было отмечено ранее, ровно 30 лет назад⁵.

Уверены, что подобная формулировка вопроса представляется еще более значимой с учетом того, что комплексная оценка феноменологических характеристик конституционализма ― в любой стране и в любой исторический промежуток времени ― не может состояться в отрыве от взаимосвязанных аспектов философии права: проблематики нравственных оснований правовой жизни, общих гуманистических представлений о правах и свободах личности, ее обязанностях и долге, оценки правовой культуры общества и бытующего в нем массового правосознания.

Давайте согласимся, что, собственно, все эти непростые моменты и формируют в целом структуру и соотношение реальных общественных практик, предопределяют актуальные векторы правовой модернизации государства на текущем этапе его эволюции.

Обращение к очерку А. И. Солженицына должно, по нашему замыслу, способствовать поиску ответов на эти вопросы. И хотя нынешние реалии жизни в России и в мире, безусловно, весьма далеки от тех условий, в которых глубокоуважаемый литератор и мыслитель излагал свои соображения по обустройству государства, признаемся - многие из его воззрений не утратили своего значения и по-прежнему актуальны.

Их более детальный анализ (насколько это возможно в рамках научной статьи) приводится нами в дальнейшем изложении. Конечно же, с поправкой на то, что по прошествии трех десятилетий не только Россия, но и в целом мир существенно изменились.

<em><strong>Идея сбережения</strong></em><em><strong> народа</strong></em><em><strong> ― ключевой фактор модернизации</strong></em> <em><strong>социальной </strong></em><em><strong>государственности </strong></em><em><strong>современной </strong></em><em><strong>Росси</strong></em><em><strong>и</strong></em>

Сегодня ни для кого не является откровением утверждение о том, что российский конституционализм по ряду ключевых признаков в полном смысле конституционализмом пока не является, несмотря на декларирование уважения к Конституции РФ и нарочито подчеркнутый либерально-демократический характер официальной риторики.

К сожалению, хотя проблемы укрепления конституционализма активно ставятся и обсуждаются и в академической среде, и политиками, пока практической пользы от таких обсуждений не особенно заметно; но, безусловно, смысл в таких обсуждениях имеется: он состоит прежде всего в адекватной оценке «<em>узких мест</em>» в реализации аксиологических доминант Конституции РФ.

Одной из таких аксиологических доминант является конституционное провозглашение социальным государством.

Содержание данного конституционного принципа, безусловно, многогранно, поскольку социальность государства, а точнее характер и уровень этой социальности, проступает в самых разнообразных срезах общественной жизни; и речь здесь идет не только об уровне и наборе социальных гарантий для граждан, но и, что немаловажно, о характере отношения государства (в лице своих институтов и отдельных представителей) к людям, о том, какой окрас имеет общий фон восприятия властью нужд и чаяний простого человека.

В связи с вышеизложенным, а также с учетом современных, в т.ч. и культурно-демографических, реалий видится принципиально важным обратиться к <em><strong>идее сбережения</strong></em><em><strong> народа</strong></em>, которая и явно, и подспудно просматривается в целом ряде сформулированных А.И. Солженицыным тезисов.

Следует особо подчеркнуть, что мысль о необходимости сбережения народа как стержневом, витальном элементе всей государственной политики в современной России, по сути, проходит «<em>красной нитью</em>» во всем рассматриваемом очерке Александра Исаевича, хотя непосредственно об этом он упомянул в своей работе лишь единожды, можно даже сказать, эпизодично.

Обращаем внимание заинтересованного читателя на его ключевой вывод, а именно: говоря о проблеме всепоглощающего повсеместного увлечения идеей верховенства прав человека, литератор отметил, в частности, что «“права человека” — это очень хорошо, но как бы нам <em>самим </em>следить, чтобы наши права не поширялись за счёт прав других? Общество необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если мы не хотим над собой насильственной власти — каждый должен обуздывать и сам себя. Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать, — то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений — но на сознательном самоограничении: на том, что <em><strong>мы</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>всегда обязаны уступать нра</strong></em><em><strong>в</strong></em><em><strong>ственной справедливости</strong></em><em> </em>(выделено мной. — <em>Н.Д.</em>)»⁶.

Далее писатель завершил свою мысль во многом иносказательной, «<em>едва уловимой</em>» для прямого истолкования, отсылкой: «Размеренный выход из полосы наших несчастий, который Россия сумеет или не сумеет теперь осуществить, — трудней, чем было встряхнуться от татарского ига: тогда не был сокрушён самый хребет народа и не была подорвана в нём христианская вера. . В 1754 году, при Елизавете, Пётр Иванович Шувалов предложил такой удивительный — <em>Проект сбережения народа.</em> . Вот чудак? . А ведь — вот где государственная мудрость»⁷.

Конечно же, в работе А. И Солженицына наиболее остро идеи сбережения народа увязаны с состоянием транзита государства от советского общественно-политического уклада к новым государственно-правовым идеалам.

Так, он писал: «Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана, переняло от коммунистов никогда не существовавший дутый “советский патриотизм” и гордится той “великой советской державой”, которая в эпоху чушки Ильича-второго только изглодала последнюю производительность наших десятилетий на бескрайние и никому не нужные (и теперь вхолостую уничтожаемые) вооружения, опозорила нас, представила всей планете как лютого, жадного, безмерного захватчика — когда наши колени уже дрожат, вот-вот мы свалимся от бессилия. Это вреднейшее искривление нашего сознания: “зато большая страна, с нами везде считаются”»⁸.

Полагаем, что многие в этих словах в моменте смогут узреть известные параллели, а наш авторский комментарий к сказанному Александром Исаевичем видится излишним.

Если же говорить о внутренних делах и национальных последствиях описанной им картины, то применительно к различным аспектам социальности российского государства они, по его мнению, выразились в следующем: «Все знают: растёт наша смертность, и превышает рождения, — мы так исчезнем с Земли! Держать великую Империю — значит вымертвлять свой собственный народ. Зачем этот разнопёстрый сплав? — чтобы русским потерять своё неповторимое лицо? Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке её»⁹; и ссылаясь на И. А. Ильина, он подытожил: «Наш философ этого века Ив. А. Ильин писал, что духовная жизнь народа важней охвата его территории или даже хозяйственного богатства; выздоровление и благоденствие народа несравненно дороже всяких внешних престижных целей»¹⁰.

Мы не усматриваем, как и в случае с приведенными выше суждениями А.И. Солженицына, необходимости каким-либо образом комментировать и последние. Нам представляется всё более чем очевидно: <em>возрождение </em><em>Росси</em><em>и</em><em> </em><em>― </em><em>в ее беспр</em><em>е</em><em>станной работе над своей собственной, внутренней повесткой</em>; а для заинтересованного читателя лишь укажем, что 2020 год даже по официальным правительственным прогнозам станет для нашей страны еще и годом рекордной за последние 14 лет убыли населения (на уровне около 158 тыс. человек)¹¹: даже масштабные общегосударственные программы демографического развития, включающие в т.ч. меры финансовой и материальной поддержки рождаемости, кажется, не способны переломить негативнейшую в плане сбережения народа тенденцию. Признаемся, что такая статистика заставляет задуматься.

Задаемся вопросом: правомерно ли считать три десятилетия реформ, прошедшие с момента выхода в свет анализируемого очерка А. И. Солженицына, успешными в плане преодоления социальных недугов, обозначенных знаменитым соотечественником?

Можем ли сейчас сказать, что в общем и целом Российская Федерация - социальное и правовое государство?

Полагаем, ответ здесь известен; а в свете этого ― известного, ― ответа следует особо обратить внимание на то, что у довольно обширной части населения на протяжении ряда лет ощутимо снижается уровень доверия к власти. Почему?

Например, С.А. Авакьян указывает ряд причин, с которыми едва ли возможно не согласиться:

<em><strong>во-первых</strong></em>, государство в лице своих органов не вполне удовлетворительно выполняет свои задачи. «Годы потери мощи государства, откровенная ориентация на ввоз товаров из-за рубежа вместо своего производства, концентрация экспорта на вывозе энергоресурсов, вложение заработанных на этом денег в зарубежные ценные бумаги.., существенная утрата под влиянием западных “ценностей” патриотической составляющей в нашей государственности привели к печальным результатам... К тому же и социальные задачи государство реализует не лучшим способом. Процветает коррупция. У граждан нет уверенности, что их личная жизнь находится в безопасности, а персональные данные составляют тайну, правоохранительным органам мало кто верит»¹²;

<em><strong>во-вторых</strong></em>, неуклонно возрастает бюрократизация государства и его систем. Профессиональное чиновничество «неуклонно заменяется в России формированием касты управляющих — не всегда (мягко говоря) компетентных, но неуклонно остающихся у власти, только лишь перемещающихся из одного кресла на другое. Реально вновь возрождено то, что в советский период называли <em>номенклатурой</em>, иначе говоря, одни и те же люди беспрестанно крутятся в карусели, именуемой властью»¹³;

<em><strong>в-третьих</strong></em>, т.н. «<em>приватизация</em>» государства, сводящаяся к весьма линейной «<em>философии</em>»: «долго пользоваться благами власти и отдавать в частные руки то, что по праву, через государство, принадлежит всему народу»¹⁴.

Негативный крен в отношении населения к власти пока носит умеренный характер. Замеры рейтингов и уровня доверия к Президенту РФ, Правительству РФ и Государственной Думе практически не меняются уже несколько лет.

Впрочем, подобная стабильность результатов замера рейтингов и уровней доверия к власти вызывает у многих и вопросы. Например, почему на фоне ухудшающейся экономической ситуации, продолжающегося роста бедности и негативных прогнозов на будущее, регулярного (и беззастенчивого!) роста тарифов ЖКХ, сложного положения семей с двумя и более детьми.., а этот перечень проблем вышеизложенным не ограничивается.., мы наблюдаем, что такие замеры точно застыли на месте? Нет ли здесь какой-то социологической уловки? Не грешат ли российские социологи заказными замерами рейтингов?

Следует признать, что увы, результаты анализа практики конституционализма неутешительны: текущая ситуация в конституционно-правовой сфере характеризуется лишь фрагментарным воплощением конституционных ценностей и идей, что отнюдь не может являться поводом для самоуспокоения и, тем более, для эйфории.

Надеемся, что с нами согласятся - еще одним сложнейшим вызовом, с которым современная Россия столкнулась в период перехода к рыночной системе хозяйствования и капиталистическому (в своей основе) укладу, стала <em><strong>проблема социального одиночества</strong></em>, <em>разобщ</em><em>е</em><em>ния людей, их отчуждения друг от друга</em>.

На наш взгляд, отсюда проистекает и разрастающееся год от года недоверие людей к власти и вообще всеобщее социальное недоверие как таковое; хотим мы это признать или нет, но при советской власти социального одиночества в таких масштабах, как сейчас, не наблюдалось, в т.ч. и потому, что граждан, испытывающих сложности в плане социализации, как правило, не «<em>бросали</em>»: сегодня можно сколько угодно потешаться над «<em>совковой</em>» (и в чем-то даже наивной, идеологически гротескной) практикой различных товарищеских комитетов, товарищеских судов, домовых комитетов и тому подобных институций, которые в эпоху, так называемой «<em>п</em><em>ерестро</em><em>й</em><em>ки</em>» в одночасье были объявлены ущемляющими персональную свободу личности и подлежащими искоренению, но главный результат их работы в том, что социальных трагедий в те времена было на порядок меньше, чем в последние три десятилетия.

И это, пожалуй, то хорошее, что мы сегодня вполне могли бы «<em>заимств</em><em>о</em><em>вать</em>» из нашей же собственной истории в попытке реанимировать и адаптировать к современным реалиям систему институтов социальной солидаризации.

Полагаем, что без такого подхода добиться осуществления конституционно заданной цели о социальном государстве будет крайне трудно, если вообще возможно.

Тем не менее <em>в контексте обсуждаемой здесь идеи сбережения народа </em><em>проблема социального одиночества заслуживает отдельного, более детального</em><em> рассмотрения</em> — ввиду, конечно же, ее исключительной сложности и многомерности.

<em><strong>Преодоление социального одиночества личности </strong></em> <em><strong>как фактор </strong></em><em><strong>ревитализ</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>ции</strong></em><em><strong> духовно-нравственных начал </strong></em> <em><strong>в общественно-политической жизни</strong></em>

Нет сомнений в том, что заинтересованный читатель, безусловно, знаком с широко представленной в последнее время точкой зрения о том, что традиции Российской государственности исторически вобрали в себя черты соборности нашего общества, основаны на высоких требованиях духовно-нравственного порядка (чему во многом способствовала — справедливости ради это важно отметить, — высокая роль церкви и православия в общественной, в т.ч. и в политической, жизни в досоветскую эпоху развития государства).

Отсюда органически, как бы сам собою, конечно же, следует и вывод о краеугольной значимости для всего будущего государственно-правового развития так называемых «<em>духовных скреп</em>» российского народа — «<em>милосердия, с</em><em>о</em><em>чувствия, сострадания друг к другу</em><em>, поддержки и взаимопомощи</em>», как их и обозначил, и использовал обобщающее понятие о духовных скрепах, Президент РФ в своем ежегодном Послании Федеральному Собранию 12 декабря 2012 г.¹⁵

Напомним, что в данном контексте Президент РФ говорил о явном дефиците этих составляющих в жизни российского общества.

Проблема, следует признать, не нова, и один из ее истоков — именно социальное одиночество личности, доходящее порой до самых настоящих личностных трагедий и откровенной неприкаянности людей.

Например, гениальный физик А. Эйнштейн (как бы это ни показалось читателю странным) в одной из своих — не самых известных, — работ, рассуждая на тему социализма и капитализма, писал: «Недавно я обсуждал опасность новой войны, которая, на мой взгляд, была бы серьезной угрозой существованию человечества, с одним умным и благожелательным человеком. Я заметил, что только наднациональная организация могла бы стать защитой от такой опасности. На что мой собеседник спокойно и холодно сказал мне: “Почему вы так сильно настроены против исчезновения человеческой расы?” . Я уверен, что еще столетие назад никто не мог бы так легко сделать заявление подобного рода. Его сделал человек, который безуспешно пытался обрести какой-то баланс внутри себя и потерял надежду на успех. Это <em><strong>выр</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>жение мучительного одиночества и изоляции, от которых в наши дни страдает так много л</strong></em><em><strong>ю</strong></em><em><strong>дей</strong></em> (выделено мной. ― <em>Н.</em><em>Д</em><em>.</em>)»¹⁶.

Откуда же это одиночество и незримая, духовная изоляция личности? Почему так происходит на фоне одновременного экспоненциального роста доступности всевозможных социальных коммуникаций? Ответ во многом предопределен.

А. Эйнштейн в поиске решения обозначенной дилеммы писал: «Человек одновременно одинокое и социальное существо. Как существо одинокое он старается защитить свое существование и существование наиболее близких ему людей, удовлетворить свои желания и развить свои врожденные способности. Как социальное существо он ищет признания и любви других людей, хочет разделять их удовольствия, утешать их в горе, улучшать условия их жизни. . Именно существование этих разнородных, зачастую противоречащих друг другу стремлений отличает особый характер человека, а их конкретная комбинация определяет, как степень внутреннего равновесия, которого человек способен достичь, так и степень его возможного вклада в благополучие всего общества»¹⁷.

Известный ученый, продолжая свои размышления, отмечал: «Не исключено, что соотношение этих двух побуждений, в основном, передается по наследству. Но становление личности, в конечном счете, формируется окружением, в котором развивается человек, структурой общества, в котором он растет, его традицией и оценкой, которую общество дает тому или иному типу поведения»¹⁸.

Полагаем, невозможно возразить этому весьма ясному и в то же время глубокому наблюдению: по всему выходит, что индивидуальная изолированность, отчужденность личности, будучи культивируема обществом в предшествующее время, ширится и разрастается от поколения к поколению, превращая деградацию солидаристских оснований социального бытия в закономерность и, одновременно, неизбежный результат.

Мы с сожалением наблюдаем, и это явно и очевидно, что по такой логике современное общество чем далее, тем всё более и более стремительно движется не в направлении усиления роли различных социальных регуляторов (и прежде всего <em>права</em>), а к разобщенности, пресловутой гоббсовой «<em>войн</em><em>е</em><em> всех против всех</em>», полной социальной дезинтеграции; любому думающему человеку всегда тяжело констатировать подобные утверждения, но рано или поздно точка бифуркации на этом пути может быть обществом пройдена, если не предпринять никаких решительных шагов по преломлению нарастающих и ускоряющихся тенденций.

Следует признать, что и Российская Федерация, к большому огорчению, не является каким-либо исключением: любой современный индивид (если, конечно, брать прежде всего государства т.н. западной цивилизации, к числу которых исторически принадлежит ― во многом ― и Россия) в вопросах социализации и социальной солидаризации руководствуется, в первую очередь, своими интересами; но такой эгоизм ― а его росту решающим образом способствует гипертрофированная значимость человекоцентричной философии и вообще мировоззрения, ― лишь путь в никуда и к окончательной утрате нравственности («<em>духовных скреп</em>») и, как следствие, усилению социального одиночества личности.

Справедливо, на наш взгляд, обращает внимание на подобную ситуацию и А.И. Солженицын: «За что б мы ни взялись, над <em>чем </em>бы ни задумались в современной политической жизни — никому из нас не ждать добра, пока наша жестокая воля гонится лишь за нашими <em>интересами, </em>упуская не то что Божью справедливость, но самую умеренную нравственность»¹⁹.

Представляются в описанном выше аспекте весьма любопытными и заслуживающими поддержки дальнейшие замечания А. Эйнштейна, которые он сформулировал по поводу современного этапа в развитии человечества: «При высокой концентрации населения, чье существование зависит от производства товаров, исключительная степень разделения труда и высокоцентрализованный аппарат производства являются абсолютно необходимыми. То время, кажущееся нам теперь идиллическим, когда отдельные люди или сравнительно небольшие группы могли быть совершенно самодостаточны, ― это время ушло навеки. Не будет большим преувеличением сказать, что уже сейчас человечество представляет собой одно планетарное сообщество в производстве и потреблении»²⁰, и «теперь… коротко… о сущности современного кризиса. Речь идет об отношении человека к обществу. <em><strong>Как никогда раньше человек осознает свою зависимость от общества. Но эту зависимость он ощ</strong></em><em><strong>у</strong></em><em><strong>щает не как благо, не как органическую связь, не как защищающую его силу, а </strong></em><em><strong>ск</strong></em><em><strong>о</strong></em><em><strong>рее,</strong></em><em><strong> как угрозу его естественным правам или даже его экономическому с</strong></em><em><strong>у</strong></em><em><strong>ществованию.</strong></em> . Более того, <em><strong>его положение в обществе таково, что з</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>ложенные в нем эгоистические инстинкты постоянно акцентируются, в то время как с</strong></em><em><strong>о</strong></em><em><strong>циальные, более слабые по своей природе, все больше деградируют. Все чел</strong></em><em><strong>о</strong></em><em><strong>веческие существа, какое бы место в обществе они ни з</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>нимали, страдают от этого процесса дегр</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>дации</strong></em><em><strong> </strong></em>(выделено мной. ― <em>Н.Д.</em>)»²¹.

Причины изложенного положения вещей А. Эйнштейн справедливо усматривал, как считаем, <em><strong>в сл</strong></em><em><strong>о</strong></em><em><strong>жившемся механизме</strong></em> <em>капиталистического хозяйствования</em>: подчеркнем, что речь идет не о стигматизации капитализма как такового, а именно о сложившемся механизме его функционирования в современном мире.

В частности, он писал: «<em><strong>Действительным источником этого зла</strong></em>, по моему мнению, <em><strong>является экономическая анархия капиталистического общ</strong></em><em><strong>е</strong></em><em><strong>ства</strong></em>. Мы видим перед собой огромное производительное сообщество, чьи члены все больше стремятся лишить друг друга плодов своего коллективного труда. И не силой, а по большей части соблюдая законом установленные правила. В этой связи важно понять, что средства производства, т.е. все производственные мощности, необходимые для производства как потребительских, так и капитальных товаров, могут быть и по большей части являются частной собственностью отдельных лиц. . <em>Частному кап</em><em>и</em><em>талу свойственна тенденция к концентрации в руках немногих.</em> Это связано отчасти с конкуренцией между капиталистами, отчасти потому, что техническое развитие и углубляющееся разделение труда способствует формированию все более крупных производственных единиц за счет меньших. В результате этих процессов <em><strong>появляется к</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>питалистическая олигархия, чью чудовищную власть демократически о</strong></em><em><strong>р</strong></em><em><strong>ганизованное общество не может эффективно ограничивать</strong></em> (выделено мной. ― <em>Н.Д.</em>)»²².

Далее, изобличая главные пороки сложившегося капиталистического миропорядка, А. Эйнштейн констатировал: «Производство осуществляется в целях прибыли, а не потребления. Не существует никакой гарантии, что все, кто может и желает работать, будут всегда способны найти работу. Почти всегда существует “армия безработных”. Рабочий живет в постоянном страхе потерять работу. . Поскольку безработные и низкооплачиваемые рабочие не могут служить прибыльным рынком сбыта, производство потребительских товаров ограничено, что приводит к тяжелым лишениям. . Технический прогресс часто влечет за собой рост безработицы, вместо того, чтобы облегчать бремя труда для всех. Стремление к прибыли, в сочетании с конкуренцией между отдельными капиталистами, порождает нестабильность в накоплении и использовании капитала, что приводит к тяжелым депрессиям. . Неограниченная конкуренция ведет к чудовищным растратам труда и к тому изувечиванию социального сознания отдельной личности, о котором я уже говорил. <em><strong>Это </strong></em><em><strong>изув</strong></em><em><strong>е</strong></em><em><strong>чивание</strong></em><em><strong> личности я считаю самым большим злом капитализма</strong></em><em><strong> </strong></em>(выделено мной. ― <em>Н.Д.</em>)»²³.

Нам не приходится сомневаться, опираясь на убеждение в справедливости точки зрения А. Эйнштейна, что в нынешних условиях <em>проблема социального одиночества личности будет лишь нарастать.</em> Конечно, если экономический уклад останется прежним или даже усугубится. А отсюда, разумеется, и отражение экономических процессов в самых базовых, глубинных политических и этических процессах: ведь давно уже известно, что экономика, выступающая доминирующим средством реализации самых основных и первичных потребностей людей, неизбежно предопределяет ландшафт любых производных от нее социальных коммуникаций, включая, конечно же, и систему социальных ценностей и приоритетов.

И стоит ли здесь — теперь, — удивляться тому, что Президент РФ, как отмечалось выше, обратил внимание на явный дефицит <em>«</em><em>д</em><em>у</em><em>ховных скреп</em>» в нашем обществе?

Следуем признать, что, мягко говоря, далеко не совершенной (а в чем-то и по-прежнему дикой) экономике другую картину в этической и политической сферах мы наблюдать и не можем; а поскольку главным результирующим «<em>выходом</em>» экономики в социальную сферу всегда и во все времена являлась и является система распределения в обществе материальных благ (богатства), то без кардинального и решительного изменения сложившихся в этой системе колоссальных диспропорций ожидать каких-либо ощутимых макро-изменений в этической и политической сферах жизни российского общества, к сожалению, не приходится.

И здесь мы не можем не обратить внимание на то, что об этом еще 30 лет назад писал А.И. Солженицын, анализ эссе которого по проблемам обустройства России составляет главный фокус данной работы.

Он, в частности, обращая внимание на взаимосвязь экономических условий, политической и этической сфер социальной жизни, отмечал следующее: «Рыдает всё в нашем сегодняшнем хозяйстве, и надо искать ему путь, без этого жить нельзя. И надо же скорей открыть людям трудовой смысл, ведь уже полвека никому нет никакого расчёта работать! и некому хлеб выращивать, и некому за скотом ходить. И миллионы обитают так, что и жилищами назвать нельзя, или по двадцать лет в гнойных общежитиях. И нищенствуют все старики и инвалиды. И загажены наши дивные когда-то просторы промышленными свалками, изрыты чудовищным бездорожьем. И мстит природа, неблагодарно презренная нами, и расползаются радиоактивные пятна Чернобыля, да не только его»²⁴.

Да, безусловно, есть за прошедшие десятилетия и явные позитивные изменения, и т.н. «<em>новые ростки</em>»; но являются ли эти изменения принципиальными? <em>Достаточно ли их</em>, чтобы кардинально переломить текущую ситуацию — совершить, в конечном счете, долгожданный прорыв, обозначенный высшим политическим руководством государства в качестве главной цели на предстоящие годы, — и сформировать устойчивый тренд на подлинное возрождение России?

Следует вспомнить, чтобы задаться этим вопросом резонно и с полным моральным основанием, хотя бы официальную статистику по уровню бедности, медианному заработку, количеству безработных (даже без учета его роста на фоне пандемии коронавирусной инфекции – COVID-19), а также людей, нуждающихся в улучшении жилищных условий, по степени изношенности основных фондов в жилищно-коммунальном хозяйстве и доле аварийных и ветхих домов, уровню обеспеченности населения элементарным — качественной питьевой водой (!).

Отдельная тема для разговора — организация деятельности по сбору и утилизации разного рода отходов, их переработке: масштаб проблемы таков, что промедление в ее решении грозит обернуться экологическим бедствием национального масштаба (и этот факт уже признан официально).

Особого упоминания заслуживают также доступность (даже территориальная) и качество бесплатной медицины, организационно-правовые, финансовые и материальные условия получения образования.

О пенсионном обеспечении и размере пенсий и говорить излишне; как и про поднятие планки возраста для выхода граждан на трудовую пенсию.

Путь преодоления накопленных проблем А.И. Солженицын усматривал, в частности, в следующем: «<em>надо дать простор здоровой частной инициативе и </em><em>поддерживать,</em><em> и защищать все виды мелких предприятий, на них-то скорей всего и расцветут местности</em>, — однако твёрдо ограничить законами возможность безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям, контролю одних предприятий над другими. . <em>Нельзя допустить напор собственности и корысти — до социального зла, разруша</em><em>ю</em><em>щего здоровье общества</em>. Противомонопольным законодательством необходимо в пределах любого вида производства регулировать непомерный рост сильно укрупнёнными налогами. Банки — нужны как оперативные центры финансовой жизни, но — не дать им превратиться в ростовщические наросты и стать негласными хозяевами всей жизни (курсив мой. – <em>Н.Д.</em>)»²⁵.

Надо ли говорить, что «<em>рецепт</em>», предложенный А.И. Солженицыным, актуален и ныне? Думается, что приведенная выше выдержка из его эссе имеет весьма ощутимые корреляции с изложенной точкой зрения А. Эйнштейна; одновременно в нем заключена и критика того положения вещей, которое мы без труда можем воочию наблюдать в российской действительности — имея в виду, конечно же, <em>сл</em><em>о</em><em>жившуюся и твердо оформившуюся институционально систему государс</em><em>т</em><em>венного капитализма</em>.

А.И. Солженицын, обращая наше внимание на явную связь экономической парадигмы с этической сферой социальной жизни, подчеркивал: «Веками гордость фирм и владельцев вещей была неизносность товаров, ныне (на Западе) — оглушающая вереница всё новых, новых кричащих моделей, а здоровое понятие <em>ремонта </em>— исчезает: едва подпорченная вещь вынужденно выбрасывается и покупается новая, — прямо напротив человеческому чувству самоограничения, прямой разврат»²⁶.

По прошествии трех десятилетий после выхода в свет эссе с уверенностью убеждаемся, что этическая парадигма потребительской психологии (если не сказать, стяжательства) прочно укоренилась не только на Западе (который в приведенном выше тезисе упоминал Александр Исаевич), но, к великому сожалению, и в России.

Задаемся далеко не праздным вопросом: не является ли укоренение этой этической парадигмы, которая и зримо, и косвенно влияет на самый широкий спектр признаваемых в обществе ценностей (не только, да и не столько материальных, а, прежде всего, духовных) и их трактовку, закономерным результатом и очередным витком всё раскручивающейся спирали социального одиночества личности? Думается, ответ следует дать утвердительный!

И опять же, далеко не риторический вопрос: что нас ожидает в этом контексте? Какая судьба уготована российской государственности в свете обозначенных выше проблем экономического и этико-аксиологического порядка? «А скажем и так: государственное устройство — второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве — допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве — невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности — то это проявится при любом строе»²⁷, — как бы отвечает на сформулированные нами вопросы А.И. Солженицын.

Всем нам важно в этой связи уяснить еще одну крайне глубокую, но весьма лаконично сформулированную нашим признанным литератором истину: «Среди всех возможных свобод — на первое место всё равно выйдет свобода бессовестности: её-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами. <em>Чистая </em>атмосфера общества, увы, не может быть создана юридическими законами»²⁸.

Надеемся, с нами согласятся - в этом одном выводе, на наш взгляд, и есть весь результат конституционно-правового развития России за прошедшие три десятилетия, и вся логика дальнейшей конституционно-правовой модернизации государства: <em>не</em><em> на разработку и принятие конституционных поправок (как</em><em>о</em><em>вы бы они ни были) </em><em>следует направить</em><em> </em><em>нам сейчас </em><em>свои силы;</em><em> не на бесконечное «</em><em><strong>совершенствование</strong></em><em>» принимаемых в развитие </em><em>Конституции РФ законов</em><em> и подзаконных актов</em><em> расходовать </em><em>свою </em><em>энергию (ибо чаще всего </em><em>это</em><em> приводит лишь к кратному разрастанию нормативно-правовой базы со всеми вытекающими из тако</em><em>й «</em><em><strong>мутации</strong></em><em>»</em><em> последствиями), а</em><em> особо по</em><em>д</em><em>черкнем,</em><em> </em><em><strong>на созидание и укрепление</strong></em>, выражаясь словами А.И. Солженицына, <em><strong>чистой атмосферы общества</strong></em><em>, атмосферы жизни людей в согласии друг с другом и </em><em>с </em><em>непреложны</em><em>ми ч</em><em>е</em><em>ловеческими истинами, нашедшими свою ценностно-правовую фикса</em><em>цию в положениях Конституции</em><em> </em><em>РФ</em><em> </em><em>о</em><em>б основах ко</em><em>н</em><em>ституционного строя</em>.

<em>Ин</em><em>ы</em><em>ми словами,</em><em> </em><em><strong>нам бы сейчас человека</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>окончательно не потерять </strong></em><em><strong>(!);</strong></em><em> </em><em>в</em><em>едь и</em><em>менно в решении этой — глобальной по своему значению — задачи и с</em><em>о</em><em>стоит, </em><em>как представляется</em><em>, преодоление проблемы социального одиноч</em><em>е</em><em>ства личности в </em><em>современной </em><em>Росси</em><em>и</em><em>:</em><em> </em><em>только таким путем</em><em> </em><em>наша страна м</em><em>о</em><em>жет стать по-настоящему социальным правовым государством</em><em> — </em><em><strong>«страной для жизни»</strong></em> и, стало быть, совершить столь настоятельно диктуемый нынешними вызовами прорыв.

<em><strong>В заключение — вечный российский вопрос: что делать?</strong></em> <em><strong>Нравственность, самоограничение, долг — «три кита»</strong></em><em><strong> </strong></em> <em><strong>нового российского конституционализма</strong></em>

Мы со всей очевидностью можем утверждать: <em>право</em><em> как важне</em><em>й</em><em>ший и главенствующий (в современном мире) регулятор социальной жизни</em>, тем не менее, обладает лишь ограниченным, а порой и весьма скромным, ресурсом, имея в виду его влияние на общие векторы развития общества (нации, социума).

Главный вектор социального движения, будет ли оно со знаком «<em>плюс</em>» или «<em>минус</em>», задается на этическом, духовно-нравственном уровне социальных взаимодействий.

Президент РФ об этом говорил, когда указывал на явный дефицит «<em>духовных скреп</em>» в российском обществе в наши дни; об этом же говорят и многие крупные ученые современности — правоведы здесь не исключение.

Так, например, В.Д. Зорькин пишет: «Правовая модернизация неразрывно связана с широко понимаемой социально-нормативной модернизацией общества»²⁹. При этом одним из ее ключевых факторов выступает «<em>нра</em><em>в</em><em>ственное воспитание масс</em>, о котором говорили Вл. Соловьев и другие выдающиеся российские мыслители. Задача архисложная, требующая системного вовлечения в ее решение и государства, и школы, и семьи, и религиозных институтов, и всех (безусловно, существующих в стране) здоровых общественных сил, и — подчеркну особо — всей системы средств массовой информации. В первую очередь телевидения. Как это может быть организовано — отдельная непростая тема, которой я здесь касаться не буду. Подчеркну лишь, что такого рода <em>нравственное воспитание не</em><em>возможно без провозглашения и последов</em><em>а</em><em>тельного отстаивания системы д</em><em>у</em><em>ховно-моральных идеалов</em> (курсив мой. ― <em>Н.</em><em> </em><em>Д.</em>)».³⁰

Здесь же, думается, уместно напомнить и о точке зрения Г.В. Мальцева, который в одной из своих последних работ писал, что сегодня «правовые элементы гораздо лучше, чем моральные, работают в механизмах социального контроля, также, как и “калькулирования” жизненных успехов. Моральные обязательства считаются сегодня менее надежными, чем юридические обязанности, необходимость исполнения которых гарантируется правом, законом и судом…»³¹, однако истинные «цели социального регулирования могут быть достигнуты лишь при скоординированном развитии систем моральных и правовых норм в едином направлении, которое определяется ценностями общества. Странно, что эту очевидную закономерность… не замечают многие современные политические деятели и законодатели, полагающие, что ослабление моральных регуляторов не такая уж большая беда, что упадок морали может быть компенсирован за счет активизации средств правового регулирования, массового принятия законов… Без морально-ценностной поддержки либо объективно действующий против морали закон ничего не исправляет, сам становится деструктивным фактором в обществе»³².

По сути, об этом же, ссылаясь на мнения российских дореволюционных мыслителей, писал и А.И. Солженицын в своем эссе, которое составляет главный предмет анализа в данной статье: «возможности улучшить общество одними лишь политическими средствами — невелики. . “Цель общежития — установить между людьми нравственный порядок” (М.М. Сперанский). — “Свобода и законность, чтобы быть прочными, должны опираться на внутреннее сознание народа” (А.К. Толстой). — “Политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной” (В.О. Ключевский). . Право — это минимум нравственных требований к человеку, ниже которых он уже опасен для общества. “Во многих случаях то, что является правом, запрещается моралью, которая обращается к человеку с заповедями высшими и более строгими” (П.И. Новгородцев). Нравственное начало должно стоять выше, чем юридическое. Справедливость — это соответствие с нравственным правом прежде, чем с юридическим»³³.

И действительно, по-другому и быть не может!

<em>Обязанности человека и гражданина, а более широко — его морально-этические императивы, образу</em><em>ю</em><em>щие в совокупности понятие долга (как долга гражданского либо как долга в его общечеловеческом, цивилизационном изм</em><em>е</em><em>рении)</em><em>, — формируют единственно возможный фарватер </em><em>общественного пр</em><em>о</em><em>гресса: через понимание человеком долга к формированию индивидуального м</em><em>и</em><em>ровоззрения и коллективной философии сбалансированных прав и свобод личн</em><em>о</em><em>сти (включая готовность к самоограничению)</em><em> </em><em>и, как результат, к достиж</em><em>е</em><em>нию искомого уровня нравственной насыщенности любых социальных взаим</em><em>о</em><em>действий наряду с этической нетерпимостью к различным формам девиан</em><em>т</em><em>ного</em><em> </em><em>поведения</em><em> ― не только</em><em> к</em><em> противоправны</em><em>м</em><em> деяни</em><em>ям</em><em>, наказуемы</em><em>м</em><em> по зак</em><em>о</em><em>ну, но</em><em> в т.ч.</em><em> и </em><em>к </em><em>просто аморальны</em><em>м</em><em> поступк</em><em>ам</em><em> (включая и представл</em><em>е</em><em>ние о таковых в сугубо бытовом и</em><em>з</em><em>мерении)</em><em>.</em>

Полагаем, что здесь уместно акцентировать внимание на том, что обязанность как феномен социальной действительности, в сущности, выступает необходимым полюсом любого общественного отношения, без которого социальные взаимодействия попросту были бы невозможны; в этом смысле, в правовой сфере без понятия о юридической обязанности принципиально невозможно было бы «<em>вдохнуть жизнь</em>» ни в одно правовое предписание, ибо любое субъективное право, не укрепленное противостоящей ему юридической обязанностью, было бы не что иное, как <em>jus</em><em> </em><em>nudum</em>.

Если же говорить о взаимосвязи <em>обязанностей человека и гражданина с предста</em><em>в</em><em>лениями о долге и, как следствие, о движении по пути формирования индивидуального мировоззрения и коллекти</em><em>в</em><em>ной философии сбалансированных прав и свобод личности (включая готовность к самоограничению),</em> то следует особо поддержать в этом отношении точку зрения И.А. Ильина, который писал, что «<em>честным, законопослушным можно быть только по личной убежденности, в силу личного решения. Без этого нет правосознания и лояльности, и гражданин становится не опорой, а брешью в правопоря</em><em>д</em><em>ке</em>»³⁴. Именно поэтому <em>сл</em><em>е</em><em>дует различать законопослушание и </em><em>законоуважение</em><em>. </em><em>Законопослушание</em> основано в основном на страхе, принуждении, в то время как <em>законоуважение</em> — на глубоком осознании необходимости следовать закону и праву. Это является добровольной позицией индивида, обеспечивает соблюдение им закона «<em>не на страх, а на с</em><em>о</em><em>весть</em><em> </em>(курсив мой. ― <em>Н.Д.</em>)»³⁵.

Особо подчеркнем, что только через понятие о долге, через осознание и понимание людьми неразрывной связи прав и свобод личности с соответствующими обязанностями и ответственностью (в т.ч. с возможностью и необходимостью самоограничения) и сможем прийти к столь необходимой для Российской Федерации правовой модернизации, тем самым перейти на следующий этап конституционного развития, получить, наконец, <em>ту чистую атмосферу общества</em>, о которой писал А.И. Солженицын.

«<em>Обязанности ― необходимое условие оптимального взаимодействия г</em><em>о</em><em>сударства, общества и личности</em>. Без этого компонента невозможны ни сбалансированная политико-правовая система, ни эффективное правовое регулирование, ни четкий и разумный правопорядок, ни другие состояния и проявления общественной жизни. <em>Обязанности ― залог нормального функциониров</em><em>а</em><em>ния конституционных институтов, управления социальными и экономическ</em><em>и</em><em>ми процессами, поддержания устойчивости, дисциплины и стабильности в обществе</em><em> </em>(курсив мой. ― <em>Н.Д.</em>)»³⁶, — отмечал Н.И. Матузов.

Безусловно, сегодня ни для кого не секрет, что человечество в целом сталкивается с проблемой ослабления роли социальных регуляторов.

Мы наблюдаем, что <em>м</em><em>ораль, отражением которой выступает общес</em><em>т</em><em>венная нравственность</em>, подпадает под еще большее негативное влияние, чем право: когда <em>основания социальной солидарности</em> оказываются под весьма большим вопросом в силу признания личности, ее индивидуальности и уникальности высшей ценностью, человеческое эго, вне всякого сомнения, подавляет тысячелетиями формировавшиеся этические императивы (особенно, если учесть, что понятие об этике в его изначальном смысле предполагает наличие свода правил человеческого <em>обще</em>жития; а <em>обще</em>житие, разумеется, предполагает известное самоограничение каждого в интересах сообщества ― путем отказа в определенной мере от собственной индивидуальности, уникальности, эгоизма).

Не замечать обозначенной выше проблемы означает ни больше, ни меньше — <em>движение по пути социал</em><em>ь</em><em>ной дезинтеграции, с которой даже право со временем будет уже не в состо</em><em>я</em><em>нии справиться</em>.

Представляется, что нравственный, морально-этический регресс общества, конечно же, <em>является не столько риском </em><em>не</em><em>достижения</em><em> в обозримом б</em><em>у</em><em>дущем идеала цивилизации права, сколько вообще прямой угрозой любому пр</em><em>а</em><em>вопорядку, пусть </em><em>даже </em><em>самому несоверше</em><em>н</em><em>ному</em>.

И вновь обращаемся к ранее изложенному выводу А.И. Солженицына: «Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений — но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости»?³⁷

<em>Полагаем, что о</em><em>трицание этой, казалось бы, очевидной истины, ее игн</em><em>о</em><em>рирование людьми в своей повседневной де</em><em>я</em><em>тельности и самых разнообразных социальных взаимодействиях неминуемо ведет к разрастанию атмосферы нравственной разнузданности ― сначала на бытовом уровне, затем на </em><em>наци</em><em>о</em><em>нальном</em><em>, </em><em>а далее ― и глобально</em>.

Мы разделяем мнение А.И. Солженицына, который совершенно справедливо отмечал: «XX век содрогается, развращается от политики, освободившей себя от всякой нравственности. Что требуется от любого порядочного человека, от того освобождены государства и государственные мужи. Пришёл крайний час искать более высокие формы государственности, основанные не только на эгоизме, но и на сочувствии»³⁸.

К сожалению, спустя три десятилетия, подобный вывод Александра Исаевича характерен и для XXI в., весьма вероятно, даже в еще более резких выражениях.

Что же нам ― в России ― делать в такой сложнейшей ситуации?

Признáем, что после принятия в 1993 г. Конституции РФ многое в общественно-политической жизни государства стало чрезмерно фокусироваться вокруг положений ст. 2: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства». «Однако есть ведь и ответные слова, которые следует адресовать индивиду. Их немного, но какие же они емкие: <em>отве</em><em>т</em><em>ственность, обязанности</em><em>,</em><em> патриотизм</em><em> </em>(курсив мой.<em> – Н.Д.</em>)»³⁹,― справедливо замечает проф. С.А. Авакьян.

Бесспорно, парадигма российского конституционализма предполагает усиление аксиологической роли таких постулатов, как <em>«</em><em>гражданство обязывает</em><em>»</em><em>, </em><em>«</em><em>собственность обязывает</em><em>»</em><em>, </em><em>«</em><em>совесть обяз</em><em>ы</em><em>вает</em><em>»</em><em>. </em><em><strong>Усиление духовно-нравственных основ всего общественно-</strong></em><em><strong>политического уклада </strong></em><em><strong>― вот</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>сверхзадача</strong></em><em><strong> на ближайшие два-три десятилетия и одновр</strong></em><em><strong>е</strong></em><em><strong>менно ответ на сформулированный выше в</strong></em><em><strong>о</strong></em><em><strong>прос «что делать?»</strong></em><em>. </em>

Бесконечно прав был Александр Исаевич Солженицын, когда еще 30 лет назад, написал: «<em>Источник силы или бессилия </em><em>общества — духовный уровень жиз</em><em>ни, а уже потом — уровень промышленн</em><em>о</em><em>сти.</em> Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие — не могут быть венцом человечества. <em>Чистота</em><em> </em><em>общественных отношений — </em><em>основней</em><em>, чем уровень изобилия</em><em> </em>(курсив мой. – <em>Н.Д.</em>)<em>. </em><em><strong>Если в</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государ</strong></em><em><strong>ственное</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>устройство и никакое промышленное развитие не спасёт её от смерти, с</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>гнилым дуплом дерево не стоит</strong></em> (выделено мной. – <em>Н.Д.</em>)»⁴⁰.