Везде
Социальная фрагментация сообществ в современной России: в поисках социологической теории
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Социальная фрагментация сообществ в современной России: в поисках социологической теории
Аннотация
Код статьи
S013216250017227-2-1
DOI
10.31857/S013216250017229-4
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Амбарова Полина Анатольевна 
Должность: профессор
Аффилиация: Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина
Адрес: Российская Федерация, Екатеринбург
Выпуск
Номер 1
Страницы
41-51
Аннотация

В статье проводится «ревизия» социологических теорий, в фокусе внимания которых – феномен социальной фрагментации. Показано движение социологических интерпретаций и обоснований социальной фрагментации – от теории Н. Лумана к постмодернистским концепциям. Ставится проблема «кризиса» социальной фрагментации в современном российском обществе. Раскрываются возможные направления теоретического поиска в социологии новых оснований миропостроения, восстановления жизнеспособности и целостности ткани социальных отношений и взаимодействий. В анализе проблемы акцент поставлен на фрагментации и ее преодолении в ядре социума – социальных общностях и сообществах. Показано, что для социологической теории, обращенной к феномену социальной фрагментации, в целом характерна апелляция к общностному (групповому) уровню социальной реальности.

Ключевые слова
социальная фрагментация, социальная дифференциация, солидарность, социальные общности, социологическая теория
Классификатор
Получено
20.01.2022
Дата публикации
27.01.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
68
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1

Введение.
2 Процессы социальной дифференциации в современном обществе приобретают новое качество и новые последствия, сущность которых можно определить понятием социальной фрагментации. Исследование таких трансформаций актуализируется в изучении общества постмодерна и постпостмодерна [Кравченко, 2007; Павлов, 2019], неравенства в связи с появлением новых его видов и форм [Куракин, 2020; Черныш, 2021]; латентных эффектов и парадоксов мультикультурализма [Галецкий, 2006; Карпов, 2015]; кризиса социальной идентичности, единства и солидарности [Андреева, 2011; Гофман, 2015]. В анализе многих других процессов дифференциации также просматриваются признаки фрагментации общества, его отдельных подсистем и социальных общностей [Зимин, 2014; Пантин, 2020; Абрамов и др., 2016]. При этом, как правило, исследовательский дискурс продуцирует негативные смыслы и коннотации понятия социальной фрагментации.
3 Для социологической интерпретации феномена социальной фрагментации, прогнозирования и оценки его последствий необходимо построение релевантной теоретической рамки, продуктивно «работающей» на системном и общностном (групповом) уровне. В связи с этим важным этапом на пути к обобщающей социологической теории социальной фрагментации становится анализ теоретических подходов, гипотез, объяснительных схем, понятийно-категориальных трактовок.
4 Такой анализ в его развернутой формуле предполагает последовательное движение от теорий социального порядка, предложенных классической социологией (П. Сорокин, Т. Парсонс, Р. Мертон), через теорию социальной дифференциации Н. Лумана – к социологическим теориям «сломанной» социальной реальности (Э. Гидденс, З. Бауман, Ж. Бодрияр). Делая акцент на феномене социальной фрагментации, можно следовать «короткой» формуле, начиная с теоретических построений, которые переместили фокус внимания исследователей с оснований социального порядка на причины и формы его деструкции. Предполагаем, что такая точка отсчета позволит «заглянуть за край» и хотя бы в общих чертах увидеть будущее фрагментированного общества, для обоснования которого, возможно, вновь будет востребован потенциал парадигмы социального порядка.
5 Принимая в качестве основной логической схемы «короткую» формулу, можно предложить усилить ее введением двух дополнительных линий рассмотрения проблемы. Первая – это ее разработка в мировой и отечественной социологии. Вторая – возможности узко дисциплинарного и междисциплинарного подходов к интерпретации фрагментации социальных сообществ. Такая логическая схема во многом определила структуру статьи и ключевые повороты авторского анализа.
6

От социальной дифференциации к социальной фрагментации.
7 Фундаментальные основы понимания процессов социальной дифференциации в современном обществе (на уровне социетальных систем, организаций, непосредственно взаимодействующих сообществ) были заложены теорией функциональной дифференциации Н. Лумана [Luhmann, 1982]. Он рассматривал появление в обществе автономных подсистем как результат его функциональной дифференциации (от-дифференциации подсистем друг от друга, различения – установления границ между ними) в ответ на усложнение и изменение внешней среды. Размышления немецкого социолога о дифференциации во многом определялись постмодернистским принципом бессубъектности и выражали скепсис по поводу наличия в современном сложном обществе каких-либо оснований для ценностной или моральной интеграции, солидарности, спаянности [Luhmann, 1982: XIV]. Напротив, он видел в отсутствии центричности, доминировании плюральности, полиструктурности, нестационарности социальных процессов источники разнообразия и пластичности современного общества [Феофанов, 1997: 58].
8 Теория Н. Лумана послужила «мостом» между социологической парадигмой, объединившей различные теории социального порядка и ценностно-нормативной интеграции, и социологическим постмодернизмом, который постулировал социальную реальность как принципиально дезинтегрированную и фрагментированную. Социология радикального модерна также акцентировала внимание на усилении фрагментарности и разрывов социальной «ткани» [Гидденс, 2004]. Апология фрагментации общества звучит в работах З. Баумана: «Что было разрезано на части, то не может быть снова склеено вместе. Оставь надежду на цельность, как будущую, так и прошлую, всякий, входящий в мир текучей современности» [Бауман, 2008: 29].
9 Социология позднего модерна и постмодерна предложила, пожалуй, самую развернутую теоретическую интерпретацию предпосылок, форм, уровней и рисков социальной фрагментации. Дж. Урри считал ее одним из «экологических» последствий роста массовой мобильности. По его мнению, мир высоких скоростей и перманентных передвижений разрушает «межчеловеческие контакты», создавая в то же время «правила сохранения дистанции и формальности» и «различные персональные субъективности» [Урри, 2012].
10 З. Бауман и У. Бек видели в индивидуализации первопричину фрагментации общества, социальных институтов, групп. Исчезновение потребности в диалоге между общественным и приватным, а также стремление человека к самодостаточности, по их мнению, вызывает разрушение доминантной ориентации на общее будущее: нет долгосрочной перспективы, которая солидаризирует, соответственно, нет и оснований для выстраивания в настоящем связей межличностных (между индивидами) и социальных (между индивидами и обществом) [Бауман, 2002]. Индивидуализированное общество учит не создавать, а потреблять человеческие связи и отношения, относиться к ним как к вещам одноразовым и заменимым, как к «контрактам, временным по самому своему определению и замыслам и легко нарушаемым» [Бауман, 2002: 198]. При этом обозначенные законы индивидуализированного общества тотальны и охватывают все его уровни – от социетального до малых групп (семьи, круга друзей, трудовых коллективов).
11 Еще один источник социальной фрагментации кроется в феномене гиперреальности, порожденной новыми информационными (цифровыми) технологиями. Появлению «бесплотного», виртуализированного общества, которому традиционная органическая целостность не нужна, способствуют дробление и атомизация социального. Они проявлены в распаде традиционных институтов и структур, снижении доверия к ним, трансформации социальных реалий в их знаки, замене реального общения и взаимодействия их информационными подобиями – «языковыми играми» по Ж.-Ф. Лиотару или симулякрами по Ж. Бодрийяру.
12

От кризиса солидарности – к кризису социальной фрагментации.

13 Теоретические обоснования процессов и состояний социальной фрагментации, предложенные социологией радикального модерна и постмодерна, отразили как первые признаки кризиса традиционной солидарности, так и сложившиеся формы фрагментации. При этом, если социология модерна строила алармистский дискурс по поводу социальной фрагментации, то постмодернизм предложил ее нейтральную и даже позитивную оценку, поскольку фрагментация – одно из проявлений кризиса социальной реальности, который постмодернистская социология и философия отнюдь не считают отклонением.
14 Тем не менее этот постмодернистский тезис не послужил утешением ни для самого социума (особенно российского), ни для социологии. Внутри общества стал формироваться запрос на поиск оснований восстановления если не целостности, то по крайней мере жизнеспособности «ткани» социальных отношений и взаимодействий. Нередко он оказывался сопряженным не только с научными исследованиями1, но и идеологическими спекуляциями2. Внутри же социологической науки стало вызревать понимание «кризиса» социальной фрагментации, а значит, скепсис в отношении интерпретации ее как нормы и интенция на поиск новых теорий миропостроения. Противопоставляя солидарность разъединению, «войне всех против всех», отсутствию доверия и поддержки, социологи предприняли не только ревизию истории «вопроса о солидарности» [Филиппов, 2011: 4; Сорокин, Попова, 2021], но и попытались диагностировать «глубину и ширину» фрагментации [Дубин, 2009]. Такая попытка внесла существенный вклад в формирование междисциплинарного мейнстрима, в который также включились историки, экономисты, философы, политологи, правоведы [Зубаревич, 2016; Залоило, 2020; Зимин, 2014; Мешков, 2011].
1. Интеллигенция и бизнес: кто влияет на дела в стране (исследование ВШЭ, 2012 г.). URL: https://iq.hse.ru/news/177671301.html (дата обращения: 10.10.2021); Солидарность на фоне пандемии // ВЦИОМ. 29.12.2020. URL: >>>> (дата обращения: 10.10.2021).

2. Лоскутное одеяло. Почему углубляется фрагментация российского общества? URL: >>>> (дата обращения: 10.10.2021); Межуев Б. Солидарность станет основой нашей будущей идеологии. URL: >>>> (дата обращения: 10.10.2021); «Солидарная цивилизация» – главный российский бренд. URL: >>>> (дата обращения: 10.10.2021).
15 Запрос на новое теоретическое осмысление социальной фрагментации и ее эмпирическое изучение сформировался и в зарубежных социологических и междисциплинарных проектах последних двух десятилетий [Pham et al., 2020]. Определенные надежды исследователи возлагали на объединяющую силу глобализации, теоретическая парадигма которой была образована несколькими концепциями, предлагающими разное видение возможностей социальной интеграции. Так, сторонники гиперглобализации трактовали глобализацию как новый «клей» для социальной реальности, выполняющий функцию консолидации и выравнивания ее разнородной, мозаичной «ткани» (Э. Гидденс, Р. Робертсон, С. Латуш). По мнению Н. Штера, глобализация благодаря знаниям, экономической, культурной, технологической «синхронизации» делает мир гомогенным и унифицированным, и эта гомогенность становится аналогом традиционной солидарности, к которой современное (постсовременное) общество уже не может вернуться [Stehr, 1994].
16 Другая группа зарубежных ученых-теоретиков (среди них – И. Валлерстайн, С. Хантингтон, Э. Тирикьян), к которым примкнули и российские ученые (В. Иноземцев, А. Панарин), выразила серьезный скепсис по поводу способности глобализационных процессов соединить, интегрировать мир, отдельные цивилизации, общества, сообщества, локальности. Наряду с признанием способности глобализации усилить взаимосвязанность мира (через формирование глобальных институтов взаимодействия), они категорически отказали ей в потенциале органической интеграции, сплочения, доверия. Скептики глобализации всячески подчеркивали принципиальную разобщенность, расколотость, конфликтность, асимметрию и неравномерность социального мира в условиях глобализации [Tiryakian, 2014]. С их точки зрения, фрагментация мира превалирует над его глобальным сплочением.
17 Противоречив ответ теории сетевого общества, сформировавшейся в рамках глобальной социологии, на вопрос о способах преодоления социальной фрагментации. Казалось бы, эта теория дает надежду на возникновение новых оснований для интеграции и социального порядка, связанных с виртуальной сетевой реальностью (М. Кастельс, Дж. Урри). Такая реальность образована огромным количеством онлайн-сообществ, игнорирующих «старые» критерии дифференциации и поляризации («бедные – богатые», «капитализм – социализм», «запад – восток» и др.) и объединенных интересами, стилем жизни, субкультурными идентификаторами, которые между собой пересекаются, не образуя глубоких, труднопреодолимых трещин и разрывов. Сетевое общество, по М. Кастельсу, спаяно специфическим «безвременным» временем и «пространством сетевых потоков». В то же время сетевизация дифференцирует и фрагментирует национальные общества. Одни фрагменты объединяются с «партнерами» в транснациональные сети, другие фрагменты, будучи ограничены в мобильности и доступе к различным социальным благам, превращаются в своеобразные «гетто» внутри даже своей страны.
18

Фрагментация социальных сообществ в России в зеркале отечественной социологии.

19 Попытки найти теоретическое и эмпирическое объяснение фрагментации в российском обществе сформировали особый вектор развития отечественной социологии. Эмпирические исследования периодически фиксировали динамику процессов интеграции/дезинтеграции, сплочения/раскола, выявляли критические точки разрывов и восстановления социальных связей и отношений, определяли качество и изменения социального контекста, в которых эти процессы разворачивались. Что же касается теоретической социологии, то, по-видимому, в силу ее собственного кризиса, в ней пока не сложилась целостная теория социальной фрагментации, хотя определенные шаги к ее созданию наметились.
20 Особое направление теоретического поиска образовали работы российских социологов, посвященные интегрирующей/разобщающей силе социального времени. А.Б. Гофман считает, что бесконтрольное ускорение времени, ставшее императивом современного общества, превращается в фактор не только социальной стратификации, но и мозаичности, расколотости общества и его отдельных подсистем и элементов. Дискретность, прерывистость, разорванность времени лишает их континуальности и разбивает на изоляты, фрагменты [Гофман, 2017].
21 Обращаясь к вопросу о возникновении сложного общества, находящегося в состоянии травмы и турбулентности, С.А. Кравченко делает акцент на факторе фрагментирующей темпоральности. По его мнению, современный социум превращается из «долгоживущего» в «короткоживущий», поскольку в нем сокращается время функционирования различных институциональных структур, идеалов, ценностей, авторитетов, научного знания. Кроме того, для сложного социума характерен темпоральный дисхроноз, т.е. наличие различных темпомиров, в котором живут люди или целые социальные группы и общности. В связи с этим возникает востребованность нового социального порядка иного качества, который «обеспечивается относительно малыми усилиями профессиональных акторов за счет общей гуманизации человеческих отношений, увеличения креативного человеческого капитала» [Кравченко, 2013: 15]. Собственно, речь идет о необходимости восстановления традиционных человеческих отношений взаимопомощи и социальной ответственности, переосмысленных с учетом современного контекста.
22 В связи с гуманистическим поворотом российской социологии, обоснованным в работах С.А. Кравченко, актуализируется значение тех социологических теорий, в которых подвергаются реконцептуализации просоциальное поведение (добровольчество, альтруизм), добрососедские отношения, доверие, феномен межличностного и межгруппового прощения [Jeffries et al., 2006]. Заметим, что все эти теории указывают на восстановление целостности социальной «ткани» на уровне социальных групп и общностей – «ядровых» элементов социума.
23 Обращая внимание на актуализацию проблематики социальной солидарности в зарубежной и отечественной социологии, П.С. Сорокин и Т.А. Попова предлагают обратить внимание на микроуровневые процессы и в этом направлении научного поиска объединить теоретический и методический бэкграунд социологии (П. Сорокин, М. Арчер), когнитивных наук, нейропсихологии, применить теорию нового институционализма (Н. Флигстин, Д. МакАдам), которая показывает особую роль агентности в формировании социальных полей и «экзистенциальный» характер социальной сплоченности [Сорокин, Попова, 2021]. Такой междисциплинарный поворот, по их мнению, позволит выявить «объективные», физиологические микрооснования альтруизма, морали и сплоченности. Избегая ловушек излишней биологизации социальной реальности и, соответственно, не теряя из виду социальную природу человеческой солидарности, предложенная авторами междисциплинарная методология могла бы дать еще один продуктивный ответ на вопрос о способах преодоления социальной фрагментации.
24 Очевидно, что сегодня в отечественной социологии исследование социальной фрагментации неотделимо от ответа на вопрос о способах восстановления целостности российского общества. Ж.Т. Тощенко, развивая теорию социальной травмы, связывает ее, прежде всего, с определением пути выхода России из состояния травмированного общества [Тощенко, 2020]. В терминах предложенной теории социальную фрагментацию, вызванную в одних странах «цветными» революциями» или насильственным внешним вмешательством, в других – бездарным управлением, этническими и конфессиональными противоречиями, можно отнести как к травмирующим факторам, так и к последствиям травмированного общества.
25 Особый акцент Ж.Т. Тощенко ставит на способности системы управления обществом создавать непротиворечивую, согласованную программу его развития, обладающую солидаризирующей силой. Отсутствие позитивной объединяющей национальной идеи, доминирование клановых интересов экономических и политических элит, злость и разочарование депривированных групп населения, слабая социальная поддержка и отсутствие сильной политики борьбы с разными видами неравенства приводят к тому, что в России фрагментация «спускается» с макроуровня на микроуровень, проникая внутрь социальных групп и общностей.
26 На наш взгляд, перспективный теоретический вектор исследования фрагментации сообществ в России предложен в концепции межгруппового прощения. Эта концепция берет свое начало в психологии и социальной психологии, но на нее в последнее время стала обращать внимание и социология, более пристальное – зарубежная [Horowitz, 2010; Rathsman, 2013; Grey, 2019], частично – отечественная [Сидорова, 2016].
27 Категория прощения позволяет раскрыть морально-этические аспекты социальной фрагментации (комплекс обиды одних социальных сообществ на других), ее социально-политическое измерение (требование политики прощения, ожидание прощения как политического акта), социокультурный контекст (несформированность культурных паттернов примирения) [Леви, Шнайдер, 2019]. Развитие социологической теории прощения актуально в связи с тем, что практики публичного прощения, получившие в России массовое распространение в последние годы и используемые в качестве средства «воспитания» инакомыслящих, на самом деле не имеют ничего общего с преодолением фрагментации политических сообществ, имеющих принципиальные различия в их идеологических установках3.
3. Ритуал вины и позора. URL: >>>> (дата обращения: 17.10.2021).
28 Проведенные в последние годы эмпирические исследования российского общества и образующих его структуру социальных сообществ показали востребованность социологических теорий, которые объясняют особенности фрагментации и возможности ее преодоления применительно к конкретному случаю или конкретному сообществу. Приведем два примера: первый отражает ситуацию межгрупповых отношений в российском обществе в период пандемии, второй показывает процессы фрагментации российского университетского сообщества.
29 Для объяснения противоречивых тенденций фрагментации/сплочения в российском обществе во время пандемии российские социологи обратились к теории «сообществ судьбы», предложенной П. Бэром, и адаптировали ее для анализа ковидной и постковидной реальности [Ярмак и др., 2020; Вахштайн, 2020]. По данным эмпирических исследований 2020–2021 гг. в российском обществе налицо переплетение тенденций социальной фрагментации, с одной стороны, и усиления социальной солидарности, с другой.
30 Так, по данным мониторинга НИУ ВШЭ, в период пандемии снизился уровень обобщенного доверия граждан друг к другу, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что каждый пятый в разгар эпидемии (весной 2020 г.) настороженно относился к незнакомым людям. Независимо от этого обстоятельства, резко выросло число тех, кто был готов помогать и реально помогал чужим людям (91% из тех, кто доверял, и 88% тех, кто не доверял)4. В то же время у россиян окрепло чувство доверия к ближнему кругу общения, и среди тех, кто доверял близким, оказалось больше тех, кто оказался готов помогать соседям, оказавшимся в беде. При этом связь между названными двумя показателями (доверием к близким и готовностью помогать соседям) проявилась более четко и однозначно, чем связь обобщенного доверия и готовности помогать.
4. Изменилось ли доверие в российском обществе во время пандемии. 17.06.2020. URL: >>>> (дата обращения: 18.10.2021).
31 В следующем 2021 г. в России возникли и стали расширяться сообщества «ковид-диссидентов» или «ковид-скептиков», объединенные неверием в реальность нового вируса, и «антипрививочных сектантов», проявляющих протест против ускоренной и принудительной вакцинации. Таким образом, на фоне роста альтруизма и усиления доверия на микроуровне (семьях, соседских сообществах) появились новые линии разлома, по которым социальная «ткань» снова «поползла» и обнажила острые конфликты и интолерантность, вылившиеся в итоге в феномен ковид-дискриминации. Примечательно, что в 2020 г., когда институты государства были в растерянности или погружены в заботах о быстром разворачивании экстренной медицинской, социальной, бытовой помощи, процессы внутригрупповой и межгрупповой консолидации складывались быстрее и органичнее.
32 Для понимания сложившейся ситуации, которая динамично развивается по сей день и эмпирически фиксируется, недостаточно объяснительного потенциала теории доверия или добровольчества, поскольку они отражают процессы сплочения только в определенных группах российского общества. Нужна еще одна теоретическая рамка или позиция, которая способна объяснить парадоксальность сплетения солидарности и фрагментации. Российские социологи обнаружили такой потенциал в теории «сообществ судеб» П. Бэра, предложившего три сценария развития сообществ в условиях масштабной угрозы, определяющей их настоящее и будущее. Применяя эту теорию к ситуации пандемии в российских условиях, мы видим, что в нем реализуются все три сценария – сценарий солидаризации («пандемия сплачивает»), сценарий поляризации («пандемия делает врагами») и сценарий атомизации («пандемия разобщает»).
33 Второй пример поиска теорий, объясняющих фрагментацию конкретной социальной общности, приведем, обращаясь к фрагментации университетского сообщества в российском высшем образовании, которые попали в фокус внимания отечественной социологии [Абрамов и др., 2016; Курбатова, Каган, 2016; Амбарова и др., 2020].
34 Согласно данным исследований, трансформация российских университетов привела к глубоким изменениям в системе академических ценностей, моделей поведения и взаимодействий, содержании профессиональных ролей. Деформированными оказались отношения доверия и солидарности [Зборовский, Амбарова, 2019: 455–506]. В этих условиях стали формироваться основания для фрагментации университетского сообщества, т.е. разделения его на отдельные, относительно автономные структуры и образования. Вместо единого базиса идентификации появилось несколько различных идентификационных оснований. Усилились отношения жесткой конкуренции за ресурсы и статусы. Ощущения разобщенности стали разъедать некогда крепкую ткань социальных отношений внутри университетской «корпорации».
35 Теоретические обоснования фрагментации университетского сообщества, предложенные только теориями доверия и сетевизации высшего образования, оказались недостаточными. Они не объясняли до конца, почему в одном из самых старых и «крепких» профессиональных сообществ наблюдается образование «отщепов», мозаичности научных школ, научного знания. Теоретический поиск привел разных исследователей к одному знаменателю – социологическим теориям университетского управления. Концепции академического капитализма, академического менеджериализма позволили сформировать адекватную теоретическую рамку, позволяющую не только увидеть первоисточники фрагментации, имеющие управленческую природу, но и соотнести исследуемый феномен со стратегиями переформатирования инерционного институционального дизайна российской высшей школы.
36

Заключение.

37 Социологическое изучение процессов социальной фрагментации сообществ в России актуализировано в нескольких аспектах: в контексте становления общества постмодерна, глубокой трансформации институциональной и общностной структуры российского социума, в рамках отраслевых проблем культурной дезинтеграции и дефицита общественной солидарности, политического конфликта, усиления социального неравенства и связанной с ним социальной зависти. Никто из авторитетных отечественных социологов в своих макросоциологических исследованиях трансформации российского общества не обошел их своим вниманием, делая акцент, прежде всего, на ценностно-нормативных проявлениях фрагментации, а также социетальных и институциональных ее последствиях. В поле зрения социологов, фокусирующих свой взгляд на микропроцессах, маркеры социальной фрагментации (конфликтность, изоляция, отсутствие общих оснований идентификации и др.) также попадают достаточно часто, поскольку фрагментирование/интегрирование «ткани» социальных отношений и взаимодействий представляют основные процессы в ядре социума – социальных группах и общностях.
38 Эмпирические исследования социальной фрагментации и противоположных ей процессов солидаризации и интеграции общества и общностей, проводимые в рамках отраслевых социологий, дают богатый материал для размышлений, но требуют теоретических рамок, позволяющих генерализировать и концептуализировать его. «Ревизия» же социологических теорий, обладающих объяснительным потенциалом для изучения социальной фрагментации социальных сообществ в России, показывает не столько недостаток теоретических подходов, сколько их собственную мозаичность. По-видимому, социологическое знание (не только отечественное, но и зарубежное) попадает в «ловушку» фрагментации и не находит пока в себе силы сгенерировать обобщающую теорию. Возможно, что сама социальная реальность, порождающая фрагментацию, настолько подвижна, изменчива и турбулентна, что за этим постоянным ее движением трудно увидеть и однозначно определить в теоретических концептах и схемах законы и закономерности – важнейшие элементы социологической теории.

Библиография

1. Абрамов Р., Груздев И., Терентьев Е. Тревога и энтузиазм в дискурсах об академическом мире: международный и российский контексты // Новое литературное обозрение. 2016. № 2. С. 16–32.

2. Амбарова П.А., Шаброва Н.В., Ермолаева С.Г. Доверять ли коллегам? К вопросу о внутриобщностном доверии преподавателей высшей школы // Педагогический журнал Башкортостана. 2020. № 3. С. 11–21. DOI: 10.21510/1817-3992-2020-88-3-11-21.

3. Андреева Г.М. К вопросу о кризисе идентичности в условиях социальных трансформаций // Психологические исследования. 2011. № 6: 3–12.

4. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002.

5. Бауман З. Текучая современность. СПб.: Питер, 2008.

6. Вахштайн В. Пандемия, страх, солидарность // Россия в глобальной политике. 2020. № 3. С. 155–162.

7. Галецкий В. Критическая апология мультикультурализма // Дружба народов. 2006. № 2. С. 169–189.

8. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: Весь Мир, 2004.

9. Гофман А.Б. Концептуальные подходы к анализу социального единства // Социологические исследования. 2015. № 11. С. 29–36.

10. Гофман А.Б. Слишком быстро?! Культура замедления в современном мире // Социологические исследования. 2017. № 10. С. 141–150. DOI: 10.7868/S0132162517100166.

11. Дубин Б. Режим разобщения // Pro et Contra. 2009. Т. 13. № 1. С. 6–19.

12. Залоило М.В. Фрагментация как современная тенденция развития правового пространства // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2020. № 1. С. 27–49. DOI: 10.17323/2072-8166.2020.1.27.49.

13. Зборовский Г.Е., Амбарова П.А. Социология высшего образования. Екатеринбург: Гум. ун-т, 2019.

14. Зимин В.А. Фрагментированное общество как институциональная константа политической культуры // Концепт. 2014. Т. 20. С. 886–890.

15. Зубаревич Н.В. Современная Россия: география с арифметикой // Отечественные записки. 2012. № 1(46). С. 55–64.

16. Карпов А.О. Диссонансная толерантность как альтернатива позитивной толерантности мультикультурализма // Социологические исследования. 2015. № 10. С. 152–157.

17. Кравченко С.А. Востребованность гуманистического поворота в социологии // Социологическая наука и социальная практика. 2013. № 1. С. 12–23.

18. Кравченко С.А. Социология модерна и постмодерна в динамически меняющемся мире. М.: МГИМО, 2007.

19. Куракин Д. Трагедия неравенства: расчеловечивая «тотального человека» // Социологическое обозрение. 2020. Т. 19. № 3. C. 167–231. DOI: 10.17323/1728-192x-2020-3-167-231.

20. Курбатова М.В., Каган Е.С. Оппортунизм преподавателей вузов как способ приспособления к усилению внешнего контроля деятельности // Журнал институциональных исследований. 2016. Т. 8. № 3. С. 116–136.

21. Леви Д., Шнайдер Н. Права человека и конфликты памяти: политика прощения // Неприкосновенный запас. 2019. № 5. С. 47–67.

22. Мешков Д.Н. Некоторые факторы фрагментации и целостности современного общества // Регионология. 2011. № 4. С. 281–288.

23. Павлов А. Постпостмодернизм: как социальная и культурная теории объясняют наше время. М.: Дело, 2019.

24. Пантин В.И. Ценностные размежевания и расколы в современных обществах: влияние на социально-политическое развитие // История и современность. 2020. № 3. С. 23–41. DOI: 10.30884/iis/2020.03.02.

25. Сидорова М. Прощение как опыт возможного: подходы Х. Арендт и П. Рикёра // Социологическое обозрение. 2016. Т. 15. № 2. С. 192–207. DOI: 10.17323/1728-192X-2016-2-192-207.

26. Сорокин П.С., Попова Т.А. Классические и современные подходы к исследованию солидарности: проблемы и перспективы в условиях деструктурации // Вестник РУДН. Серия: Социология. 2021. Т. 21. № 3. C. 457–468. DOI: 10.22363/2313-2272-2021-21-3-457-468.

27. Тощенко Ж.Т. Общество травмы: между эволюцией и революцией (опыт теоретического и эмпирического анализа). М.: Весь Мир, 2020.

28. Урри Дж. Мобильности. М.: Праксис, 2012.

29. Феофанов К.А. Никлас Луман и функционалистская идея ценностно-нормативной интеграции: конец вековой дискуссии // Социологические исследования. 1997. № 3. С. 48–59.

30. Филиппов А. Мобильность и солидарность. Статья 1 // Социологическое обозрение. 2011. Т. 10. № 3. С. 4–20.

31. Черныш М.Ф. Институциональные основы неравенства в современном обществе // Мир России. 2021. Т. 30. № 3. С. 6–28. DOI: 10.17323/1811-038X-2021-30-3-6-28.

32. Ярмак О.В., Страшко Е.В., Шкайдерова Т.В. Реакция на пандемию COVID-19 интернет-аудиторий Москвы, Санкт-Петербурга и Севастополя (по материалам медиа-аналитического исследования) // Вестник Института социологии. 2020. Т. 11. № 3. C. 121–142. DOI: 10.19181/vis.2020.11.3.666.

33. Grey S. Returning to the Source Revisiting Arendtian Forgiveness in the Politics of Reconciliation // Theoria. 2019. Vol. 66. No. 161. P. 37–65. DOI: 10.3167/th.2019.6616103.

34. Horowitz I.L. Daniel Maier-Katkin, Stranger from Abroad: Hannah Arendt, Martin Heidegger, Friendship and Forgiveness // Society. 2010. Vol. 47. No. 4. P. 361–362. DOI: 10.1007/s12115-010-9336-0.

35. Jeffries V., Johnston B.V., Nichols L.T. et al. Altruism and Social Solidarity: Envisioning a Field of Specialization // The American Sociologist. 2006. Vol. 37. No. 3. P. 67–83. DOI: 10.1007/s12108-006-1023-7.

36. Luhmann N. The Differentiation of Society. New York: Columbia University Press, 1982.

37. Pham T.M., Kondor I., Thurner S. The Effect of Social Balance on Social Fragmentation // Journal of the Royal Society Interface. 2020. Vol. 17. No. 172. DOI: 10.1098/rsif.2020.0752.

38. Rathsman K. Forgiveness and Reconciliation in a Sociological Context // Sociologisk Forskning. 2013. Vol. 50. No. 2. P. 139–156.

39. Stehr N. Knowledge Societies. London: Sage, 1994.

40. Tiryakian E.A. Civilization in the Global Era: One, Many... or None? In: Social Theory and Regional Studies in the Global Age / Ed. by S. Arjomand. New York: State University of New York Press, 2014. P. 91–112.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести