Участие корейских иммигрантов в антияпонском сопротивлении в Маньчжурии и их судьбы в СССР по материалам архивно-следственных дел (1935–1938 гг.)
Участие корейских иммигрантов в антияпонском сопротивлении в Маньчжурии и их судьбы в СССР по материалам архивно-следственных дел (1935–1938 гг.)
Аннотация
Код статьи
S013128120011600-1-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Тен Виктор Алексеевич 
Должность: Профессор
Аффилиация: Московский государственный областной университет
Адрес: Российская Федерация, Москва
Ким Наталья Николаевна
Должность: Доцент Школы востоковедения Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», научный сотрудник Института востоковедения РАН
Аффилиация:
Доцент Школы востоковедения Национального Исследовательского Университета Высшая Школа Экономики
н.с. Институт востоковедения РАН
Адрес: РФ, 101000, Москва, ул. Мясницкая, 20
Выпуск
Страницы
164-179
Аннотация

Вторжение Японии в Маньчжурию в 1931 г., последовавшая за этим война между Китаем и Японией привели к массовым перемещениям населения в регионе. Сотни корейских иммигрантов, проживавших в Маньчжурии, участвующих в антияпонском сопротивлении, cтали перебираться на советскую территорию. В СССР они были депортированы из Дальневосточного края в глубь страны. В статье на основе ранее не опубликованных архивно-следственных дел Кустанайского УНКВД продемонстрировано, каким образом сложились судьбы корейских иммигрантов в СССР в 1935–1938 гг.

Ключевые слова
Антияпонское сопротивление, корейские перебежчики из Маньчжурии, депортация корейцев, политические репрессии, советско-японские отношения
Источник финансирования
Работа поддержана Министерством образования Республики Корея и Национальным исследовательским фондом Кореи NRF - 2017S1A5B4055531.
Классификатор
Получено
16.09.2020
Дата публикации
18.09.2020
Всего подписок
26
Всего просмотров
1381
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1

Корейский фактор в советско-японских отношениях в 1920е—1930е годы

2

В августе 1910 г. Корея была аннексирована Японской империей, утратив на долгие годы государственный суверенитет (1910–1945). Антияпонские настроения, существовавшие в Корее еще и до аннексии, вылились в вооруженные выступления отрядов Ыйбён (Армии справедливости), организованные представителями корейской аристократии, а также средних и беднейших слоев населения, не желавших мириться с колониальным режимом. Японцам пришлось приложить немалые усилия для стабилизации внутриполитической ситуации в Корее в первые годы управления колонией. Не имея более возможности вести антияпонскую деятельность непосредственно в самой Корее, радикальные сторонники восстановления независимости своей страны вынуждены были бежать на приграничные территории российского Приморья и Маньчжурии, где уже существовали корейские иммигрантские поселения из крестьян-арендаторов и формировались антияпонские повстанческие отряды1. В Маньчжурии корейцы селились преимущественно в двух регионах — Цзяньдао (на границе с р. Туманган) и Дунбяньдао, в районе р. Амноккан (Ялуцзян), ставшие впоследствии главными центрами антияпонского вооруженного сопротивления корейских патриотов2. Так постепенно на российском Дальнем Востоке и в Маньчжурии стали аккумулироваться антияпонские корейские силы, присутствие которых не могло не сказаться на выстраивании отношений между Советской Россией и Японией в 1920е—1930е годы, равно как Японии и Китая3.

1. Пан Бён Юль. Национально-освободительное движение Кореи и российский Дальний Восток (1905–1910 гг.). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/natsionalno-osvoboditelnoe-dvizhenie-korei-i-rossiyskiy-dalniy-vostok-1905–1910-gg (дата обращения: 06.01.2020).

2. Длительное время китайские власти не препятствовали корейским иммигрантам селиться, приобретать землю в собственность в Маньчжурии. Ссылаясь на японские источники, Гайкин В.А. приводит данные переписи 1907 г., согласно которым в Цзяньдао проживало 72076 корейцев, тогда как китайцев — всего 21 983. А по данным российского консульства в Сеуле, в 1915 г. в Цзяньдао проживало около 200 тыс. корейцев. После аннексии Кореи Японией и усиления японского влияния в Маньчжурии в 1920е годы ситуация стала меняться. Япония ограничила корейцев в правах смены подданства, стала требовать от китайских властей равных с корейцами прав в приобретении земли в Китае, что вызвало недовольство последнего. Таким образом, корейская эмиграция в Маньчжурию, активность в этом регионе корейских партизан стали одним из факторов влияния на развитие отношений Китая и Японии в первой четверти XX в. // Корейцы на Российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.). Документы и материалы. Владивосток, 2004. С. 113; Гайкин В.А. Японская интервенция на Дальний Восток России (1918–1922) и антияпонская борьба в Маньчжурии // Россия и АТР, 2012. С. 104–113. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/yaponskaya-interventsiya-na-dalnem-vostoke-rossii-1918–1922-i-antiyaponskaya-borba-v-manchzhurii ; АВПРИ. Ф. 283. Оп. 766. Д. 236. Л. 28.

3. Гайкин В.А. Японская интервенция на Дальний Восток России (1918–1922) и антияпонская борьба в Маньчжурии. // Россия и АТР, 2012. С. 107. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/yaponskaya-interventsiya-na-dalnem-vostoke-rossii-1918–1922-i-antiyaponskaya-borba-v-manchzhurii.
3

Приход к власти в России большевиков, активно пропагандирующих идею самоопределения наций в колониально зависимых странах Азии, резко повысил значение корейских партизанских отрядов, боровшихся с японским режимом. С началом японской интервенции на российский Дальний Восток и Сибирь в 1918 г.4 большевики стали уделять особое внимание работе с корейскими политическими деятелями, непосредственно связанными с вооруженными подразделениями корейских партизан, надеясь на их помощь в борьбе с японским империализмом. Многочисленные документы свидетельствует о том, что корейские иммигранты в Сибири и Приморье вливались в ряды Красной армии в годы Гражданской войны. При этом в целом характер взаимоотношений между советской властью и корейской общиной на Дальнем Востоке в период существования Дальневосточной Республики (ДВР, 1920–1922) был неоднозначный. Корейцы, не желавшие вступать в Красную армию, перебирались на китайскую территорию в Маньчжурию5. В свою очередь японцы, оккупировавшие отдельные территории российского Дальнего Востока и Восточной Сибири, поощряли распространение шпионажа в корейской среде, усиливая таким образом раздор между корейцами.

4. В статье Х. Ямагата «Крах японской политики в Сибири» (газета «Воля», 16.07.1920) указано, что Япония отправила в Сибирь 73400 солдат, в 10 раз больше чем изначально обещали США, Англии и Франции // Корейцы на Российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.). Документы и материалы. С. 118; Кошкин А. Об истории японской интервенции на Дальнем Востоке и Сибири. URL: http://regnum.ru/news/polit/2425353.html (дата обращения: 06.01.2020).

5. Газета «Уссурийское слово» в 1921 г. неоднократно сообщало о случаях столкновений между корейцами и большевиками. См.: Корейцы на Российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.). С. 165, 166, 169, 171.
4

Когда большевики начали переговоры с Японией об условиях мирного урегулирования, то встал вопрос о существовании на территории России антияпонских партизанских отрядов. Борьба с корейскими коммунистами, действующими на советско-корейской, а также советско-китайской границах имела особое значение для Японии6. В итоге при подписании Конвенции об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией 20 января 1925 г. в ст. 5 было прописано, что «ни одна из сторон не будет разрешать присутствие на территории, находящейся под ее юрисдикцией, организаций или групп, претендующих быть правительством какой-либо части другой стороны», а также не допустит «чужеземных подданных или граждан, относительно которых было обнаружено, что они фактически ведут политическую работу для этих организаций или групп»7. Нормализация отношений с Японией на Дальнем Востоке была бы крайне осложнена, если бы советская власть и далее активно поощряла деятельность корейских повстанческих отрядов. Как следствие нового внешнеполитического курса, советскому правительству необходимо было поставить под полный контроль деятельность корейских партизан, действующих на советско-корейской границе. Корейские отряды были распущены или присоединены к Красной армии; корейские иммигранты, которые служили в Красной армии или участвовали в партизанских отрядах на стороне большевиков, будучи формально иностранными подданными, могли получить советское гражданство по упрощенной процедуре.

6. Корейцы на Российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.). Документы и материалы… С. 193.

7. Конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией от 20 января 1925 г. URL: https://www.prlib.ru/item/337144 (дата обращения: 06.01.2020).
5

После заключения советско-японской Конвенции 1925 г. российские корейцы не вели вооруженной борьбы против японской колониальной администрации. Главным центром вооруженного антияпонского сопротивления корейцев стала Маньчжурия. По материалам японской разведки в районе Цзяньдао в 1920 г. действовало 7 корейских национально-патриотических организаций общей численностью в 3500 человек. Лидерами этих организаций были видные деятели корейского национально-освободительного движения — Хон Бомдо, Со Ир, Чэ Мённон, Ли Бомюн, Пан Моён8. В 1930е годы корейские переселенцы в Маньчжурию продолжили вести активную партизанскую борьбу против японских войск на Северо-Востоке Китая. Они создавали самостоятельные корейские или смешанные китайско-корейские партизанские отряды или действовали в составе китайских вооруженных соединений. Южнокорейский историк Ли Гибэк писал, что Маньчжурия в первой половине 1930х годов «была центром усилий за восстановление корейской независимости.…Силы корейских партизан многократно атаковали подразделения японской армии и полиции как в Маньчжурии, так и, пересекая границу, на корейской территории»9. Эндрю C. Нам в обобщающем труде по истории Кореи обращает внимание на участие корейцев в «военных отрядах китайских коммунистов в Маньчжурии»10.

8. Гайкин В.А. Японская интервенция на Дальний Восток России (1918–1922) и антияпонская борьба в Маньчжурии. // Россия и АТР, 2012. С. 107. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/yaponskaya-interventsiya-na-dalnem-vostoke-rossii-1918–1922-i-antiyaponskaya-borba-v-manchzhurii (дата обращения: 06.01.2020).

9. Lee Ki-baik. A New History of Korea. Cambridge, 1987, p. 364.

10. Nahm Andrew C. Korea: Tradition and Transformation. A History of the Korean People. Seoul, 1988, p. 321.
6

Интервенция Японии в Маньчжурию в 1931 г. и создание на ее территории марионеточного государства Маньчжоу-го (1932–1945) существенно сказались на положении корейских повстанческих отрядов, создав серьезные препятствия для вооруженной борьбы с японцами. Вторжение Японии в Китай в июле 1937 г. и начало полномасштабной войны между ними привело к резкому сокращению партизанских нападений. Если «летом 1932 г. численность бойцов достигла 36 тысяч человек»11, то уже к сентябрю 1936 г. в районе Дунбяньдао (одном из центров партизанского движения в Маньчжурии) насчитывалось чуть более 5,5 тысяч корейских партизан, осенью 1940 г. в Юго-Восточной Маньчжурии «продолжали борьбу не более 400 партизан, по всей Маньчжурии — 1600»12. С.О. Курбанов пишет, что «с 1936 г. активные вооруженные выступления корейских партизан в Маньчжурии закончились. Часть корейских партизан перешла вглубь территории Китая и продолжила борьбу с японцами в союзе с китайскими патриотами»13, а часть бежала в советское Приморье. О факте вынужденного перехода антияпонских корейских партизан через границу Китая в СССР упоминает Эндрю С. Нам: «…японцы усилили свою антипартизанскую кампанию и к началу 1938 г. многие маньчжурские корейцы — члены Общества Возрождения Отечества14 бежали либо в Китай, либо в Сибирь, а Общество было фактически уничтожено японцами»15. Американский историк Майкл Гелб также сообщает, что «в течение 30х годов корейским партизанам, сражавшимся с японцами в Маньчжурии (многие в китайских подразделениях), иногда приходилось искать убежища через советскую границу. Советы размещали и обучали их, а также иногда арестовывали их, как возможных японских шпионов»16. Иными словами, вследствие расширения сферы влияния Японии в Китае и китайско-японской войны, многие корейские иммигранты, в том числе партизаны, рассеялись по Китаю или бежали из Маньчжурии на советский Дальний Восток.

11. Гайкин В.А.Антияпонская борьба корейских партизан в Маньчжоу-го (начальный этап) // АТР и Россия, 2012. № 2. С. 111.

12. Гайкин В.А. Антияпонское сопротивление в Юго-Восточной Маньчжурии (1937–1941) // Россия и АТР. 2010. № 2. С. 123. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/antiyaponskoe-soprotivlenie-v-yugo-vostochnoy-manchzhurii-1937–1941-gg (дата обращения: 06.01.2020). Исходя из «Справки К.Ф. Вилкова, И.П. Плышевского, А.Г. Зюзина и А.И. Когана «Состояние партийных организаций и партизанского движения в Маньчжурии» от 23 мая 1941 г., на конец 1940 г. в трех так называемых объединенных партизанских армиях Маньчжурии (в Восточном Гирине, Южной Маньчжурии и Северной Маньчжурии) насчитывалось не более 1000 человек // ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941. М., 2007. С. 754.

13. Курбанов С.О. История Кореи с древности до начала XXI века. СПб., 2009. С. 378.

14. Общество Возрождения Отечества (Чогук кванбокхве) было создано корейскими националистами левого толка в Маньчжурии при содействии Коммунистической партии Китая в 1936 г. Общество занималось политической работой среди корейского населения, проживавшего в районе китайско-корейской границы, а также совместно с китайскими коммунистами вело вооруженную борьбу против японской власти, организовывало рейды в северные провинции Кореи.

15. Nahm Andrew C. Korea: Tradition and Transformation. A History of the Korean People. Seoul, 1988, p. 321.

16. Gelb Michael. An Early Soviet Ethnic Deportation: The Far-Eastern Koreans // The Russian Review, Vol. 54, No. 3. (July, 1995). Рp. 389–412.
7

В 1932 г. японские войска вышли к берегам Амура, Уссури и Аргуни, создав тем самым напряженную ситуацию на дальневосточных рубежах СССР. Выход японских войск на границу с Советским Союзом воспринимался последним как военная угроза. Как писал Б.Н Славинский, «…всю первую половину 30х годов Москва рассматривала Японию как значительно более серьёзный источник военной опасности для СССР, чем Германия»17. Хотя Сталин в связи с Маньчжурским инцидентом в сентябре 1931 г. высказался против какого-либо военного вмешательства Советского Союза, но был обеспокоен сложившейся ситуацией. Советская сторона стала активно лоббировать вопрос о заключении между Японией и СССР договора о ненападении. В декабре 1931 г. нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов «затронул тему заключения пакта о ненападении» в беседе с министром иностранных дел Японии К. Есидзава18. На переговоры о пакте о ненападении ушли долгие годы, прежде чем он в итоге был подписан (пакт о нейтралитете СССР с Японией был заключен 13 апреля 1941 г.). За это время СССР сделал ряд шагов, которые должны были нейтрализовать потенциальную агрессию со стороны Японии. Так, например, в марте 1935 г. СССР продал КВЖД за низкую цену правительству Маньчжоу-го. При этом он ускорил укрепление своих военных позиций в регионе, создав самостоятельную группировку войск на предполагаемом дальневосточном театре военных действий. Боевая мощь сухопутных войск, артиллерии, танков и особенно бомбардировочной авиации уже в 1937 г. обеспечивали надежную защиту территории СССР в случае войны с Японией.

17. Славинский Б.Н. СССР и Япония — на пути к войне: дипломатическая история. 1937–1945 гг. М., 1999. С. 52.

18. Черепанов К.В. Между Китаем и Японией. Дальневосточная стратегия СССР в 1931–1941 гг. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 4(16). С. 107.
8 В 1936 г. Япония и Германия подписали Антикоминтерновский пакт, чем спровоцировали резкое ухудшение в советско-японских отношениях. Напряженность между Японией и СССР достигла своей кульминации в 1938 и 1939 г., когда произошли бои у озера Хасан и в районе реки Халхин-Гол на монголо-маньчжурской границе. Именно в условиях усиления антияпонских настроений в СССР в 1937 г. началась массовая депортация корейцев из Дальневосточного края РСФСР.
9

Корейские перебежчики из Маньчжурии на советском Дальнем Востоке в 1930е годы19

19. Основным источником фактических данных о перебежчиках из Китая в этом разделе является хранящийся в архиве управления КГБ по Кустанайской области (ныне переименованном в Специальный государственный архив Департамента МВД Костанайской области) архивно-следственный материал о лицах, репрессированных в 1938 году и посмертно реабилитированных в 1989–1991 гг. Некоторые сведения хронико-биографического плана были перепроверены и уточнены по находящимся в Интернете базам данных о репрессированных лицах. Часть сведений биографического плана была также опубликована управлениями Комитетов КНБ по областям Республики Казахстан и/или в «книгах скорби/памяти», изданных в 1998–2000х годах при поддержке региональных органов власти.
10 Реальные возможности вооруженной антияпонской борьбы корейских партизан на территории Маньчжурии резко уменьшились в условиях расширения агрессии Японии против Китая, которая до конца 1938 г. захватила почти половину китайской территории. Кроме того, «в результате поголовного изгнания корейского населения российский Дальний Восток перестал функционировать, как один из внешних для Кореи очагов антияпонского национально-освободительного сопротивления»20. В связи с этим важна реакция СССР на разгром антияпонских сил в Маньчжурии и учёт его влияния на безопасность советского государства, включая последствия перехода многих сотен корейских партизан на территорию Дальневосточного края.
20. Пак Б.Д. Корейцы в Советской России (1917 — конец 1930х годов). Москва — Иркутск, 1995. С. 239; Ли Вл.Ф. Россия и Корея в геополитике евразийского Востока (ХХ век). М., 2000. С. 114.
11

Переход корейцев из Маньчжурии на советскую территорию облегчала и общность корейских диаспор на российском Дальнем Востоке и в Маньчжурии. Основным местом проживания корейских иммигрантов 1го и 2го поколений в СССР были приграничные районы советского Дальневосточного края21. По архивным данным, в 1922–1923гг. в РСФСР проживало около 150 тыс. корейцев, из них 140 тыс. в Дальневосточном крае (70% были иммигранты)22. В 1935–1936 гг. численность корейцев Дальневосточного края значительно выросла и составила 199 50023. Что касается корейских иммигрантов в Маньчжурии, то к концу 30х годов там проживало около 1 млн человек (иммигранты 1го и отчасти 2го поколения),24 то есть в 5 раз больше чем в СССР.

21. Всесоюзная перепись населения 1937 года: Общие итоги. Сборник документов и материалов. М., 2007. С. 87.

22. АВПРФ. Ф. 0146. Оп. 7. П. 108. Д. 14. Л. 110.

23. РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 115. Л. 16. Цит. по: Сон Ж.Г. Российские корейцы: всесилие власти и бесправие этнической общности 1920–1930. М., 2013. С. 183.

24. Историю корейских иммигрантов в Китае до 1945 г. достаточно подробно осветил Ким Г.Н. в своем труде «История иммиграции корейцев. Вторая половина XIX в. — 1945». Алматы, 1999. С. 204–262.
12 К середине 30х годов советско-китайская (маньчжурская) граница стала разделительной линией для основной массы зарубежных корейцев — выходцев из северной части Кореи, большинство которых говорили на хамгёнском25 или близких диалектах корейского языка, компактно проживали на соседних территориях, но в разных странах — СССР и Китае, точнее, на китайской территории подвластной императорской Японии.
25. Хамгёнский диалект — диалект, на котором говорят в провинциях Северная Хамгён и Южная Хамгён (в настоящее время территория КНДР).
13

Естественно, что существовали не только экономические и культурные связи корейских диаспор обеих держав. Во многом сохранялись, невзирая на границу, традиционные земляческие, клановые и родственные связи, в рамках которых шли взаимные самовольные (юридически — незаконные) переходы через государственную границу СССР. По данным Е.Н. Лыковой, «в год на территорию (Дальневосточного) края просачивались не менее 20 тыс. человек, половина которых задерживалась на границе»26. Правда, Бэ Ын Гиёнг считает, что приток корейских иммигрантов, шедших в конце 1920х — 1930е годы через Северо-Восток Китая на земли Дальневосточного края РСФСР, не превышал 5–6 тыс. человек в год27. Вместе с тем в 1930е годы усиливалась активность японских спецслужб на советской территории. В Советском Союзе была официально провозглашена борьба против агентов иностранных государств, имея в виду и японский шпионаж против СССР.

26. ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 48. Л. 183. Цит. по: Лыкова Е.Н. «Корейский вопрос» в аграрной политике советского государства на Дальнем Востоке в 1920–1930е годы // Известия Восточного института, 2016/1(29). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/koreyskiy-vopros-v-agrarnoy-politike-sovetskogo-gosudarstva-na-dalnem-vostoke-v-1920–1930-e-gody.

27. Бэ Ын Гиёнг. Советские корейцы в 20–30е годы ХХ века. Автореф. дисс. канд. ист. н. М., 1998. С. 13.
14 Дальневосточные советские пограничники называли всех участников нелегальных переходов советско-китайской границы «перебежчиками из Китая». «Корейцы — перебежчики из Китая». Это термин, употреблявшийся на российском Дальнем Востоке в отношении этнических корейцев, которые переселились с Корейского полуострова сначала на юг северо-восточного Китая (в Маньчжурию), а в 1930е годы стали переходить на российский Дальний Восток. Социальный состав перебежчиков был неоднороден: среди них могли быть уходившие от японских войск «красные партизаны», экономические иммигранты, обыкновенные крестьяне, ходившие в гости к родственникам и друзьям на территорию Дальневосточного края РСФСР, а также контрабандисты. Скрытые агенты японской разведки тоже стремились под видом «перебежчиков» проникнуть на советский Дальний Восток. Поэтому был вполне обоснован приказ советским пограничникам, требовавший всех перебежчиков, особенно солдат китайских армий и всех партизан, «разоружать, направлять на работу, а в случае отказа от работы — изгонять обратно в Маньчжурию»28.
28. Системная история международных отношений в двух томах. Т. 1. М., 2007. С. 240.
15

В Коминтерне были обеспокоены ростом провокаторов в корейском коммунистическом движении. В январе 1936 г. в докладной записке в Секретариат ИККИ о положении с коммунистическими кадрами в Корее, было высказано предложение «до оформления руководства Коммунистической партии Кореи прекратить допуск в Советский Союз корейцев — политзаключенных и возвращенцев — как из Кореи, так и из Маньчжурии. В отношении лиц, которые известны в стране как крупные революционные деятели, решать (вопрос) каждый раз отдельно с согласия ИККИ»29. В этом смысле представляется вполне естественным решение Политбюро ЦК ВКП (б) от 21 августа 1937 г., которое предписывало незамедлительно приступить к выселению корейцев из ДВК «с целью пресечения проникновения японского шпионажа»30.

29. ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941. С. 719–720.

30. Протокол № 52 Решение Политбюро ЦК ВКП (б) за 1 августа — 9 сентября 1937 г. // ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941. ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941. М., 2007. С. 723.
16 Материалы изученных нами следственных дел из архивного отдела Управления КГБ по Кустанайской области свидетельствуют о нарастании числа переходов корейских «беженцев из Китая» в течение 1935–1937 гг. Например, по имеющимся у нас архивным данным в Кустанайскую область были переселены 13 «красных партизан», перешедших границу за время с осени 1935 г. и до конца осени 1937 г. По времени перехода через границу: в сентябре — ноябре 1935 г. перешли 2 человека, в сентябре 1936 г. — 3 человека, за январь — сентябрь 1937 г. — 8 человек. Наряду с китайскими и корейскими солдатами и «красными партизанами», через китайско-советскую границу переходили обычные перебежчики. За это же время были задержаны советскими пограничниками семеро не участвовавших в антияпонском сопротивлении перебежчиков: в мае 1936 г. — 1 человек; в августе — сентябре 1936–3 человека; и в мае 1937 г. — 3 человека.
17 Партизаны надеялись найти на советской территории не только временное укрытие от японских войск, но и надежное убежище для себя и своих близких. Поэтому границу они переходили не только поодиночке, но и группами по два—три десятка человек и большими смешанными группами численностью до 50–60 партизан вместе с семьями и даже крупными остатками партизанских отрядов, иногда численностью до 160 человек31.
31. Архив Управления КГБ по Кустанайской области. Архивное дело Пак Чи-ена № 01983, л. 7.
18 После задержания на границе советской погранохраной партизаны и их семьи, вместе с другими арестованными за нелегальный переход советской границы, помещались в политические изоляторы НКВД на срок не менее 17 дней, затем содержались в лагере НКВД около ж/д станции Манзовка Уссурийской железной дороги (в южной части Приморья) и некоторые другие центры содержания перебежчиков, где работали в Манзовском рисосовхозе НКВД и под надзором в близлежащих колхозах. Они ждали решения своей дальнейшей судьбы: или депортации в Китай (точнее в Маньчжоу-го), где их ждут японские репрессалии; или же разрешения остаться на территории СССР32.
32. По нашим подсчетам всего было вывезено со станции Манзовска Уссурийской железной дороги, то есть бывших обитателей Манзовского совхоза/лагеря НКВД, не менее 36 мужчин — перебежчиков из Китая. Из них 21 человек был арестован и расстрелян в октябре 1938 г., а еще один перебежчик Ли Сенлим «умер в кустанайской больнице накануне ареста его товарищей (см. сл.д. Цой Енгона № 3482, ед. хр. 01913, архив УКГБ по Кустанайской области, л. 9.). Проведенные нами анализ мест выселения корейцев из ДВК и мест их вселения в Кустанайскую область показал, что в 3–5 селениях области в начале 1939 г. оставались на свободе 14 мужчин — перебежчиков из Китая, несколько женщин — глав хозяйств (семей) и не менее 11 детей в возрасте от нескольких месяцев до 16 лет, прибывших со станции Манзовка в феврале 1938 г. При условии, что всего в Кустанай были отправлены из Манзовского лагеря НКВД 36 корейцев-мужчин, из которых были арестованы, судимы, осуждены и приговорены за шпионаж в пользу Японии к ВМН 21 человек, а 14 человек не подверглись аресту после депортации, то легко подсчитать показатели (%) арестованных, осужденных и казненных перебежчиков по отношению к их общему числу 21:36*100= 58,3%, Это ненамного больше приводимых цифр приговоренных к смерти у других народов СССР в годы Большого террора (50,7%). Полагаем, однако, что использованные нами данные недостаточно репрезентативны.
19

Переселение корейцев из Дальневосточного края РСФСР

20 В условиях нарастания напряженности в отношениях между СССР и Японией в конце 1930х годов была начата тотальная депортация корейцев из Дальневосточного края РСФСР. Японский исследователь Харуки Вада писал о причинах депортации корейцев, ссылаясь на слова перебежавшего к японцам руководителя Дальневосточным УНКВД Люшкова: «Сталин не доверял корейцам, поскольку они жили недалеко от пограничной зоны, и он верил, что японцы будут продолжать засылать корейцев в качестве агентов на советскую территорию»33. Харуки Вада называет принудительное переселение корейцев «бесчеловечной мерой», но признает, что она «оказалась эффективной против японского шпионажа в контексте международной напряженности на Дальнем Востоке в 1930х годах, но, конечно, даже такой результат не оправдывает само действие»34.
33. Haruki Wada. Koreans in the Soviet Far East, 1917–1937 // Koreans in the Soviet Union /Editor Sooh Dae-Suk, Honolulu, 1987, p. 50.

34. Haruki Wada. Koreans in the Soviet Far East, 1917–1937 // Koreans in the Soviet Union /Editor Sooh Dae-Suk, Honolulu, 1987, p. 52.
21 Российский исследователь политических репрессий в СССР Н.Ф. Бугай считал депортацию корейцев 1937 г. проявлением политики, которая «…основывалась на различных вымыслах о мнимом шпионаже, неблагонадёжности и т.п.»35. В кампанию по выявлению иностранных шпионов были вовлечены, помимо, корейцев китайцы, немцы, поляки. «Остававшиеся дома, освобождённые корейцами и китайцами, заселялись сразу же уходившими в запас красноармейцами или гражданами, прибывавшими на Дальний Восток по набору…»36. Японский исследователь Хидесуке Кимура также считает, что «в действительности, корейцы советского Дальнего Востока были депортированы… потому, что советское правительство сомневалось в их лояльности после японского вторжения в Маньчжурию»37. По сообщениям советской разведки, японское правительство рассчитывало на помощь корейцев в случае войны против СССР, ибо считало их «японскими подданными»; более того, оно неоднократно обращалось с просьбой вернуть всех советских корейцев Японии38. Подобного рода информация только укрепила мнение Сталина в необходимости переселения корейского населения с Дальнего Востока в глубь страны.
35. Бугай Н.Ф. Трагические события не должны повториться // Актуальные проблемы российского востоковедения. М., 1994. С. 127.

36. Бугай Н.Ф. Китайцы в СССР и России: политика двух стандартов (1920–1940е гг.). Историческая и социально-образовательная мысль. 2016. Том 8, № ½, С. 52–66. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kitaytsy-v-sssr-i-rossii-politika-dvuh-standartov-1920–1940-e-gody (дата обращения: 20.01.2020).

37. Hidesuke Kimura. Korean Minorities in Soviet Central Asia and Kazakhstan // Koreans in the Soviet Union. Edited by Dae-Sook SUH. Honolulu, 1987, p. 88.

38. Сон Ж.Г. Российские корейцы: всесилие власти и бесправие этнической общности 1920–1930. С 402.
22 Проблемам депортации корейцев из Дальневосточного края РСФСР посвящено огромное количество исторических работ, анализ которых выходит за рамки данной статьи39. Причины депортации российских корейцев здесь упомянуты в связи тем, что корейские иммигранты, спасавшиеся бегством из Маньчжурии на советскую территорию, оказались среди других депортированных из Дальневосточного края РСФСР в Казахстан и Узбекистан корейцев. Многие из перебежчиков были вновь арестованы местными органами НКВД. Корейские иммигранты в Маньчжурии, перешедшие на советскую территорию в 1935–1937 гг., не имели гражданства СССР. Но его отсутствие не мешало органам НКВД обращаться с ними, пренебрегая нормами международного права в отношении иностранных подданных, даже обвиняемых в нарушении советских законов40. По законодательству СССР (РСФСР) всякий нелегальный переход через советскую границу являлся преступлением и подлежал наказанию вне зависимости от гражданства конкретных лиц. Известно, правда, что советская власть пошла на уступки требованиям правительства Гоминьдана в 1937–1938 гг. и разрешила большинству китайских перебежчиков, оставшихся на свободе и не расстрелянных в годы «ежовщины», вернуться на родину, в Китай41.
39. Мильбах В.С. Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (Краснознаменный Дальневосточный фронт). Политические репрессии командно-начальствующего состава, 1937–1938 гг. СПб, 2007; Югай Г.А. Жизнь и судьба репрессированных корейцев в СССР и их потомков. Алматы, 2007; Сон Ж.Г. 1920–1930е годы: советские корейцы — жертвы «Большого террора» // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. К 70-летию начала «Большого террора». Материалы III Всероссийской научной конференции. Краснодар, 2006; Чернолуцка Е.Н. Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920–1950е годы. Владивосток, 2011; Кропачев С.А., Кринко Е.Ф. Потери населения СССР в 1937–1945 гг.: масштабы и формы. Отечественная историография. Москва, Берлин, 2019.

40. Некоторые корейские «красные партизаны» — перебежчики из Китая, перешедшие через советскую границу уже после полной зачистки Дальневосточного края от корейцев, в феврале и мае 1939 гг., были арестованы, но потом освобождены за «недоказанностью обвинения». См. например: Кин Ли Ун, Кин Сю Мири, Кин Ни До, Ли Си Чун, переходившие через границу в районе Хингана 13 мая 1939 г., были «из-под стражи освобождены» и их дела (по ст.58. п. 6) «были прекращены». Книга памяти Хабаровского края. URL:  >>>> ; >>>> %D0%BD_(1871).

41. Чернолуцкая Е.Н. Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920–1950е гг. Гл. 3. п. 3.3.3. Массовые операции по арестам китайцев (декабрь 1937 — март 1938 г.). С. 258, п. 3.3.4. Депортация китайцев 1938 г. С. 262. Владивосток, 2011.
23 В ходе депортации корейцев осенью 1937 г. практически все «перебежчики из Китая» (корейцы по этнической принадлежности) были отправлены в Казахстан и Узбекистан в последних эшелонах, в которых вывозили корейцев, остававшихся на рыбных промыслах Камчатки и золотых приисках Восточной Сибири. Вынужденное «путешествие» «перебежчиков из Китая» началось в конце ноября 1937 г. — начале января 1938, а пик полутора-двухмесячного переезда пришелся на самые холодные зимние месяцы. Так, в Кустанайскую область одну группу «перебежчиков из Китая» численностью не менее 20–30 человек, сопровождаемых сотрудниками НКВД, привезли не ранее середины февраля 1938 г.
24

Судьбы корейских перебежчиков, переселенных в кустанайскую область

25

Протоколы кустанайских допросов перебежчиков из Китая отражают основные вехи их жизненного пути, начавшегося на Дальнем Востоке и окончившегося в Кустанайской области42. В протоколах записаны признания всех арестованных Кустанае в 1938 г. перебежчиков в том, что они были завербованы японской разведкой и признаются в шпионаже против СССР в пользу Японии. Перебежчиков арестовывали не только после завершения депортации, но и в течение 2–6 месяцев после распределения депортированных корейцев на новые места жительства и работы в Кустанайской области. Всего в Кустанае в 1937–1938 гг. были арестованы 105 корейцев — мужчин-глав семей и одиночек. Это были 15 человек административно высланных, 22 находившихся в Манзовке перебежчика из Китая, считая 1 умершего в кустанайской больнице до ареста, и еще 68 мужчин — глав депортированных семей и одиночек, выселенных из ДВК по постановлению 1937 года. Из 105 арестованных корейцев 85 человек были расстреляны; из них 75 человек были осуждены как японские шпионы и расстреляны в октябре 1938 г. (Подсчитано нами по архивно — следственным делам всех арестованных и осужденных в Кустанае в 1937–1938 гг. корейцев, переселенных с советского Дальнего Востока в Кустанайскую область, включая административно высланных в 1936 г., а также по сведениям сайта МВД Республики Казахстан)43. Все они были впоследствии реабилитированы.

42. Фамилии, имена арестованных в Кустанайской области корейцев — перебежчиков даны в Приложении.

43. Министерство внутренних дел Республики Казахстан. URL: http://mvd.gov.kz/portal/page/portal/mvd/MVD/Memorial/mem_search?_piref133_38663114_133_30566945_30566945.__ora_navigValues= (дата обращения: 20.01.2020).
26 Одни из них признавали себя японскими шпионами уже на первом допросе, некоторые шли на самообвинение после нескольких допросов, но в течение максимум 2–3 месяцев кустанайские следователи получали желательные им «признания» обвиняемых, чего ранее не могли добиться следователи на Дальнем Востоке. Местные следователи применяли к перебежчикам жестокие способы ведения следствия, такие же, как и ко всем репрессированным в годы «большого террора» — «поголовное избиение арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, длительное лишение сна, содержание арестованных в раздетом виде в холодном карцере и многое другое»44.
44. Рыбаковский Л.Л. Политический террор 1937–1938 гг. (К 75летию сталинских репрессий в СССР). М., 2013. С. 145.
27 Есть прямое свидетельство очевидца подобной практики в Кустанайском УНКВД. Методы допросов в кустанайской тюрьме откровенно изложены в документе под названием «Выписка из рапорта сотрудника УГБ УНКВД по Кустанайской области ст. лейтенанта ГБ Дворкина тов. Блинову». В этой выписке, в частности, написано: «4. Ведение следствия по шпионажу было крайне упрощенным. Следствие не интересовалось истинным положением вещей, лишь бы подследственный сознался.…Особенно упрощенно велось следствие по корейцам, как-то: брались несколько человек из камеры, где сидели на конвейере без пищи примерно 5 суток, после чего (они) давали показания, их отпускали в камеру и тогда брали на допрос остальных, которые тут же сознавались. Мне самому в сутки приходилось оформлять по пять шпионских дел. Конечно, правдивость этих показаний вызывала большие сомнения (л.45), ибо ни один факт из показаний никогда не проверялся (л.46) — даты под рапортом нет» (архивное дело № 7–08)»45. В момент написания рапорта Дворкин был начальником следственной тюрьмы; подлинник рапорта хранится в архивно-следственном деле № 47350 по обвинению Павлова, в УАО КГБ при СМ КазССР.
45. Архивно-следственное дело № 47350 по обвинению Павлова УАО КГБ при СМ КазССР, л. 45, 46.
28 Примеры пыток из других архивно-следственных дел: обвиняемый за принадлежность к шпионско-вредительской организации бывший председатель колхоза 5 Декабрь Кустанайского района ХёнТай Николай Васильевич (1899 г.р.) был допрошен 12 раз за период с 5 ноября 1938 г. по 23 января 1939 г. На судебном заседании ХёнТай Н.В. сказал: «Следователь мне говорил, пока я не дам нужных показаний, он будет издеваться надо мной… Следователь Королёв избивал меня, вынуждая этим у меня показания» (Выписки Тена В.А. из следств. дела ХёнТай Николая Васильевича (1899 г.р., Корея), арест. 2 ноября 1938 г. в пос. Красный партизан Кустанайской области по обвинению в принадлежности к шпионско-вредительской организации в архивном отделе Управления КГБ КазССР по Кустанайской области, лл. 309–310). На суде 13/VI — 39 г. ХёнТай снова повторил, что «на предварительном следствии у меня вынуждали давать показания и когда я отказывался дать показания о моей якобы принадлежности к шпионско-вредительской организации, то следователь не давал мне по нескольку дней пищи и отдыха и я вынужден был подписать вымышленные показания» (Там же, л. 310). Свидетель Ким Дяюр говорил на суде: «При допросе ко мне применяли непрерывный метод следствия (конвейер)… следователь сам написал протокол и предложил мне его подписать. Я отказался, и тогда следователь с револьвером в руке угрожал стрелять, говоря: «Убить собаку жалко, а тебя ничего не стоит». Так продолжалось две ночи и в другое время обливали мою голову водой и душили. Я не выдержал такой допрос и подписал протокол не зная, что там написано. На конвейере я стоял на ногах 6–7 суток…» (Там же, л. 330). Примерно то же самое говорил и другой свидетель Ким Михаил П.: «в камере мне арестованные рассказывали, что существует непрерывный метод следствия (конвейер), его никто не выдерживал и не выдержит, а поэтому отказываться бесполезно.… что укажет следователь, а ты должен подтвердить.… я был вынужден показывать ложные показания Я не представляя никакого отчёта (так в тексте. — Авторы). подписал протокол. Поэтому мои показания ложные и ничем не обоснованы» (Там же, Выписки Тена В.А из сл. д. ХёнТай Н.В., архив УКГБ по Кустанайской области, л. 331)46.
46. В других случаях также использовался метод «конвейер»: обвиняемого Цой ДюСена (1908 г.р.) по ст. 58. П. 1а. допрашивали 12 раз, начиная с 31 октября 1938 г. и до начала февраля 1939 г., главным образом до глубокой ночи, в том числе 9 подряд допросов с 7го по 15 декабря; требуемые следователем признания в участии в фракционной борьбе в корейском комдвижении Цой дал после 5го допроса (л.30), но признаваться в шпионаже против СССР не стал. В результате Цой ДюCен, начавший работать учителем в Фёдоровской школе, 25 марта 1939 г. был освобожден «за недостаточностью улик» (Архив УКГБ по Кустанайской области, арх. дело № 01412, лл. 4–58).
29 Описанные выше «методы дознания» объясняют быстроту «признаний» в шпионаже и контрреволюционной деятельности корейских «перебежчиков из Китая», сделанных ими на допросах в кустанайской тюрьме. Так, составленные следователями протоколы допросов большинства перебежчиков показывают, что признали себя японскими агентами уже в начале первого допроса три человека, к концу первого допроса — десять человек, на втором допросе — три человека, на третьем — 1 человек; но один из депортированных корейцев выдержал 19 допросов в течение 3х месяцев.
30 Среди арестованных и осужденных в Кустанае корейцев—перебежчиков из Китая можно условно выделить две группы. К первой группе относятся перебежавшие из Китая антияпонские, или «красные», партизаны. Вторую группу составляют перебежчики, которые не участвовали в антияпонском партизанском движении (см. Приложение). Ниже излагаются биографические сведения демографического и социального характера, содержавшиеся в Анкетах арестованного и Протоколах допросов корейцев — «перебежчиков из Китая» 1935–1937 гг. В совокупности эти данные позволяют составить социально-демографический портрет корейских иммигрантов в Маньчжурии, включая участников антияпонского сопротивления середины 30х годов. Отметим, среди кустанайских жертв «ежовщины» из числа перебежчиков не было женщин, хотя многие перебежчики были женаты и депортированы вместе с членами своих семей. Жен осужденных корейцев, тем более перебежчиков, не приравнивали к членам семей изменников родины — ЧСИР. Для ЧСИР были отдельные зоны и лагеря. Никто из жен корейцев, арестованных в Кустанае, осужденных и казненных в 1938 г., не был арестован или судим.
31 Большинство оказавшихся в Кустанае корейцев-перебежчиков назвались «китайскими подданными» — 7 человек и «гражданами Китая» — 4 человека; гражданами СССР — 2 человека; подданными Маньчжоуго — 3 человека; без гражданства — 3 человека; гражданство 2х человек не установлено. Среди «перебежчиков — красных партизан» были четверо «китайских подданных» и четверо «граждан Китая»; двое «граждан СССР»; один «подданный Маньчжоу-го»; без гражданства — 1 человек. Гражданство одного человека из группы «красных партизан» не установлено, но он назвался «подданным СССР». Среди «перебежчиков — не партизан» трое сказали о себе, что они «подданные Китая»; двое — подданные Маньчжоуго; «без гражданства» — 2 человека. Один из перебежчиков был, вероятно, контрабандистом, но при аресте назвал себя «гражданином СССР». Большинство перебежчиков из Китая были представителями беднейших слоев крестьянства (64%), малограмотными (50%) или вообще безграмотными (14%), не владеющие русским языком (90%). До перехода в СССР более половины из обозначенной нами группы были бойцами антияпонского движения. В целом они были достаточно молоды на момент ареста: (82% мужчин в возрасте до 35 лет); самому молодому из них Ли СуИру было всего 18 лет. Только двое из задержанных обозначили свою партийную принадлежность — являлись членами компартии Китая, один — китайского комсомола, 38% были беспартийные, у половины в анкетах отсутствовали данные о партийной принадлежности.
32 Всем перебежчикам было предъявлено обвинение по ст. 58 п. 6 УК РСФСР и они были приговорены к высшей мере наказания (расстрелу) за шпионаж в пользу Японии. Был расстрелян 21 арестованный перебежчик из Китая, один перебежчик умер в кустанайской больнице вскоре прибытия, еще до начала арестов. Судя по имеющимся в делах выпискам из Актов об исполнении приговоров (или отметках на постановлении о приговоре), расстрелы производились 8го или 15го октября 1938 г.47. В течение трех периодов реабилитации жертв политических репрессий: начала 1950х годов, первой половины 1960х годов и с 1989 по 2000е годы были реабилитированы практически все перебежчики из Китая 1935–1938 г., казненные в Кустанае.
47. Общая численность корейцев, депортированных из Дальневосточного края в Кустанайскую область в 1937–1938 гг., может быть определена в 4850 человек (цифра взята как средняя из данных разных источников). Из них были арестованы и судимы 100 корейцев, из них были освобождены 10 человек «за недостаточностью доказательств». Были арестованы и осуждены 90 человек, из них 7 человек приговорены к ИТЛ сроком от 3 до 10 лет. Число расстрелянных — 83 человека, из них 61 человек за шпионаж в пользу Японии согласно ст. 58.п.6. УК РСФСР. Доля корейцев — жертв политических репрессий 1937–1938 гг. в Кустанайской области в числе арестованных и осужденных составила: 90: 100 = 0, 9, или 90%, а доля погибших среди осужденных равняется: 83: 90 x 100% = 92, 2%. По этому показателю российские корейцы входят в тройку—пятерку национальностей СССР, наиболее пострадавших от этнических чисток 1930–1940—х годов. Так, по подсчетам Л.Л. Рыбаковского в 1937–1938 гг. доля приговоренных к высшей мере в общем числе всех осужденных иностранцев «составила 78.7%, причем среди поляков, немцев, эстонцев, финнов, литовцев и греков — даже 81–82%». URL: http://rybakovsky.ru/demografia5a8.html.
33

Заключение

34 Судьбы корейских иммигрантов середины 1930х годов из Китая в СССР сложились трагически. В данной статье на основе ранее не публиковавшихся архивно-следственных дел Кустанайского УНКВД мы рассмотрели частный случай того, как расправлялись в годы «большого террора» с обвиненными в японском шпионаже корейскими перебежчиками. Хотя в целом история корейских иммигрантов из Маньчжурии повторяет широко распространенную в отношении «антисоветских элементов» в 1937–1938 гг. практику репрессий, физической расправы, но есть и определенные отличия. Как было показано выше, появление корейских иммигрантов из Маньчжурии в СССР было следствием международной конфигурации, сложившейся на Дальнем Востоке во второй половине 1930х годов, а также культурно-исторических связей между Россией и Кореей. Не будучи гражданами СССР (за редким исключением), корейские перебежчики из Маньчжурии неожиданно для себя попали в жернова массовой операции НКВД по выявлению японских шпионов, обусловленной как внутриполитическими факторами, так и внешней угрозой, исходящей со стороны Японии после ее вторжения в Китай. Реабилитация почти всех, за исключением 1–2 человек, корейских перебежчиков, расстрелянных в 1938 г. в Кустанае, доказала, что они оказались жертвами тотального террора, применяемого как к «своим», так и к «чужим» в СССР. В то же время нельзя не учесть факт вынужденной миграции корейцев, причина которой заключалась в агрессивной политике Японии, сначала аннексировавшей Корею (1910), а затем приступившей к реализации плана по созданию Великой восточноазиатской сферы сопроцветания, что обернулось глобальным военным конфликтом. Таким образом, в истории корейских иммигрантов, бежавших в СССР, очевидно, прослеживается международный фактор, трагически предопределивший их судьбы на советской территории в условиях шпиономании второй половины 1930х годов.
35

Приложение

36 Фамилии и имена корейских перебежчиков из Китая, расстрелянных в г. Кустанай (Казахстан) в 1938 г. и номера их архивно-следственных дел в архиве УКГБ при Совете министров Казахской СССР по Кустанайской области (по состоянию на 1990 год). Корейские имена записаны так, как указано в архивных документах.
Группа «красных партизан» Г. Р. Перебежчики, не участвовавшие в антияпонском движении в Китае Г. Р.
1. Ким Хван Дин 1906 Пак Дюгон 1911
2. Когай Енсу 1910 Ким Черсу 1905
3. Ли Чин-тин (Ли Чун-тай) 1900 Ким Хобом (Хобен) 1918
4. Цой Хен-Шун 1900 Пак Ха Ун 1907
5. Пэ Кён-юр (Пэй Кён-юр) 1907 Ли Су — Ир (иль) 1919
6. Ким Сын-Чик 1910 Ан Хосек 1914
7. Кан Ен-чер 1916 Пак Пён Себ 1903
8. Пак Чи-ён 1917 Цой Чи Хан (Цой Чи-хон) 1889
9. Цой Кен 1894
10. Цой Енг-Вон 1916
11. Тек (Тен) Донгу 1911
12. Хван Сек Ха (Хван Сек Хак) 1915
13. Ли Сен-Лим н/д
14. Ногай Леонтий Митрофанович 1915

Библиография

1. АВПРФ. Ф. 0146. Оп. 7. П. 108. Д. 14. Л. 110.

2. Архив Управления КГБ по Кустанайской области. Архивное дело Пак Чи-ена № 01983, л. 7.

3. Бугай Н.Ф. Китайцы в СССР и России: политика двух стандартов (1920–1940 е гг.). Историческая и социально-образовательная мысль. 2016. Том 8, № ½, С. 52–66.

4. Бугай Н.Ф. Трагические события не должны повториться // Актуальные проблемы российского востоковедения. М., 1994.

5. Бэ Ын Гиёнг. Советские корейцы в 20–30 е годы ХХ века. Автореф. дисс. канд. ист. н. М., 1998.

6. ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941.

7. Всесоюзная перепись населения 1937 года: Общие итоги. Сборник документов и материалов. М., 2007.

8. Гайкин В.А. Антияпонское сопротивление в Юго-Восточной Маньчжурии (1937–1941) // Россия и АТР. 2010. № 2.

9. Гайкин В.А.Антияпонская борьба корейских партизан в Маньчжоу-го (начальный этап) // АТР и Россия, 2012. № 2.

10. Гайкин В.А. Японская интервенция на Дальний Восток России (1918–1922) и антияпонская борьба в Маньчжурии // Россия и АТР, 2012.

11. ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 48. Л. 183.

12. Ким Г.Н. «История иммиграции корейцев. Вторая половина XIX в. — 1945». Алматы, 1999.

13. Конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией от 20 января 1925 г.

14. Корейцы на Российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.). Документы и материалы. Владивосток, 2004. Кошкин А. Об истории японской интервенции на Дальнем Востоке и Сибири. URL: regnum.ru/news/polit/2425353.html.

15. Кропачев С.А., Кринко Е.Ф. Потери населения СССР в 1937–1945 гг.: масштабы и формы. Отечественная историография. Москва, Берлин, 2019.

16. Курбанов С.О. История Кореи с древности до начала XXI века. СПб., 2009. С. 378.

17. Ли Вл.Ф. Россия и Корея в геополитике евразийского Востока (ХХ век). М., 2000.

18. Лыкова Е.Н. «Корейский вопрос» в аграрной политике советского государства на Дальнем Востоке в 1920–1930 е годы // Известия Восточного института, 2016/1(29).

19. Мильбах В.С. Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (Краснознаменный Дальневосточный фронт). Политические репрессии командно-начальствующего состава, 1937–1938 гг. СПб, 2007.

20. Пак Б.Д. Корейцы в Советской России (1917 — конец 1930 х годов). Москва — Иркутск, 1995.

21. Пан Бён Юль. Национально-освободительное движение Кореи и российский Дальний Восток (1905–1910 гг.). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/natsionalno-osvoboditelnoe-dvizhenie-korei-i-rossiyskiy-dalniy-vostok-1905–1910-gg.

22. Протокол № 52 Решение Политбюро ЦК ВКП (б) за 1 августа — 9 сентября 1937 г. // ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941. ВКП (б), Коминтерн и Корея. 1918–1941. М., 2007.

23. РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 115. Л. 16.

24. Рыбаковский Л.Л. Политический террор 1937–1938 гг. (К 75 летию сталинских репрессий в СССР). М., 2013.

25. Системная история международных отношений в двух томах. Т. 1. М., 2007.

26. Славинский Б.Н. СССР и Япония — на пути к войне: дипломатическая история. 1937–1945 гг. М., 1999.

27. Сон Ж.Г. 1920–1930 е годы: советские корейцы — жертвы «Большого террора» // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. К 70 летию начала «Большого террора». Материалы III Всероссийской научной конференции. Краснодар, 2006.

28. Сон Ж.Г. Российские корейцы: всесилие власти и бесправие этнической общности 1920–1930. М., 2013.

29. Черепанов К.В. Между Китаем и Японией. Дальневосточная стратегия СССР в 1931–1941 гг. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 4(16).

30. Чернолуцкая Е.Н. Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920–1950 е годы. Владивосток, 2011.

31. Югай Г.А. Жизнь и судьба репрессированных корейцев в СССР и их потомков. Алматы, 2007.

32. Gelb Michael. An Early Soviet Ethnic Deportation: The Far-Eastern Koreans // The Russian Review, Vol. 54, No. 3. (July, 1995).

33. Haruki Wada. Koreans in the Soviet Far East, 1917–1937 // Koreans in the Soviet Union /Editor Sooh Dae-Suk, Honolulu, 1987, p. 50.

34. Hidesuke Kimura. Korean Minorities in Soviet Central Asia and Kazakhstan // Koreans in the Soviet Union. Edited by Dae-Sook SUH. Honolulu, 1987.

35. Lee Ki-baik. A New History of Korea. Cambridge, 1987.

36. Nahm Andrew C. Korea: Tradition and Transformation. A History of the Korean People. Seoul, 1988.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести