Везде
Судебные переводчики в расследовании уголовных дел: типы профессионального поведения и социальные практики
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Судебные переводчики в расследовании уголовных дел: типы профессионального поведения и социальные практики
Аннотация
Код статьи
S013216250012811-5-1
DOI
10.31857/S013216250012811-5
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Масловская Елена Витальевна 
Должность: ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Социологический институт РАН – филиал ФНИСЦ РАН
Адрес: Российская Федерация, Санкт-Петербург
Выпуск
Номер 2
Страницы
39-48
Аннотация

Представлены результаты исследования профессиональной деятельности переводчиков в уголовном судопроизводстве с участием мигрантов из постсоветских государств. Автор опирается на социологическую теорию П. Бурдье, в том числе концепцию юридического поля. В качестве основного эмпирического метода использованы полуструктурированные интервью с судебными переводчиками, руководителями бюро переводов, следователями и адвокатами. Раскрываются особенности формальных и неформальных отношений переводчиков с вовлеченными в следственные действия сторонами. Предложена классификация типов профессионального поведения судебных переводчиков. Выявлено, что следование определенному типу поведения зависит от уровня образования, легальности статуса и социальных характеристик. Выделены модели поведения судебных переводчиков, на выбор которых влияют размер диаспоры, степень этнической солидарности и плотность социальных связей. Особое внимание уделяется структурному контексту взаимодействия переводчиков и юристов, используемым ими стратегиям и тактикам. Как показало исследование, сложившаяся структура юридического поля предопределяет воспроизводство гомологичной ей стратифицированности сообщества переводчиков.

Ключевые слова
социология права, юридическое поле, правоохранительные органы, мигранты, судебные переводчики, профессиональное поведение
Классификатор
Получено
24.02.2021
Дата публикации
25.03.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
38
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Возросшая потребность в услугах по переводу в ходе судебного процесса является одним из последствий расширения этнического разнообразия современных обществ, во многом обусловленного миграционными процессами. Все чаще участниками судопроизводства (в том числе досудебного расследования) становятся люди, недостаточно хорошо владеющие или совсем не владеющие официальным языком данной страны. Изучению влияния переводчика на ход и результат следственных действий посвящены работы ряда зарубежных ученых [Aliverti, Seoighe, 2017; Kaczmarek, 2016; Morris, 2010]. Результаты проведенных ими исследований выявили несоответствие между предписанным профессиональным поведением и социальными практиками переводчиков, не являющимися невидимыми и пассивными участниками. В работах отечественных социологов ранее изучению профессионального поведения переводчиков в процессе досудебного расследования не уделялось внимания, что отчасти связано со сложностью доступа к непосредственному наблюдению их работы.
2 В последние годы приглашение переводчика стало обычной практикой в российских судах и следственных органах. Высокая стоимость услуг переводчиков и отсутствие доверия к ним приводят к тому, что юристы неоднозначно оценивают роль переводчика в уголовном судопроизводстве и даже необходимость его непосредственного участия. При этом многие следователи и адвокаты предпочитают переводчиков, готовых выйти за пределы предписанных им функций, содействуя той или иной процессуальной стороне. Особенность переводчиков как участников судопроизводства состоит в том, что они действуют на «чужой территории» – в социальном пространстве, монополизированном юристами, не стремящимися делиться своими исключительными полномочиями с представителями других профессий. Можно предположить, что юристы будут постоянно подчеркивать инструментальный характер участия переводчика, стремясь, кроме того, нивелировать опасность содействия переводчика обвиняемому в силу общности их культурного кода. Следует также учитывать, что сообщество судебных переводчиков с языков народов постсоветских стран крайне неоднородно по социальному составу, уровню образования и степени укорененности в принимающем обществе.
3 Исследование направлено на анализ социальной природы и социальных эффектов возрастающей вовлеченности судебных переводчиков в уголовное судопроизводство с участием мигрантов из постсоветских стран. Поскольку судебный перевод оказывается социальной практикой, включенной в отношения асимметричности власти, особое внимание уделено выявлению стратегий и тактик, которые используют судебные переводчики и следователи.
4

Теоретические рамки и эмпирическая база исследования.

5 Профессиональная деятельность судебных переводчиков изучается с позиций различных научных дисциплин – прежде всего, лингвистики и социологии. Появление лингвистически ориентированных исследований было во многом связано с желанием развенчать миф о безликости и невидимости переводчиков и подчеркнуть важность включения методов лингвистики в арсенал криминологии. В частности, С. Ваденсьо, опираясь на результаты непосредственного наблюдения допросов мигрантов в полицейских участках Швеции, продемонстрировала, что переводчики вовсе не ведут себя в соответствии с предписанной им ролью невидимого «кондуита». Обосновывая статус судебного переводчика как равноправного участника следственных действий, она предложила дискурсивно-ориентированный подход к описанию интеракции с его участием [Wadensjö, 1998]. В последующие годы специфика допроса с участием переводчика получила отражение в работах ряда исследователей-лингвистов [Berk-Seligson, 2009; Nakane, 2014; Russell, 2002].
6 Как продемонстрировали проведенные исследования, переводчики все чаще рассматривают себя в качестве культурных медиаторов/брокеров, выступая экспертами в области лингвистики, культуры и даже права страны обвиняемого [Ahmad, 2007; Gibb, Good, 2014]. В ходе дискуссии о возможных последствиях тенденции к расширительному пониманию роли судебного переводчика ряд авторов обратили внимание на то, что отождествление деятельности переводчика и культурного медиатора порождает амбивалентность и неопределенность, что может отрицательно сказаться на развитии профессиональной сферы перевода [Hale, 2008; Pöchhacker, 2008]. Однако в такого рода исследованиях не учитывался весь спектр типов профессионального поведения переводчика. Кроме того, вне поля зрения исследователей-лингвистов оставались социальные условия и факторы, способствующие выбору определенного типа поведения.
7 Авторы социологически ориентированных исследований сфокусировались на изучении института подготовки судебных переводчиков и профессиональных ассоциаций, самопрезентации переводчиков, условий их работы, различий в представлении о функциях и роли переводчика в юридическом контексте [Hale et al., 2019; Inghilleri, 2003; Lee, 2009; Morris, 2010; Norström et al., 2012; Resta, Ioannidis, 2016]. В некоторых работах использовались отдельные понятия социологической теории П. Бурдье, но не его подход к анализу стратификации профессиональных групп. Вместе с тем недостаточно учитывались такие конституирующие взаимодействие юристов и переводчиков характеристики, как асимметричность властных отношений, слабые ресурсные позиции переводчика, различающиеся цели и интересы данных групп акторов.
8 Примером успешного применения и творческого развития идей Бурдье могут служить исследования миграции в работах Дж. Ким [Kim, 2018; 2019]. Используя теоретический арсенал социологии Бурдье, исследовательница переосмысливает характер социальных отношений между группами акторов, связанных с процессами транснациональной миграции. Она демонстрирует, что монополия государственных институтов на установление критериев оценки и легитимации различных форм капитала, которым обладают мигранты, ограничивается в результате деятельности формальных и неформальных брокеров, способствующих конверсии первоначального социального и культурного капитала в «миграционный капитал» (migration-facilitating capital). Некоторые элементы предложенного Ким подхода применимы и к судебным переводчикам, поскольку они, как правило, являются мигрантами и могут выступать в роли культурного брокера.
9 Использование только лишь понятий общесоциологической теории Бурдье не позволяет раскрыть особенности взаимодействия акторов в правовой сфере, которая характеризуется специализированностью профессионального юридического языка и правовых процедур. В этом случае необходимо обратиться к сформулированной этим французским социологом концепции юридического поля и ее современным интерпретациям [Бурдье, 2005: 75–128; Dezalay, Madsen, 2012]. Как показывает Бурдье, неизбежно возникающая в рамках данного поля граница между носителями юридического капитала и не-юристами предполагает, что акторы, не имеющие необходимой компетенции, могут выступать лишь клиентами специалистов или инструментально использоваться ими в борьбе за усиление своих позиций.
10 В целом характеристики взаимодействия между конкретным дознавателем, полицейским или следователем и судебным переводчиком выражают структуру отношений между юридическим полем и полем перевода, которые можно охарактеризовать как символическое доминирование. Переводчики вырабатывают различные тактики поведения в юридическом поле, поскольку они вынуждены лавировать между конкурирующими процессуальными сторонами, учитывая особенности целей и задач профессиональных участников судопроизводства, а также нередко испытывая давление со стороны диаспоры. В результате формируются различные модели поведения переводчиков.
11 В качестве теоретической рамки исследования, таким образом, выступает сочетание социологического подхода к изучению деятельности переводчиков, общесоциологической теории П. Бурдье и его концепции юридического поля. Это позволяет не только анализировать логику поведения судебных переводчиков, но также учитывать социальные условия их деятельности и ее контекстуализацию в юридическом поле. За рамками исследования остался процесс медиатированной переводчиком коммуникации между следователем и правонарушителем во время допроса, поскольку его непосредственное наблюдение крайне затруднено.
12 Эмпирической базой исследования выступают, прежде всего, полуструктурированные интервью с судебными переводчиками, руководителями бюро переводов, следователями, адвокатами. Всего в 2019–2020 гг. было проведено 21 такое интервью. Кроме того, использовались данные невключенного наблюдения в судах общей юрисдикции Санкт-Петербурга, Москвы и Нижнего Новгорода по делам, участниками которых выступали мигранты из государств Средней Азии и Закавказья. Отдельный интерес представляли судебные заседания, в ходе которых рассматривался вопрос о продлении срока содержания обвиняемого под стражей, поскольку одновременное присутствие на них представителей прокуратуры и следствия, а также адвоката и переводчика позволяло наблюдать их взаимодействие. Эмпирическая база включала также материалы сайтов бюро переводов и некоммерческих организаций, оказывающих социальную и юридическую помощь мигрантам.
13

Последствия неопределенности требований законодательства к оценке профессиональной компетентности переводчика.

14 Российское законодательство рассматривает переводчика как одного из «иных участников уголовного процесса», присутствие которого должно содействовать достижению целей правосудия. При этом в законодательстве отсутствует указание на уровень профессиональной подготовки судебного переводчика, есть лишь ссылка на «свободный» уровень владения соответствующим языком. На практике вопрос о необходимости услуг переводчика решается после задержания, уже в отделении полиции. Сложность может возникнуть, например, если задержанный указывает на себя как узбека по национальности, но родился (или проживал) в Таджикистане и необходимо определить, переводчика с какого языка требуется пригласить. Для следователей это проблема, разрешить которую невозможно, руководствуясь лишь формулировкой о свободном владении соответствующим языком. В подобной ситуации необходим переводчик, владеющий еще и методикой определения того, какой из языков задержанный знает лучше.
15 Отношение следователей к неизбежности присутствия переводчика менялось в течение последних 15–20 лет. Первоначально большинство рабочих-мигрантов принадлежали к поколению рожденных в СССР и владели русским языком сравнительно неплохо. В связи с этим участие переводчика казалось следователям избыточным, нередко они не информировали задержанного о праве на помощь переводчика, поскольку «переводчик только мешает, путает все» (следователь, Санкт-Петербург). Однако с середины 2000-х гг. и особенно в 2010-е гг. среди мигрантов возросло число представителей более молодого поколения, жителей сельских районов, гораздо хуже (или иногда совсем не) владеющих русским языком. Игнорирование следователями требования законодательства о привлечении переводчика приводило к тому, что подсудимые через адвокатов добивались отмены приговора или возвращения дела на доследование по формальному основанию – отсутствию переводчика. «Задержанный утверждал, что понимает русский язык, поэтому переводчика не приглашали, а потом на суде он заявлял, что ему нужны документы на родном языке, и дело возвращали, и такое случалось несколько раз» (следователь, Санкт-Петербург).
16 В настоящее время участие переводчика в процессе воспринимается скорее формально, в силу необходимости соблюдения требований закона: «Хотя обвиняемые и говорят по-русски, но в соответствии с законом должен быть переводчик» (следователь, Нижний Новгород). В интервью лишь сами судебные переводчики подчеркивали свой профессиональный статус, апеллируя к праву задержанного: «Переводчик должен быть, это конституционное право, если задержанный не владеет русским языком» (переводчик, Москва).
17 Помимо отсутствия в законодательстве требований к уровню профессиональной компетентности судебного переводчика, в России не создана единая государственная служба переводчиков. Рынок переводческих услуг децентрализован и представлен коммерческими организациями. В связи с этим на практике уровень требований к сотруднику бюро переводов не включает необходимость иметь диплом о филологическом образовании. Согласно информантам, вместо него может быть диплом по технической или даже сельскохозяйственной специальности, подлинность которого никто не проверяет. Кроме того, сложилась практика преимущественного взаимодействия отдельных бюро только с правоохранительными органами.
18 В бюро, постоянно работающих с полицией и дознанием, требования к квалификации сотрудников, по словам информантов, невысокие: «Вообще неважно, какое образование и есть ли оно, главное – носитель языка, какие-то особые навыки не требуются» (переводчик, Санкт-Петербург). В целом при подборе сотрудников руководители бюро руководствуются двумя основными принципами. Во-первых, чем более редкий язык необходим, тем меньше требований (в том числе и формального характера) предъявляется к переводчику. Во-вторых, поиск сотрудников осуществляется, как правило, через знакомых, друзей, членов диаспоры, рекомендация или протекция со стороны которых нередко играет определяющую роль.
19 Для большинства судебных переводчиков данный вид деятельности не является единственным. Обычно эта работа совмещается с другими видами занятости – от мелкой торговли до преподавания в школе или работы на небольшом производстве. Согласно интервью, среди переводчиков сравнительно мало мигрантов, имеющих патент на работу именно в этом качестве. Как правило, в патентах указаны другие специальности. По словам опрошенных руководителей бюро, часть сотрудников – те, кто переехал из бывших советских республик в Россию на постоянное место жительства и решил использовать знание родного языка для получения дополнительного дохода. Определенный интерес работа судебным переводчиком представляет и для мигрантов второго поколения, обучающихся на юридических факультетах. Они стремятся «изнутри» узнать об особенностях функционирования правоохранительной и судебной систем, приобрести необходимый социальный капитал перед тем, как начать работать по специальности.
20

Оплата услуг по переводу: серая зона.

21 Тема вознаграждения за услуги по переводу является одной из самых чувствительных и дискуссионных. В интервью политику оплаты труда переводчиков критически оценивали, например, адвокаты по назначению, конкурирующие с ними за выплаты из федерального бюджета. А в ходе судебных заседаний судьи высказывали недоумение по поводу того, что услуги переводчика могут обходиться казне дороже, чем стоимость похищенного имущества. В то же время наблюдается существенная разница между предписанным порядком оплаты и тем, как она осуществляется. Согласно нормативным документам, оплата переводчику, приглашенному представителем государственного органа, должна соответствовать принятым процедурам и, несомненно, носить легальный характер. Однако на вопрос о том, каким образом могут быть выплачены причитающиеся суммы, ни законодательство, ни судебная практика ясного ответа не дают, хотя и упоминают о необходимости установления гражданско-правовых отношений между переводчиком и соответствующим правоприменительным органом. В реальности все вовлеченные акторы по разным причинам оказываются заинтересованы в более сложных комбинациях.
22 Схема оплаты в правоохранительных органах состоит в том, что переводчику платят, как правило, наличными сразу же за первый час работы. Оплата за последующие часы обычно оформляется официально, т.е. деньги переводчик получает через какой-то период времени. «Специфика у нас такая – мы не сразу получаем деньги. Главное управление может заплатить быстро, а вот если районное отделение, то они могут заплатить и через полгода» (переводчик, Санкт-Петербург). В пакет документов, который должен представить переводчик для начисления зарплаты, входит заявка на услуги по переводу от органов полиции или следственных органов, постановление следователя о назначении его переводчиком по конкретному делу и акт о проведенной работе с подписью должностного лица и печатью государственного органа. В Следственном Комитете (далее СК) следователь печатает постановление о назначении переводчика, а документы на оплату переводчики оформляют самостоятельно: «сами бегаем и подписываем все бумажки, следователь этим не занимается» (переводчик, Москва). В отделах внутренних дел существует другая практика: «следователь все делает сам, а поскольку функций у него очень много… плюс, может быть, им фонд оплаты переводов не выделяют или они экономят на этом… в результате они не перечисляют деньги» (переводчик, Москва). Руководители бюро переводов отмечали в интервью, что ими было выработано общее правило взаимодействия с районными отделами МВД: «не работаем официально, т.е. договоры не заключаем, они недоговороспособны, поэтому только за наличку» (руководитель бюро переводов, Санкт-Петербург).
23 Размер оплаты услуг переводчика различается не только в СК, МВД и судах, но «даже в разных судах, в разных отделах СК и отделах полиции» (переводчик, Москва). Более того, как свидетельствуют результаты исследования, оплата работы переводчиков находится в серой зоне. Официально, с оформлением всей соответствующей документации, переводчики работают только с Главным управлением СК или МВД. Чем ближе к уровню районных отделов, тем в большей степени циркулируют наличные деньги, выплачиваемые следователями, по словам информантов, «из своего кармана» (переводчик, Санкт-Петербург). В таких схемах заинтересованы не только переводчики, но и следователи, поскольку это позволяет быстрее решать насущные рабочие вопросы, способствует формированию и сохранению неформальных отношений, делает переводчиков более «отзывчивыми» к просьбам следователей. В свою очередь, следователи могут завысить официально оформляемое количество отработанных переводчиком часов в зависимости от его готовности содействовать интересам следователя. Согласно информантам, к проверке документов на оплату труда переводчиков в Судебном департаменте стали более внимательно подходить только в 2018 г., когда были выявлены массовые случаи чрезмерного увеличения следователями часов работы переводчиков.
24 Стремление сохранить постоянный рабочий контакт со следователем может привести к тому, что переводчик решится получить наличными только за первый час работы, а остальное время работать «как бы бесплатно», или «скинуть немного за обвинительное заключение» (переводчик, Нижний Новгород), или согласиться получить деньги только после окончания работы. Позволить такой тип поведения может лишь опытный, давно работающий переводчик, не испытывающий недостатка в заказах. Тем не менее в интервью упоминались распространенные (особенно в полиции и органах дознания) случаи невыплат вознаграждения за оказанные услуги. Информанты описывали ситуации давления со стороны следователей или полицейских, которые пытались избежать оплаты работы переводчика. Чаще всего такая практика используется по отношению к начинающим переводчикам, которые держатся за работу и «боятся, что вызовут другого, если он откажется работать без денег, поэтому соглашаются» (переводчик, Нижний Новгород). Опасность, по словам руководителей бюро, заключается не только в потере дохода, но и в том, что правоприменители могут превратить единичные случаи невыплат вознаграждения в постоянную практику: «Бесплатно работать – только развращать следователей» (руководитель бюро, Санкт-Петербург). Вместе с тем встречаются случаи задержки заработной платы переводчикам со стороны руководителей бюро.
25 В целом в области оплаты труда многое зависит от таких факторов, как статус переводчика, наличие символического капитала, постоянных заказов, социальной компетенции по обмену услугами со следователями и руководителем бюро.
26

Переводчики в уголовном судопроизводстве: типы и модели профессионального поведения.

27 В идеале переводчик должен обеспечить взаимопонимание участников следственных действий, разрушив языковой барьер между ними. Предполагается, что переводчик будет воздерживаться от оценок действий сторон, от высказывания своего мнения по поводу виновности или невиновности задержанного, в целом будет придерживаться нейтральной и независимой позиции. Однако этот образ не учитывает сложность и социальную природу участия переводчиков в судопроизводстве. В ходе исследования были выделены следующие «чистые» типы профессионального поведения судебных переводчиков.
28 1. Нейтральный специалист – переводчик, который качественно выполняет свои обязанности, закрепленные законодательством, в строгом соответствии с принципом невмешательства в содержание процесса. Это требует от переводчика высокого уровня культурного капитала, приверженности профессии в большей степени, чем этнической солидарности, наличия опыта взаимодействия с должностными лицами и представителями властных групп, определенных личностных характеристик (таких как умение отстаивать собственную позицию). В свою очередь, опыт и личностные характеристики переводчика обусловлены социальным статусом, возрастом, гендерной принадлежностью.
29 Двойственность положения переводчика приводит к тому, что, с одной стороны, обвиняемые ожидают от него помощи, подсказок о том, как лучше ответить на вопрос следователя или разъяснений о том, что будет происходить в суде, куда их повезут и как долго будут держать в СИЗО. С другой стороны, следователь постоянно «прощупывает» переводчика, выясняя шаг за шагом готовность выйти за рамки предписанного, содействуя не поиску юридической истины, а карьерным интересам следователя. В связи с этим постоянно придерживаться роли независимого участника процесса удается немногим, и в определенных обстоятельствах переводчики в той или иной степени выходят за рамки предписанных функций.
30 2. Противоположный тип помощника следователя предполагает прямое сотрудничество с представителями правоохранительных органов. Переводчик, который относится к данному типу, в нарушение своих профессиональных обязанностей вводит в заблуждение обвиняемых, помогает фальсифицировать обвинительные постановления, оформлять незаконные задержания, склоняет обвиняемых к подписанию документов, не дожидаясь их письменного перевода на родной язык, подталкивает к даче взяток. Как правило, данный тип поведения характерен для мигрантов, не обладающих необходимым культурным капиталом для качественного выполнения обязанностей переводчика. У них отсутствует высшее образование, а также патент на работу переводчиком. Иногда они являются нелегальными мигрантами, что делает их особенно уязвимыми. Попавшись на каком-либо правонарушении, они идут на сделку с сотрудниками правоохранительных органов и соглашаются выступать в роли переводчика, что в дальнейшем обеспечивает им своего рода «крышу» со стороны правоохранителей. Согласно информантам, такие переводчики работают только с органами дознания или полиции. Обычно их «профессиональная карьера» не очень продолжительна и редко завершается благополучно.
31 3. Типу культурного брокера соответствуют переводчики, обладающие достаточно высоким уровнем культурного капитала и умело использующие не только ресурс этничности, но и социальный капитал внутри диаспоры, а также способность выстраивать доверительные отношения со следователем, прежде всего, для укрепления собственной позиции в поле перевода. Вопрос о том, должен ли переводчик (и если должен, то насколько) брать на себя функции культурной медиации, решается каждым из них самостоятельно.
32 Обоснованием следования такому типу профессионального поведения является представление, что обвиняемый не только не владеет языком судопроизводства, но и плохо понимает культуру принимающего общества и особенности судебной системы. Чтобы устранить заданную асимметричность отношений между следователем и обвиняемым, переводчик стремится не столько правильно и точно осуществлять перевод, сколько выступать от лица обвиняемого. Подобный сценарий способны реализовать лишь переводчики, которые обладают высоким уровнем образования, легальным статусом в принимающей стране, большим опытом работы в качестве судебного переводчика, психологической устойчивостью и уверенностью в своем профессиональном будущем. Переводчики в интервью описывали, как они успокаивали родственников, предупреждали их о том, как нельзя себя вести по отношению к следователю, или разъясняли задержанному задаваемые следователем вопросы, опираясь на собственный опыт и знания. Заметив, что следователь не представляет полной информации, сообщали дополнительную информацию. Кроме того, они стремились снижать тональность произнесенного обвиняемым, смягчить впечатление от произнесенных слов, корректировать стиль ответов, делая их более связными, логичными и вызывающими доверие.
33 В одном из описанных в интервью случаев переводчик, вступив в сотрудничество с адвокатом, помог изменить позицию следователя по отношению к обвиняемому: «Вот вбила она [следователь] себе в голову, что это он совершил, так как имя совпало, скольких трудов нам стоило переубедить ее» (судебный переводчик, Москва). В другом случае переводчик, действуя через сети диаспоры, подключил родственников обвиняемого, которые убедили его в необходимости начать сотрудничать со следствием и признать вину: «Следователи долго пытались что-то сделать, но не могли добиться признания, я помогла, так как важно знание не только … языка, но и менталитета, как подойти к родственникам и что им сказать» (переводчик, Санкт-Петербург).
34 Сложная структура взаимодействия переводчика со сторонами обвинения и защиты, преследующими противоположные цели, способствует формированию различных моделей его поведения, которые зависят в том числе от размера диаспоры, плотности социальных связей и этнической солидарности. В сравнительно небольших и солидарных диаспорах отношение к работе судебного переводчика амбивалентное: «Знают о моей работе, но ничего не говорят, сами не хотят, но эта работа не делает меня нерукопожатным» (переводчик, Санкт-Петербург). При этом переводчик, ориентирующийся на диаспору как референтную группу, понимает, что члены диаспоры наблюдают за его поведением, получая информацию от родственников обвиняемого. В конечном итоге переводчик вынужден учитывать наличие различных групп влияния – как диаспоры, так и правоприменительных органов: «Я помню, что следователь меня может вызвать в будущем, а если он тебя вызывает, он платит тебе деньги, поэтому нехорошо портить с ним отношения, а с этими людьми [обвиняемыми] и их родными мне потом еще встречаться в общине, поэтому приходится делать так, чтобы и нашим и вашим» (переводчик, Москва).
35 Другая модель поведения характерна для крупных диаспор, в которых близкие и доверительные отношения в основном распространены среди родственников (в крайнем случае, односельчан). В частности, мигранты из среднеазиатских государств с уважением относятся к работе судебным переводчиком, которая считается престижной. При этом в целом отсутствуют негативные коннотации, связывающие переводчика с работой в интересах государственных органов принимающей страны. Кроме того, переводчики, родившиеся и прожившие часть своей жизни в Узбекистане или Таджикистане, могут не быть этническими узбеками или таджиками, что позволяет им в большей степени следовать собственным карьерным и финансовым интересам. Именно среди переводчиков с узбекского и таджикского языков более выражена стратификация. Некоторые из них работают только с полицией, другие взаимодействуют со следственными органами и работают в судах лишь по просьбе адвокатов или следователей.
36

Стратегии управления следственными действиями с участием переводчика.
37 Структура отношений власти в юридическом поле подразумевает монополию юристов, опирающуюся не только на собственно легалистские, но также на социокультурные и лингвистические основания. Однако участие переводчика в следственных действиях может в некоторой степени изменить сложившийся баланс власти, поскольку юристы оказываются отчасти зависимы от переводчика. Тот факт, что обвиняемый чувствует себя более уверенно в присутствии переводчика как носителя того же культурного кода, часто расценивается следователями как препятствие в работе. Разговор на непонятном языке остается вне сферы контроля следователя. Кроме того, он понимает, что переводчик может советовать обвиняемому, как вести себя и что отвечать на заданные вопросы.
38 Согласно результатам нашего исследования, следователи вырабатывают разнообразные стратегии управления допросом с участием переводчика. Основными стратегиями являются: пространственное позиционирование переводчика по отношению к задержанному/обвиняемому в соответствии с конкретными целями следователя и в зависимости от степени его доверия переводчику; использование разного рода психологических техник с целью вынудить переводчика выйти за рамки предписанных функций, а также выяснить, насколько он готов действовать в интересах следователя; регистрация завышенного числа часов работы переводчика в зависимости от его «сотрудничества»; установление и поддержание постоянных рабочих и неформальных отношений.
39 Результатом невозможности полного контроля над поведением и словами переводчика является не только подозрительное отношение к нему, но и демонстрация инструментального характера его участия. Следователи нередко стремятся использовать переводчика в качестве помощника, которого привлекают к оформлению протоколов, выполнению работы секретаря и даже в качестве понятого. Практически все информанты подчеркивали неприятие инструментального отношения к их деятельности. Однако противостоять этому способен только специалист, обладающий достаточно высоким уровнем культурного и символического капитала. Ответом обычно был отказ от дальнейшей работы не только с данным следователем, но и со следственными органами в целом, если переводчик мог позволить себе работать только в судах. В тоже время переводчик, являющийся нелегальным мигрантом или не обладающий необходимой квалификацией, не в состоянии противостоять давлению со стороны следователя и неправомерному расширению своих функций. В результате усиливается дифференциация в сообществе переводчиков в зависимости от того, с какими правовыми институтами они профессионально взаимодействуют.
40

Заключение.
41 Результаты проведенного исследования демонстрируют, что образ переводчика как высококвалифицированного специалиста контрастирует с фактическим положением дел в уголовном судопроизводстве с участием мигрантов из постсоветских стран. Большинство переводчиков сами являются мигрантами, не обладающими достаточным уровнем культурного капитала, не имеющими патента на работу в качестве судебного переводчика и, тем более, знания специальной терминологии и особенностей юридических процедур. В целом сообщество судебных переводчиков гетерономно и стратифицировано. Спектр «чистых» типов профессионального поведения судебных переводчиков включает такие типы, как нейтральный специалист, помощник следователя и культурный брокер. Границы компетенции и тип поведения переводчика определяются в зависимости от его позиции в профессиональном сообществе, а также правовых и социальных характеристик – легальности статуса, уровня образования, опыта работы в государственных структурах, готовности сопротивляться внешнему давлению. Модель поведения судебного переводчика зависит от размера диаспоры, степени этнической солидарности и плотности социальных связей.
42 Институциональная основа власти правоприменителей и асимметричность властных отношений в юридическом поле оказывают значительное влияние на особенности взаимодействия судебных переводчиков и юристов. Сложившаяся структура юридического поля предопределяет воспроизводство гомологичной ей стратифицированности сообщества переводчиков, проявляющейся в постоянстве рабочих отношений отдельных групп переводчиков только с органами внутренних дел и следственными органами. При этом следователи демонстрируют слабую заинтересованность во взаимодействии с переводчиками, обладающими высоким уровнем культурного капитала, в некоторых ситуациях используют социальный капитал культурных брокеров, но в большинстве случаев предпочитают переводчиков со слабыми ресурсными позициями, не позволяющими противостоять контролю и манипулированию. Востребованность следователями и переводчиками серых зон оплаты услуг по переводу, в свою очередь, способствует воспроизводству неформальных отношений между ними.

Библиография

1. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб.: Алетейя, 2005. [Bourdieu P. (2005) Social Space: Fields and Practices. St. Petersburg: Aleteya. (In Russ.)]

2. Ahmad M. (2007) Interpreting Communities: Lawyering Across Language Difference. UCLA Law Review. Vol. 54: 999–1086.

3. Aliverti A., Seoighe R. (2017) Lost in Translation? Examining the Role of Court Interpreters in Cases Involving Foreign National Defendants in England and Wales. New Criminal Law Review. Vol. 20. No. 1: 130–156.

4. Berk-Seligson S. (2009) Coerced Confessions: The Discourse of Bilingual Police Interrogations. New York: de Gruyter.

5. Dezalay Y., Madsen M. (2012) The Force of Law and Lawyers: Pierre Bourdieu and Reflexive Sociology of Law. The Annual Review of Law and Social Science. Vol. 8: 433–452.

6. Gibb R., Good A. (2014) Interpretation, Translation and Intercultural Communication in Refugee Status Determination Procedures in the UK and France. Language and Intercultural Communication. Vol. 14. No. 3: 385–399.

7. Hale S. (2008) Controversies over the Role of the Court Interpreter. In: C. Valero-Garcés, A. Martin (eds) Crossing Borders in Community Interpreting: Definitions and Dilemmas. Amsterdam: John Benjamins Publishing: 99–121.

8. Hale S., Goodman-Delahunty J., Martschuk N. (2019) Interactional Management in a Simulated Police Interview: Interpreters’ Strategies. In: M. Mason, F. Rock (eds.) The Discourse of Police Investigation. Chicago: University of Chicago Press: 200–226.

9. Inghilleri M. (2003) Habitus, Field and Discourse: Interpreting as a Socially Situated Activity. Target. Vol. 15. No. 2: 243–268.

10. Kaczmarek L. (2016) Towards a Broader Approach to the Community Interpreter’s Role: On Correspondence between Role Perceptions and Interactional Goals. Interpreting. Vol. 18. No. 1: 57–88.

11. Kim J. (2018) Migration-Facilitating Capital: A Bourdieusian Theory of International Migration. Sociological Theory. Vol. 36. No. 3: 262–288.

12. Kim J. (2019) Ethnic Capital, Migration and Citizenship: A Bourdieusian Perspective. Ethnic and Racial Studies. Vol. 42. No. 3: 357–385.

13. Lee J. (2009) Conflicting Views on Court Interpreting Examined through Surveys of Legal Professionals and Court Interpreters. Interpreting. Vol. 11. No. 1: 35–56.

14. Morris R. (2010) Images of the Court Interpreter: Professional Identity, Role Definition and Self-Image. Translation and Interpreting Studies. Vol. 5. No. 1: 20–40.

15. Nakane I. (2014) Interpreter-Mediated Police Interviews: A Discourse-Pragmatic Approach. Basingstoke: Palgrave Macmillan.

16. Norström E., Fioretos I., Gustafsson K. (2012) Working Conditions of Community Interpreters in Sweden: Opportunities and Shortcomings. Interpreting. Vol. 14. No. 2: 242–260.

17. Pöchhacker F. (2008) Interpreting as Mediation. In: C. Valero-Garcés, A. Martin (eds.) Crossing Borders in Community Interpreting: Definitions and Dilemmas. Amsterdam: John Benjamins Publishing: 9–26.

18. Resta Z., Ioannidis A. (2016) A Sociological Approach to the Professionalization of Court Interpreting in Greece. In: M. Bajčić, K. Dobrić Basaneže (eds.) Towards Professionalization of Legal Translators and Court Interpreters in the EU. Cambridge: Cambridge Scholars Publishing: 66–82.

19. Russell S. (2002) Three’s a Crowd: Shifting Dynamics in the Interpreted Interview. In: J. Cotterill (ed.) Language in the Legal Process. Basingstoke: Palgrave Macmillan: 111–126.

20. Wadensjö C. (1998) Interpreting as Interaction. New York: Longman.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести