В настоящее время вопросы перспектив регламентации и должного правового режима операций с использованием так называемых криптовалют (Bitcoin, Ethereum, Ripple, Litecoin, Peercoin, NXT, Namecoin и др.) выходят в круг задач повышенного интереса в отечественной аналитической юриспруденции. Указанное обусловлено не столько собственной практической или научной ценностью соответствующих проблем, сколько общим повышенным интересом ко всему, что так или иначе связано с цифровой экономикой.

При этом необходимо учитывать, что, хотя под криптовалютой различных типов, как правило, понимают выраженные в цифровой форме денежные единицы, эмитированные вне контроля центральных банков (выпуск в обращение которых осуществляется не центральными банками), технологически все они основаны на децентрализованной технологии «блокчейн» с соответствующим шифрованием. Однако, ни в доктрине, ни в законодательстве различных зарубежных государств нет единых подходов к вопросу о применимой терминологии. В частности, для обозначения криптовалюты используются самые различные термины: «цифровая валюта» (Канада, Аргентина, Австралия, Таиланд), «виртуальная валюта» (Бразилия, Япония), «другие (нематериальные) товары» (Австрия), «платежный токен» (Швейцария), «криптотокен» (Федеративная Республика Германия), «кибервалюта» (Италия) и т.д.

При этом из используемых в различных зарубежных государствах легальных определений нам представляется наиболее точным подход, закрепленный в законодательстве Эстонии и Японии. В частности, в § 3 Закона Эстонии «О борьбе с отмыванием денег и финансированием терроризма» криптовалюты (виртуальные валюты) определены как «значения, представленные в цифровой форме, которые могут быть переданы в цифровой форме, сохраняемы или проданы и которые физические или юридические лица принимают в качестве платежного инструмента, но которые не являются законным платежным средством (банкнотами или монетами), историческими (древними или античными) деньгами, хранящимися в банках, или электронными деньгами) какой-либо страны или публичных фондов¹.

В Законе Японии о платежных услугах (Payment Services Act, 資金 決 済 に 関 す る 法律) № 59 от 2009 г. (в ред. Закона № 62 от 2016 г.) виртуальная валюта (想 通貨) определяется как «стоимость имущества, которая может использоваться в качестве оплаты за покупку или аренду товаров или предоставление услуг неуказанными лицами, которая может быть куплена или продана неуказанным лицам и которая может передаваться через электронную систему обработки данных; или же стоимостное значение, которое может быть взаимозаменяемо для вышеуказанного стоимостного значения с неопределенными лицами и может передаваться через электронную систему обработки данных».

В целом возможно выделить, как минимум, три варианта подходов финансовых органов различных государств к регламентации оборота криптовалют. В первой группе государств (условно назовем их «криптонейтральными») пока не принято соответствующих нормативных решений.

В частности, в ряде государств исходят из того, что в настоящее время рынок оборота криптовалюты еще не сформировался и пока вопрос о регулировании преждевременен (Бельгия, ЮАР, Соединенное Королевство, Финляндия, Ирландия, Оман) или вопрос о регламентации таких операций находится на начальной стадии рассмотрения, но законодательно не урегулирован (Дания², Белиз, Бермудские острова, Бразилия, Греция, Португалия, Швеция, Индия).

Кроме того, необходимо учитывать, что 8 марта 2018 г. Европейская комиссия представила План действий в области использования возможностей, предоставляемых технологическими инновациями в финансовых услугах (FinTech), таких как «блокчейн», искусственный интеллект и облачные технологии. В рамках Плана действий FinTech ведется работа над всеобъемлющей стратегией в области распределенных бухгалтерских программ и технологии «блокчейн», охватывающей все секторы экономики³. Президент Европейского центрального банка (ЕЦБ) М. Драги, выступая 5 февраля 2018 г. на пленарной дискуссии в Европейском парламенте по годовому отчету ЕЦБ, заявил, что «“биткойн” и другие цифровые валюты являются очень рискованными активами из-за их высокой волатильности и спекулятивных цен», … «цифровые валюты не подпадают под конкретный надзорный подход», но «в рамках Единого надзорного механизма (система банковского надзора, в которую входят ЕЦБ и национальные надзорные органы участвующих стран) ведется работа по определению потенциальных пруденциальных рисков, которые могут представлять эти цифровые активы в контролируемые учреждения»⁴.

Вторую группу составляют государства-«криптооптимисты», в той или иной степени законодательно легализовавшие использование криптовалют. Показательно, что в этих государствах общие правила налогообложения распространяются и на доходы от использования криптовалюты (Болгария⁵, Израиль, Швейцария, Канада, Чешская Республика, Эстония, Мальта, Беларусь, Япония, Сингапур, Южная Корея). В частности, в Южной Корее начиная с 30 января 2018 г. разрешены торговые обороты в криптовалюте, но только с неанонимных банковских счетов («системы банковских счетов с реальными именами»). В США крупнейший банк JP Morgan запускает собственную криптовалюту — JPM Coin⁶.

Некоторые государства пошли еще дальше. В качестве примера «криптостахановцев» в литературе обычно приводят Швейцарию. Например, отмечается, что «швейцарский кантон Цуг пытается зарекомендовать себя как центр криптовалют и стартапов FinTech. В частности, со 2 ноября 2017 г. коммерческое регистрационное бюро в кантоне Цуг начало принимать криптовалюту («биткойн» и эфир) в качестве оплаты административных расходов»⁷. 1 января 2018 г. муниципалитет Кьяссо (швейцарский кантон Тичино) начал принимать «биткойны» в погашение налоговых платежей на сумму до 250 швейцарских франков⁸. В городе Цуг (административный центр одноименного кантона) муниципальные услуги (регистрация резидентов) на сумму до 200 швейцарских франков могут быть оплачены «биткойнами»⁹. Кроме того, Коммерческий регистр принимает криптовалюты в качестве взноса при регистрации создания вновь создаваемой компании¹⁰.

Некоторые государства пошли еще дальше и пытаются разработать свою национальную криптовалюту. Так, в Венесуэле в соответствии с Декретом № 3196 от 8 декабря 2017 г. «О разрешении создания венесуэльского надзора за криптоактивами и смежными видами деятельности» правительство было уполномочено создать собственную криптовалюту Petro, которая была бы обеспечена баррелями венесуэльской нефти¹¹. В Саудовской Аравии в октябре 2017 г. также было объявлено о разработке «криптонефтяного» проекта – локальной цифровой валюты (риал), которая будет использоваться только в операциях между местными банками. Кроме того, о возможности собственного «криптонефтяного» проекта заявлялось в Российской Федерации. В частности, 21 февраля 2019 г. агентство экономической информации ПРАЙМ со ссылкой на члена комитета Государственной Думы РФ по экономической политике О. Николаева, сообщило, что в ближайшее время планируется принятие законодательного акта о «нефтегазовой» криптовалюте. Пока указанные выше «криптонефтяные» планы не реализованы и выглядят скорее неопределенными.

Большинство государств образуют условную третью группу «криптоскептиков». Как правило, они склоняются к необходимости запрета оборота криптовалют. Внутри такого подхода имеет место полярность позиций вплоть до полного запрета на использование криптовалюты в качестве законного средства платежа. Например, в ряде государств криптовалюта не признается законным платежным средством. Она законодательно не считается финансовым инструментом, но операции с ее использованием не запрещены. Более того, ведется экспертная и законопроектная работа в этой сфере (Польша¹², Аргентина, Чили, Коста-Рика, Эквадор, Сальвадор, Гватемала, Гондурас, Мексика, Австрия, Хорватия, Кипр, Франция, Федеративная Республика, Германия, Венгрия, Латвия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Словакия, Словения, Испания, Босния и Герцеговина, Грузия, Норвегия, Филиппины).

При этом центральные банки указанных государств неоднократно обращались к организациям и гражданам со специальными предупредительными заявлениями, указывая на и юридическую незащищенность операций с криптовалютой. Подчеркивалось, что, поскольку участники отношений работают в законодательно нерегулируемой виртуальной системе, не существует надлежащих правил ответственности, гарантий и компенсаций, которые защищали бы интересы участников операций в случае злоупотреблений.

Напротив, любая финансовая деятельность, связанная с оборотом криптовалюты, полностью запрещена в Алжире, Боливии, Марокко, Непале, Пакистане, Иране, Вьетнаме, Македонии, Бахрейне, Египте, Ираке, Кувейте, Катаре. В ряде государств внутренний рынок закрыт для использования криптовалюты лишь частично (Бангладеш, Иран, Таиланд, Литва, Лесото, Китайская Народная Республика, Колумбия, Румыния¹³). При этом Катар и Бахрейн запретили использование криптовалюты на внутреннем рынке, но не запрещают для своих граждан операции с криптовалютой за рубежом. В Китайской Народной Республике изучается возможность применения криптовалюты в международных экономических отношениях, но на внутреннем рынке криптовалюта не может рассматриваться в качестве законного платежного средства. Национальная банковская система не поддерживает платежи в криптовалюте. Обменные операции и первоначальные размещения криптовалюты (ICO, Initial Coin Offering) запрещены.

Необходимо особо отметить еще одну существенную тенденцию развития законодательной регламентации отношений, связанных с использованием криптовалюты. Постепенно все больше государств расширяют действие национального законодательства о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма, распространяя его положения на операции с криптовалютой. При этом в отношении кредитных организаций (банков) и других финансовых учреждений, которые содействуют обороту криптовалюты, вводятся правила о необходимости соблюдения должной осмотрительности, установленные в соответствии с такими законами (Австралия, Коста-Рика, Чешская Республика, Эстония, Латвия, Лихтенштейн и др.).

В целом нельзя не согласиться, что отрицание и «криптоскептиз» ̶ это, как правило, первая, несколько «рефлекторная» реакция. При таком подходе криптовалюта фактически выталкивается за пределы правового поля, рассматривается в качестве денежного суррогата. Например, Председатель ЦБ России Э.С. Набиуллина подчеркивает, что «механизм использования криптовалют имеет признаки пирамиды, в то же время это не означает отрицательного отношения к блокчейну. Наоборот, Банк России выступает за развитие новых технологий»… «Мы выступаем категорически против того, чтобы криптовалюты вводили в России в регулирование в качестве полноценных денежных средств, против приравнивания к иностранным валютам»¹⁴.

В то же время, «по мнению ФНС России, операции, связанные с приобретением или реализацией криптовалют с использованием валютных ценностей (иностранной валюты и внешних ценных бумаг) и (или) валюты Российской Федерации, являются валютными операциями, порядок проведения которых установлен Законом № 173-ФЗ, и должны осуществляться через счета резидентов, открытые в уполномоченных банках» (Письмо ФНС России от 03.10.2016 г. № ОА-18-17/1027 «Об операциях, связанных с приобретением или реализацией криптовалют с использованием валютных ценностей (иностранной валюты и внешних ценных бумаг) и (или) валюты Российской Федерации»).

По мере развития соответствующих отношений в Российской Федерации легитимировать операции с криптовалютами, видимо, все же придется. Представляется возможным установление в национальном валютном законе введение в отношении таких операций специального валютного режима регулирования и контроля, более жесткого по сравнению с общим используемым валютным режимом регламентации оборота иностранной валюты. Кроме того, предлагаемый подход предполагает, что для целей установления такого регулирования криптовалюты должны быть включены в число установленных законом видов валютных ценностей. Устанавливается необходимый перечень валютных ограничений в отношении оборота криптовалют, законодательно закрепляются особенности валютного контроля в отношении их оборота. Безусловно, конкретные параметры такого специального валютного режима для операций с криптовалютами еще предстоит разработать. Их необходимые контуры станут более рельефны по мере развития подлежащих регламентации отношений. Однако в целом использование указанного правового механизма представляется перспективным.